Зимняя война: Исход

«20-го января служил я всенощную соборне. Во время пения хором «Блажен муж» над головами снова заревели моторы, затрещали пулеметы. Как будто вся адская сила собралась в воздухе. Взрывы бомб колеблют и разрушают здания. Выходим на литию, взрывы усилились, вот минута – и собор разрушится, и мы будем погребены здесь в кирпичных обломках вблизи раки Преподобных. Но то сознание, что такое погребение застанет нас в молитвенном настроении и в храме Божием, давало сердцу настроение и преданность на волю Божию. Всенощная кончилась. Налёты затихли, здания пострадали, но человеческих жертв не было, так как все были в храме.

Утром по рану Литургия, по окончании которой, опять бомбардировка...

Вечер. Луна затянута мглою и обнадёживала для нас ночной покой от налётов. Однако в 12 часов ночи опять «тревога». Мы снова в соборе, и опять адские птицы реют в окружности его, ища жертв. Ими оказались: конюшенное, гончарное, паркетное здания. Жертв человеческих снова не было, лишь одна лошадь разорвана на куски. В то же время запылали склады с досками, зажжённые бомбой. Пламя равнялось с высотою собора. Окружность машинного дома изрыта бомбами.

Но самые страшные разрушения случились 2-го и 4-го февраля. Как будто весь ад вооружился на обитель и засыпал её бомбами. Горит монастырская больница, а далее ризница и библиотека. Самая громадная бомба упала около нашего Преображенского собора, повредив окружающие его корпуса. Зажигательные бомбы попали в собор, но огонь был потушен. Как храм нижнего этажа, так и укрывающиеся в нем иноки остались невредимы.

Некоторые из братии уже изнемогали от постоянных днём и ночью бомбардировок, и из-за отсутствия сна. И монастырское правление уже предлагало добровольно эвакуироваться, предварительно сговорясь с местными военными властями, которые обещали перевести на берег, разделив на три партии. Но так как еще 20-го декабря 1939 года наше братство, не имеющее финского гражданства, было эвакуировано с Валаама принудительно, то о них заботилось финское Правительство, а добровольно эвакуированные должны сами заботиться, что для нас было почти невозможно: как передвижение, так и питание.

Для выяснения этого вопроса, я и отец наместник 1-го февраля 1940 года поехали в Лахденпохья, в штаб обороны, и в Сердоболь, в Церковное управление...

Ночевали в Сергиевском скиту в нежилом помещении.

Утро 4-го февраля. Слышится бомбардировка Лахденпохья, а с полудня начали громить Валаам, и так сильно, что баня, в которой мы грелись, тряслась от сотрясения воздуха.

Вечер, бомбардировка затихла, и мы едем на Валаам, небо звёздное, даёт увидеть нас с аэропланов, но, слава Богу, мы их не встретили. Вот уже виден свет над Валаамом, это, значит, горят какие-то здания. Вступаем на берег Валаама, который изрыт бомбами до неузнаваемости, поднялись на гору к конюшни, и открылась ужасная картина, потрясающая. При ночном и трескучем морозе горят ярким пламенем: машинный дом, киновия, Троицкая церковь, больничный корпус, ризница и библиотека. Остальные корпуса окутаны дымом, ничего живого не видно, как будто настало время пришествия антихриста, а за ним и страшный суд человечеству.

Мы поравнялись с «рухольными воротами», у которых стоят, как тени, иноки с котомками, по приказанию коменданта дожидаясь прибытия грузовиков для отъезда на них с Валаама. Я при помощи только монаха Серафима, смог добраться до своих келий через двор, который превращён бомбардировкой в ужасные овраги, а северная сторона корпусов горит ярким пламенем.

Я еле мог сидеть на стуле в своих покоях от изнеможения, согреваясь чайком от холода. Пришел о. Наместник, предлагает теперь же ехать на грузовиках вместе с братией на берег и дальше, куда эвакуируют всех. В противном случае завтра прилетят большевики и будут добивать Валаам, и мы можем погибнуть здесь. Но я настолько изнемог, что не в силах ехать обратно, и остался дома. Остался и о. Наместник, а также и несколько человек для укладки приготовленного товара к вывозу.

Продолжается ужасная ночь, я дома в спальне, окна которой освещаются ярким пламенем горящих корпусов, ужасы еще увеличили тревогой, возвестившей о налете аэропланов, от которых мы, оставшиеся, укрылись в последнем нашем убежище в соборном храме. Однако этот раз почему-то не было сброшено бомб. Оставшиеся братия продолжали спасать аптекарский товар из аптеки, к которой подходил уже огонь. Ризница ещё вчера была выгружена в алтарь собора.

5-го февраля. Утро. Уже рассветает, и идёт снег, опасность налетов исчезла. И мне представилась возможность, последний раз взглянуть на священную Обитель, она изранена до неузнаваемости. По коридорам не совсем разрушенных корпусов ходят рабочие, в которых келии открыты, и вчера уехавших иноков пожитки оставлены на произвол судьбы. В соборе в алтаре навалена куча риз и подризников, которые извлечены из ризницы, во время пожара вчерашнего. Престол завален священными предметами. Подвал собора наполнен библиотекой и более ценными вещами, что делалось заранее и продолжалось несколько недель, о чем осведомили коменданта, который сказал, что более безопасного места в Финляндии и не найти. Ризы с образов и рака Преподобных, заранее приготовлены к отправке, которые и пойдут сегодня вместе с нами.

Итак, осмотрев где можно внутри здания, посмотрел и со вне, обойдя кругом корпусов. Многие из них представляли груды развалин, которые окутаны дымом, а некоторые чердаки, и внутренности каменных зданий продолжали гореть. Разное имущество уехавших вчера владельцев, разбросано на улице. Мною предложено кому-либо остаться, как представителю монастыря, и что возможно убрать и сохранить. Согласились на это предложение трое: помощник эконома монах Симфориан, капитан с парохода «Сергий» монах Ираклий и послушник Владимир Кудрявцев инженер.

Вечер. Мы, собрав свои котомки, последний раз на кухне поужинали, и пришли в собор, где отслужили молебен Божией Матери и Преподобным, тоже в последний раз. Я, сказав несколько слов, и распростился и с храмом и с оставшимися здесь иноками. Кроме остающихся трёх иноков, на Валааме остались еще и два наших иеромонаха, Пётр и Павел, которые призваны на военную службу и исполняют пастырские обязанности для православных воинов.

К собору подъехали грузовики, и мы, распростясь с Обителью, тронулись в путь...»