На положении "трудника-кафтанника"

Жадно стремлюсь я поскорее окунуться в глубину монашеской жизни. Пробуждается со дна души давно залегшее в ней чувство преклонения пред монашеством вообще. Но где же и как оно здесь проявляется, и как к нему прикоснуться? Велю будить себя со всеми вместе, в два с половиной часа утра. Иду прямо в церковь и потом выстаиваю все службы — 8 часов молитвы ежедневно. Что-то есть в этом всепоглощающее. Точно жернов мелет свой дух в течение восьми часов каждый день. Одно из двух: или ты не выдержишь и сбежишь, или выдержишь — и тогда и ты приобщишься к исполинам духа. Да, основу монашеской жизни составляют богослужения и непременно продолжительные. Пусть не каждый день их посещают, но если ты пришел, то знай, что уйдешь только после того, как перемелешься в жернове молитвы, перемелешься, сделаешься мягче и познаешь на всю жизнь силу монастырского богослужения. Есть в этой уставности службы что-то настоящее, вековое, непоколебимое, как в гипсовый корсет вставляют больную, расслабленную спину, так закаляется твой дух в уставной молитве.

После утрени — литургия и сразу обед, в 10 часов утра. Молились вместе, значит, и кушать вместе, и меня приглашают в общую трапезную с монахами. «Что есть красно и что добро?» — вопрошает пророк Давид. «Еже жити, братие, вкупе», — отвечает он же. Да, приятна эта общая трапеза, как непреложная любовь. Трапезовал Авраам с тремя ангелами, трапезовал Христос с учениками на Тайной Вечери и обещал трапезовать вместе в Царствии Небесном на брачном пире Агнца. Вечеря любви и Евхаристия — высшая любовь — причастие Бога с человеками и человека с Богом. Посему и трапеза монастырская — вечеря любви, заклание тельца, упитанного для блудного сына. Сколько мною было пережито и впоследствии за этими братскими трапезами, мною, блудным сыном, удостоенным такой несказанной милости. «Сколько тысяч людей сидело здесь, на этом месте, — думал я, — достойнее меня. Их трудами, потом и кровью воздвигнуты эти палаты. По камешку собирала матушка-Русь, по копейке несла, последнее отдавала, и вот это приют для тебя — изгнанника, теплая любовь отцов и матерей, с миру по нитке — голому рубашка. В эту рубаху — брачную одежду — и облекают тебя твои отцы. Помни же, где ты сидишь, чей хлеб жуешь, и подумай, как бы умножить его, а не уменьшить».

И загорелось желание поработать в монастыре. Иду к игумену, прошу позволения остаться при монастыре. Тянет и в монашество, но еще не решаюсь; не жаль с миром расстаться, а жаль его бросить — спасать надо. Не могу еще отказаться и от своего миссионерства. «Ну что же, поживите, поработайте». И мне дается кафтан, и поступаю я в разряд трудников. Только одна привилегия мне — жить разрешено на гостинице бесплатно, другие трудники в конюшенном доме. Столование бесплатное, но за отдельным от монахов столом, с рабочими. Работа — дрова пилить, сдельно за небольшую плату. Больше десяти марок в день я не вырабатывал.

А тогда пронеслась над Валаамом большая буря и повалила целые десятины леса, так как растет он на очень неглубокой почве, почти прямо на «луде», на камнях. Потом продали весь этот лес за десять миллионов финских марок. И стал монастырь опять богатым, после того как все его сбережения пропали во время революции. Во время голода в восемнадцатом году валаамцев спас огромный урожай яблок в их садах. Меняли на хлеб. Но много монахов — более пятисот человек — должны были совсем оставить монастырь из-за голода. Так постепенно обезлюдел этот когда-то один из самых многонаселенных монастырей на Руси. В великую войну взяли несколько сот на фронт. До войны было около тысячи двухсот монахов и послушников. А в 1925 году, когда я впервые приехал на Валаам, оставалось 450 человек, и все старые годами.

Рубил я лес и пилил в течение полутора месяцев и совершенно выбился из сил. Дело непривычное, физическим трудом раньше много не занимался, а тут еще не хотелось и от службы отказаться. По-прежнему ходил ко всем богослужениям. И получалось восемь часов работы и восемь часов молитвы в день. Пришлось просить другую работу. Назначили на молотилку. Там было легче.

Познакомился с монастырским хозяйством: сто десятин пахотной земли и очень много лугов. Работали тогда главным образом наемные рабочие. Прежде было много бесплатных трудников. Среди православного карельского населения, живущего на берегах Ладожского озера в Финляндии в количестве шестидесяти тысяч человек, был старинный обычай, чтобы молодые люди, прежде чем жениться, поработали бы на Валааме в течение одного года. Девицы и замуж не хотели выходить за не прошедшего монастырского искуса. Осенью, по окончании полевых работ, приезжали на баржах со всех сторон Ладоги эти молодые парни в сопровождении их матерей и отцов. С плачем расставались родители со своими детьми. А на другую осень увозили их счастливые и довольные. Как бы какой клад или приданое увозили с собой родители в лице своих сыновей, вышколенных и просвещенных светом Христовым. Трудники должны были присутствовать на всех воскресных и праздничных службах. Нелегко было выстаивать длинные службы, но и результат получался блестящий. Закал духа на всю жизнь. Так Валаам незаметно являлся великой школой, светильником в темном месте для окружающего православного населения, живущего среди остального протестантского финского народа.

В 1925 году на Валааме было около ста человек наемных рабочих, так как нужно было разрабатывать лес. Старые монахи работали только в мастерских да на сенокосах и на картофельных плантациях. Лошадей своих было уже немного, а раньше доходило до сотни. Коров оставалось еще голов пятьдесят. Было заведено образцовое молочное хозяйство под руководством специалиста-агронома. Молоко выдавалось монахам по скоромным дням по небольшой кружке в день. Огороды обрабатывались двадцатью пятью богомолками, оставшимися на Валааме со времени революции и жившими в гостинице. Они же стирали и белье монахам, за что получали бесплатно стол и жилище. Из них образовался как бы особый женский монастырь. Они усердно посещали богослужения и вели строгий образ жизни. За общим столом полагалось и у них чтение житий святых. Так нашли себе приют все эти уже пожилые богомолки как награду за свою любовь к монастырям, за свой подвиг странничества, излюбленный подвиг всех русских благочестивых людей.