Немирович-Данченко В.И.

Василий Иванович Немирович-Данченко (старший брат одного из основателя МХАТа Владимира Ивановича) родился в Тифлисе в 1848 году в семье кадрового офицера. Детство провел на Кавказе в обстановке военно-походной жизни. Обучался в московском кадетском корпусе, еще с юности начал вести кочевой образ жизни в силу превратностей судьбы, много путешествовал, сначала по России, потом по Западной Европе. Немирович-Данченко автор многочисленных беллетристических произведений, демократических по направлению, не лишенных наблюдательности и живописности, но несколько поверхностных, начал печатался еще в ранней юности в 1860-х годах, на страницах мелких периодических изданий. Пройдя, тяжелую школу петербургских мытарств, он был, судим, лишен дворянских прав и сослан в 1869 году в Архангельск. Собирал статистический и этнографический материал о Севере. В 1876 году писатель посещает Валаам, и в 1881 году в свет вышла его книга "Крестьянское царство", в сокращенном варианте "Мужицкая обитель". Книга интересна описанием быта и деятельности монастыря во времена игумена Дамаскина. Однако следует сказать, что писатель смотрел на монастырь глазами светского человека, далеко отошедшего от веры отцов. Валаам того времени предстал перед писателем как целое царство труда и смекалки, кипучей деятельности. На Валааме можно было встретить любое ремесло: сапожное, токарное, портное, кузнечное, иконописное, была собственная фотографическая мастерская. Работали заводы: кирпичный, свечной, кожевенный, гончарный; в особых печах обжигали мрамор на известь, добывали скипидар. Однако это не тюрьма, не труд рабский и подневольный. Все работы в монастыре от легкого до самого тяжелого и грязного почетны и радостны, потому что совершаются за святое послушание, во славу Божию. Не понял писатель и внешнее сурового отца игумена Дамаскина. Это не"фанатик и деспот, подавляющий все живое", как увидел Немирович-Данченко, а любящий и заботливый Отец, глубоко почитаемый паломниками и братией монастыря. Внутренний облик отца Дамаскина ясно раскрывается в его завещании, прочитанном братии после его смерти: "… я всю жизнь любил Валаам - это святое место, место нашего обитания, любил каждого из вас и по мере моих сил и разумения, от всей души старался о процветании обители и о спасении и малого и большого ее сына; но я был человек грубый, простой, необразованный, -естественно, что искренняя, глубокая любовь к вам иногда и не находила себе приличных внешних выражений; молю, будьте ко мне снисходительны -простите!"

"Монахи - большие художники в понимании природы. На дальнем севере или в Крыму, все равно, выбрали красивейшие местности и на этих красивейших местностях заняли самые видные места. Это, разумеется, относится и к валаамским старцам. На их островах скиты и пустыни поставлены именно так, что не оторвешь взгляда. От этого здесь каждое, незначительное учреждение так сильно запечатлевается в памяти. Передо мною до сих пор, словно въявь, рисуются во всей своей красоте то сумрачные и дикие, то мягкие и идиллистические картины, окружающие Валаам". Живо и образно описывает писатель свое посещение Предтеческого скита и разговор с схимником отцом Иринеем(схимонахом Иоанном). " Скиты живут своим хозяйством. Обитель дает им только хлеба. Овощи скит должен производить сам. Кроме огорода у о. Иринея есть и другая излюбленная работа. Он плетет тонкие осиновые короба, сшитые черемховым лыком, мебель из ветвей.

- Посылаем в обитель, там продают во славу Божию, должно быть.

- Деньги за проданное кому же, вам?

- Нам деньги? Зачем нам деньги? у нас и в обители монах денег не видит. Кому я возьму деньги? Я и забыл о них, понятия теперь не имею, какие они… Наш скит -постный скит. Оттого и Иоанновым назван, чтобы постным быть.

Пустынь, ее площадку, храм и сад со всех сторон мрачною стеною обступили темные ели. Насупились и словно что сторожат здесь.

- Мрачно у вас. Скудно.

- С Богом и в лесу жизнь, а без Бога и в раю соскучишься. (…) Вот пойдемте, покажу я вам красоту неописанную. Картину такую, какую земным художникам не написать. Небесный художник ее рисовал.

Вышли из пустыньки. Вдруг леса и скалы, до сих пор застилавшие даль, раздвинулись. Обрыв вниз. Мы стоим на карнизе. Пред нами безбрежный простор Ладоги, появившийся неожиданно, точно по мановению волшебного жезла. Ели шумят далеко внизу, маленькими кажутся с этой высоты! (…) Вон внизу, неведомо как, прицепившись к отвесу, держится, громадная сосна. Лес шумит у нас под ногами, вода бьется в берега и точно серебряная нитка окаймила их едва заметная отсюда пена прибоя. Удивительное спокойствие веяло на душу. И не одно спокойствие - горе забывалось, прощалось всем, примирение казалось так легко!"

Валаамский монастырь 2001 г.