Попытка «церковной революции» в Валаамском монастыре весной 1917 г.

Статья охватывает события в Валаамском монастыре весной 1917 г. Автор анализирует отношение братства к Февральской и Октябрьской революциям в России, рассказывает о попытке нескольких монахов устроить «церковную революцию» в монастыре и о том, как монастырское правление и братство справились с этой ситуацией и каким образом она отразилась на будущей жизни обители.

К началу ХХ в. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь Православной Российской Церкви был одной из крупнейших в империи обителей, с образцовыми хозяйством и состоянием территории, своим корабельным флотом и капиталом в банке. Обитель имела 13 скитов, богатейшую ризницу, множество мастерских, ферму и производила впечатление настоящего монашеского государства. На 1900 г. в монастыре числились 191 монах и 572 послушника. Число монахов увеличивалось вплоть до Первой мировой войны. В начале 1913 г. в монастыре было 359 монахов и 562 послушника, вместе с трудниками это число превышало 1 000 человек [11, P. 39]. В начале Первой мировой войны из Валаамской обители были мобилизованы 264 послушника [3, Л. 6 об.]. Война отняла большинство способного к труду братства.

В 1917 г. в монастыре остались 510 человек братства: 92 священноинока, 38 иеродиаконов, 204 монаха, 25 схимонахов, 151 послушник. Плюс к этому еще 86 человек проживали на богомолье. В обители действовала больница на 45 коек со всем необходимым. Монастырь охотно помогал окрестным жителям и был одним из самых состоятельных. В 1917 г. за использование рыбных ловлей и аренду земли от финского правительства обитель получила 19 220 ф. м., в тот же год в монастырь поступило 28 550 руб. пожертвований [1, Л. 1-5 об.].

Согласно отчету в Духовную консисторию, новых послушников в монастырь в 1917 г. не поступало. Пострижений в монашество тоже не было, за исключением четырех постригов по болезни. В то же время, уже через год, 17 ноября 1918 г. в монашество были пострижены 29 послушников (возраста 33–53 лет), согласно их прошениям.

Как и многие в России, насельники монастыря верили в победу русского оружия в войне вплоть до падения императорского престола [6, С. 140]. Один из уважаемых братий иеромонах Памво (Игнатьев, 1877–1965) писал в своем дневнике: «Сегодня утром узнали страшную весть из газет, что государь император... отрекся от престола: Боже мой, как страшно стало за Родину» [9, С. 35]. Другой, не менее уважаемый валаамец, письмоводитель и летописец монах Иувиан (Красноперов, 1880–1957) писал: «6 марта 1917 г… получено грустное известие о совершившемся перевороте и отречении царя от престола. Первое впечатление… было ощущение сиротства, ибо Русь святая немыслима без царя!» [7, С. 141]. В монастыре, согласно распоряжению Синода, прекратилось молитвенное возглашение царя и царствовавшего дома. «Царские портреты повсюду были сняты и убраны. Все это было сделано из опасений репрессий со стороны Временного правительства» [7, С. 145]. Поспешная реакция на распоряжение Синода не говорила, однако, о нелюбви монахов к царю. Через год на панихиде по убиенном императоре многие из братий плакали [7, С. 151].

Возглавивший в 1918 г. обитель, а в 1917 г. еще наместник, иеромонах Павлин (Мешалкин) называл февральские события в России ни чем иным как «политическим переворотом». В отчете в Духовную консисторию о клеветнической статье о монастыре в петроградской газете «Живое слово» весной 1917 г. он писал, что «объявленная после государственного переворота» свобода слова и печати, превратно понята была разными «борзописцами» как «произвол и употреблялась во зло»^[1].

Тем не менее, несмотря на проявленную законопослушность и вынужденное признание Временного правительства, в монастыре не питали иллюзий насчет нового правительства, в душе сочувствовали потерявшему власть Государю и, как показало время, совершенно справедливо опасались за будущее России, любовь к которой также явно прослеживается во всех известных дневниковых записях иноков.

Время после февраля и до августа 1917 г., когда открылся первый после 200-летнего перерыва Поместный Собор Православной Российской Церкви, историки называют «церковной революцией». Ее основные черты – это крах синодальной системы, бунт низшего духовенства против иерархии, повсеместное введение выборного начала [8, С. 56]. Во многих епархиях сложилась оппозиция правящему архиерею, возникали комитеты во главе с местным духовенством. Выборы на всех инстанциях стали «важнейшим символом революционных процессов в Церкви» [8, С. 61]. Выбирали всех – настоятелей и настоятельниц, приходских священников, диаконов и псаломщиков. Но самыми главными, конечно, были выборы правящих архиереев.

Записки иеромонаха Харитона донесли до нас сведения о том, как процесс спонтанной «либерализации-демократизации», вспыхнувший в России накануне революции, повлиял на монастырскую жизнь. В этом описании легко можно увидеть сходство с основными предреволюционными событиями в столице.

– Революционные идеи проникли и в наш монастырь. Стали собираться какие-то партейки и что-то обсуждалось, – писал он. – …Итак, мы видим в обители грустную смуту, и она подготовлялась не вдруг, а разными легендами: будто у игумена работают темные силы, монастырем управляют три жида – игумен, казначей и эконом. И некоторые из братий, начитавшись газет революционного направления, стали повторять их лозунги и по отношению к обители, желая произвести переворот,... после чего, по их понятиям, “воссияет солнце свободы и спадут узы порабощения” [9, С. 40].

Сам архиепископ Сергий на епархиальном собрании в апреле 1917 г. дал разрешение местным клирикам, ратовавшим за либерализм, носить гражданскую одежду, и приложил все силы, чтобы убедить собравшихся хранить политический нейтралитет [10, P. 149]. Обстановка в Финляндии была напряженной – все ждали отделения от России.

1 мая 1917 г. общее собрание все же было проведено в монастыре. Согласно записям отца Харитона «низы», то есть младшая братия, требовали уравнения в правах с «верхами» – старшей братией и иеромонахами. Игумен Харитон описывал революционные настроения среди братства с долей благодушного скепсиса. Он считал выборы в обители далеким от сути монашеской жизни начинанием.

Цитата из дневника игумена Харитона:

Отец Наместник подошел к проблеме реформы монастырского правления издалека. Вначале он поднял вопрос о кусковой рыбе, которую предлагалось крошить в общий котел с прибавкою в 20 фунтов, на что священнослужители были согласны.

Он громко задал вопрос всему братству – довольно ли прибавлять рыбы ежедневно полпуда? С разных сторон донеслось – “Довольно!” Тогда наместник задал братству вопрос: “Не имеет ли кто-либо из вас что-либо сказать о каких-либо непорядках в обители? И не желаете ли, чтобы собор старшей братии был увеличен новыми выборными членами? На это уже есть и соизволение Владыки!”». «С мест раздалось: “Желаем, желаем!”» [9, С. 37].

В результате долгих пререканий сошлись на том, что в духовный собор при игумене следует ввести шесть новых членов – по двое от иеромонахов, диаконов и монахов. После этого с мест посыпались и другие требования – «чтобы эконом был поставлен выборный» (а им был тогда иеромонах Харитон), «чтобы создать выборную комиссию для ревизии денежных сумм в монастыре и на подворьях» и т. д. [9, С. 37]. Словом, «революция» набирала темп.

---

Материалы статьи можно скачать ниже.

Попытка «церковной революции» в Валаамском монастыре весной 1917 г. (.pdf).

Татьяна Ивановна Шевченко, старший научный сотрудник Отдела новейшей истории Русской Православной Церкви Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета, кандидат богословия, кандидат исторических наук, Москва.

VI Валаамские образовательные чтения (2017) «К столетию революции в России»: материалы конференции.