«Я провожал отъезжающих…» (часть 2)

Рассказанный выше случай с отцом Памвой произошел уже тогда, когда бомбили сам монастырь. В начале войны, в декабре, редкий день обходился без воздушной тревоги, однако до монастыря доносился лишь отдаленный грохот взрывов. А начиная с января объектом бомбардировок стал непосредственно сам монастырь и его окрестности. Особенно врезались в память бомбардировки 24 и 25 января.

Во время братской трапезы 29 января игумен Харитон обратился к инокам со следующим словом:

«Отцы святии и братия! Часы и минуты ожидания налёта и связанной с ними опасности даны нам свыше. Нам должно уразуметь их значение. Ночной неожиданный налёт, желающий разрушить наше земное существование, есть образ и подготовка неожиданного для нас всех прихода Господа нашего Спасителя, грядущего судить живых и мертвых, бодрствующих и спящих.

И если наша душа действительно обручилась Господу обручением крепкой веры, любви к Нему, надеждой на Него, то она не испугается приближения земного конца и покорно выйдет на встречу Спасителю. Всякая опасность для нашей земной жизни – есть стук самого господа в нашу сердечную дверь.

Я не знаю, с какими чувствами каждый из нас, побуждаемый «тревогой», входит в храм, как более безопасное убежище от налетов. Было бы утешительно, если бы вы входили туда не с боязнью, а с молитвенной покорностью воле Всевышнего. Не воспринимайте противосамолетной «Тревоги» слишком материально. Голос «Тревоги» этой желает спасти не только наше тело, но и нашу душу. Наше убежище – это храм, он является и прибежищем к Богу».

В это время загудела снова «Тревога» и трапезная опустела. Мы снова в храме и Настоятель продолжал свое слово:

«Христианин не убегает. Христианин прибегает к Богу, прячась в обителях Божьего духа… В минуты горестного унынья, страха, слабости духа в эти страшные месяцы всякий может прибегнуть к этому храму, нашему последнему земному прибежищу. Здесь наше единение, здесь наше укрепление, здесь наше очищение и утешение».

***

Наибольшему разрушению монастырь подвергся во время бомбардировок 2 и 4 февраля. Последний из упомянутых дней стал последним днем монастыря. К вечеру этого дня, когда бомбардировка завершилась, монастырь был объят огнем. Горело крыло главного монастырского корпуса, где размещалась больница, и огонь грозил перекинуться на ризницу и библиотеку.

О том, чтобы погасить пожар, нечего было и думать, так как водопроводный дом был разрушен еще раньше. Нужно было предпринимать срочные меры для спасения ризницы. Более молодым братиям удалось спасти церковную утварь, облачения и прочее. Всё снесли в церковь, где находились остальные братия, потрясённые ужасами разрушений.

Теперь решалась судьба ценной, насчитывающей 29 тысяч томов библиотеки монастыря. Для её спасения не было ни сил, ни времени, поскольку огонь уже полыхал над библиотекой, в комнате на втором этаже, где прежде хранились только что спасенные монастырские ценности.

Что же будет с библиотекой? Кто-то будто знал, что игумен Дамаскин, возводивший здание, дальновидно сделал нижний этаж огнеупорным. Не оставалось ничего другого, как напряженно ждать, имел ли этот факт действительно место. Оказалось, имел. Библиотека сохранилась, в то время как верхний этаж сгорел.

Пришлось пережить и еще один напряжённый момент. Охваченный огнем верхний этаж корпуса соединялся сводчатой галереей с собором. Думали уже, что придётся ее взорвать. Этого все же не успели сделать, а огонь, ко всеобщему облегчению, не перебросился на галерею, и таким образом, не угрожал непосредственно собору. Во время бомбардировки несколько зажигательных бомб попало в собор, но пожар удалось предотвратить.

Количество бомб, упавших на монастырский двор и на здания, наверное, никто не считал, но и на этот раз прочные стены собора защитили братию от опасности осколков. Всего лишь в нескольких метрах от главного входа в собор упала предназначенная, по-видимому, для разрушения церкви бомба. Её попадание в цель имело бы роковые последствия.

***

К ночи, потрясенных событиями старцев удалось перевезти в Лахденпохью, откуда затем их путь лежал в Каннонкоски. Перед покидающими монастырь предстала жуткая картина: жемчужина Ладоги, видом которой привыкли восхищаться, осталась теперь позади дымящейся и время от времени выбрасывающей высоко вверх языки пламени.

После отъезда братии нас осталось в монастыре пять человек: оба военных пастора, капитан парохода «Сергий» монах Ираклий, которого называли ладожским медведем, иеромонах Симфориан и мирянин, инженер Владимир Кудрявцев. Перед нами стояла задача укрыть в надежном от бомбардировок и огня месте монастырские ценности.

Церковную утварь, облачения, а также частично библиотеку мы перенесли в подвал нижнего храма собора. Все вещи пришлось опускать через узкий люк подвала. В этом не обогреваемом подвале, несмотря на властвующий на улице мороз, мы затем ночевали, так как там были не слышны кружащие по-прежнему ночами над монастырем самолеты. Если бомба попала бы в собор, этот подвал был бы для нас готовой могилой.

***

Наступило 13 марта и необыкновенное ощущение: беспрерывный грохот, доносившийся с линии фронта, прекратился, его сменила первозданная тишина. Наступил мир, но приходилось покидать Валаам. На эвакуацию монастыря осталось лишь несколько дней.

По приказу полковник Ярвинена вначале эвакуировались наиболее ценные произведения искусства, которые посылались в краеведческий музей в Рауталампи, другие ценности находились в упомянутом помещении под собором, откуда их было непросто достать. Капитан Лойкканен предоставил в наше распоряжение солдат, которые сидя на корточках, доставали и по цепочке передавали вещи, спрятанные под собором.

Армейские грузовые машины вслед за военным оборудованием перевозили по ладожскому льду в Лахденпохья и монастырское имущество. Не было времени для тщательной упаковки. Безжалостно пользуясь топором, освобождали иконы от рам, иконы одного размера гвоздями прибивали друг к другу.

Большую часть библиотеки удалось вывезти, запихнув книги в мешки из-под картошки, которых к счастью оказалось много на монастырском складе. Удалось взять с собой все иконы нижней церкви и некоторые иконы верхней, а также небольшие колокола и другое имущество. По предложению архиепископа мы забрали мощи из-под алтарных престолов практически из всех скитских церквей, а из ближайших — некоторые иконы и колокола.

Последний день старого Валаама наступил, когда утром 18 марта мы, последние из братии, покинули стены монастыря.

В память об этом 16-тонный главный колокол ударил 12 раз...

***

Об авторе:

В миру архиепископа Павла звали Георгий Алвович Гусев.

Родился он в 1914 г. в Петербурге в семье с карельскими корнями. Когда ему было пять лет, семья перебралась в Выборг и сменила фамилию на Олмари, чтобы ассоциироваться с финнами. Георгий стал Юрьё.

Юрьё Олмари стоял во главе студенческого хора, регентовал в православном соборе и переводил церковные песнопения на финский язык.

В годы учёбы Юрьё часто бывал в Валаамском монастыре, который стал его духовным пристанищем на многие годы. В 1938 г. его постригли в монахи с именем Павел. Среди его монастырских послушаний были: руководство хором послушников, преподавание в школе, перевод книг для богослужения, публикация статей в журнале «Подвижник».

Во время советско-финской войны отец Павел помогал эвакуировать Валаамский монастырь в Финляндию, нёс священническое служение в Олонецком районе, в лагере для военнопленных.

В 1955 г. архимандрит Павел был поставлен в викарного епископа Йоэнсуусского. Через пять лет он стал архиепископом Карельским и всей Финляндии.

Архиепископ Павел написал книгу «Как мы веруем» об особенностях православной веры, «Пир Веры» о важности Божественной Литургии, музыкальные сборники и переводы.

В 1967 г. архиепископ Павел получил степень доктора богословия.

В 1988 г. он отошёл ко Господу.

Источник:

VALAMO ja sen sanoma. Helsinki, 1982.- С. 274-280. Перевод с финского.

Использованы материалы Финского военного фотоархива SA-kuva

---