Жили-Были. Дневник валаамского пастуха. Глава 3

«У каждого свой путь, свои измерения. Лично для меня "золотым веком", лучшим годом на ферме, а может и во всей жизни, стал 1998-ой от Рождества Христова. Не знаю почему, хотя догадываюсь...»
монах Авраам (Щипакин)  3 054


Глава вторая

«ЗОЛОТОЙ ВЕК» НА ФЕРМЕ

1998 год


В сентябре 97-го старшему на коровнике послушнику Александру от Германа письмо пришло. Писал он, что хочет вернуться, но пока не может. Сначала мать долго болела. А потом, чтобы подработать для дома, начал красить портовые краны в Новороссийске. Работа на большой высоте, опасная, поэтому что-то платили.


Перемены за лето

На Валаам Герман вернулся к Рождеству, спустя девять месяцев после отъезда. За это время на ферме кое-что изменилось, но не очень. Кто-то ушёл, кто-то пришёл, кто-то остался. Обычное дело.

Я в то время доил коров вместе с послушником Владимиром. Дойка была ручная. Ещё пасли с ним по очереди. Работали много, но для меня это была не работа, а образ жизни такой, интересный: хозяйство, как у Матроскина. Подружился с коровами, познакомился с лошадьми. Жил на сеновале, просыпался с первым лучом под щебет ласточек...

***

Ноябрь 1998-го, кафтанник Алексей. Фото Дмитрия Козлова
Ноябрь 1998-го, кафтанник Алексей. Фото Дмитрия Козлова
У каждого свой путь, свои измерения. Лично для меня «золотым веком», лучшим годом на ферме, а может и во всей жизни, стал 1998-ой от Рождества Христова. Не знаю почему, хотя догадываюсь.

Внешне вроде бы ничего особенного: трудились целыми днями, ели, спали, раз в неделю ходили в церковь. А внутри постоянное непрекращающееся ощущение праздника. Так называемые искушения полноту бытия только подчёркивали, когда удавалось с ними справиться с Божией помощью.

Одна из причин такой радости, несомненно, заключалась в людях, которые окружали в ту пору. В августе написал прошение в братию, хотя не собирался этого делать. Мне и так хорошо было, но сказали определяться. И я решил посмотреть, что из этого получится, вдруг ещё лучше станет.

Первое ощущение после того, как заявление отдал, — потерял свободу. Сам на себе ошейник застегнул. И сразу такое произошло, чего раньше, может быть, и терпеть бы не стал, уехал. А теперь неудобно как-то, подпись ведь собственноручно только что поставил.

Хотя вряд ли уехал бы. Уже затягивать начало.


Расстроился

Когда Герман вернулся, его к нам с Володей на дойку учиться определили. Владимир уже готовился к иноческому постригу и переводу на Центральную усадьбу, нужно было искать замену. Герман всё делал с желанием, старательно.

Тут воскресенье подошло. Всенощная тогда начиналась в десять вечера, заканчивалась около трёх ночи. На ферме мы появлялись только в четвёртом часу утра. И, чтобы хоть немного отдохнуть перед Литургией, шли на кормление и дойку не по расписанию к пяти, а сразу же.

И вот мы с Володей пришли, послушник Сергий кормит уже, скотник навоз вывозит, а Германа всё нет. Ему забыли сказать почему-то. Ну, ладно, подоили вдвоём, как раньше, вёдра моем. Ровно в пять Герман приходит, довольный:

— А я уже правило к Причастию успел прочитать!

— А мы уже подоили.

— Как так?!

Объяснили, мол, ничего страшного, в первый раз, сами забыли сказать.

Но он так расстроился, что причащаться не смог.


Будильник

Рисунок Аммона Гареева
Рисунок Аммона Гареева
У нас в коровнике вместо часов будильник был старый, советский ещё. Всегда спешил, как ни настраивай, секунд на 20-30 в день.

Его подводили-подводили, потом перестали. И привыкли. Он спешит себе, а мы лишь поправки в уме делаем. Удобно даже, успевать везде стали: заканчиваем невольно по часам, а в итоге ещё время свободное остаётся. Он уже минут на двадцать пять вперёд ушёл.

Вдруг раз, — что-то не то, сбой непонятный. Машина с усадьбы за молоком пришла, а дойка ещё идёт. Потом на обед опоздали. Вечером Герман говорит:

— А я сегодня будильник подправил, он спешил сильно.

— Ты зачем это сделал?! — все на него. — Из-за тебя опоздали!

В шутку, конечно. Тогда всё смешным казалось.


Огонёк

Электричества после сильного ветра иногда по два-три дня не было. Линия старая, столбы повалит где-нибудь, — пока повреждение найдут, пока исправят...

А мне эти дни нравились, особенно зимой. На ферме тихо, спокойно становилось. На утреннюю или вечернюю дойку идёшь под звёздами. В коровнике уютно по-домашнему: «В хлеву знакомо хрустит солома, и огонёк светит...» [1]

«Летучие мыши» [2] над стойлами развешаны и в молочке, а несколько огоньков в полумраке бесшумно плавают: одна с кормящим, две с доярами, одна со скотником на навозной тачке. Разговаривать не хотелось, тишину нарушать.

Когда в кино показывают закопчённые керосиновые лампы с огромным факелом внутри, сразу становится понятно: не жили никогда авторы фильма с ними. Стекло от сажи очень легко отмывается в тёплой мыльной воде. Несколько лёгких движений, и оно снова чистое, прозрачное. Нет нужды тогда фитиль выкручивать, коптить, даже небольшой огонёк достаточно ярок и керосина немного требует. Свет живой, тёплый, не сравнить с мертвенной синевой экономок, на которые его променяли.

В келейном корпусе тоже спокойно вечерами. Печки топятся, дрова уютно потрескивают. Ни телефонов, ни планшетов, ни «новостей». Разговоры негромкие, неспешные, о настоящем.

Хорошо было.

Рождество. Рисунок Аммона Гареева
Рождество. Рисунок Аммона Гареева

«Особая благодать»

На Центральной усадьбе перевод на ферму считался наказанием, его избегали под разными предлогами. Унылые послушники бубнили что-то про «на ферме нет духовной жизни».

Проезжие в баню и обратно были снисходительней. Попив чайку, благодушно иронизировали: «Здесь особая благодать». И, не понимая того, недалеки были от истины. Благодать на валаамской ферме конца 90-х действительно была особая, без кавычек. Недоступная и непонятная посторонним.

– А где отец Варлаам?

– В Питер уехал.

– А Александр?

– Тоже.

– Ну-у, у вас тут, наверно...

– Да нормально всё.

Каждый понимал: если проспит или схалтурит, отдуваться за него придётся брату, которому и без того непросто. Была ответственность за своё и за общее дело.

***

Начальник фермы монах Варлаам. 1998 год. Фото иеромонаха Савватия
Начальник фермы монах Варлаам. 1998 год. Фото иеромонаха Савватия
Без особой благодати тяжеловато пришлось бы. Повторюсь, не было ни замен, ни выходных: при необходимости подменяли друг друга.

В праздники нагрузка двойная: скотину и птицу на выходные не выключишь. Чтобы успевать на богослужения, приходилось сдвигать по времени кормления и дойки, что, конечно, нежелательно с точки зрения правильной зоотехники и самих животных: коровы быстро привыкают к режиму, даже молоко «припускают» к определённому времени.

Дорога до усадьбы неблизкая, особенно летом, машин не было. Добирались кто как, — в телеге на лошади, на лодке или пешком. Пешком зачастую получалось быстрее, потому что ждать никого не надо.

Ночью между Всенощной и Литургией в коровнике случались ссоры между собой, брань на скотину, — утром приходилось мириться, просить прощения, исповедаться заново. На Литургии иногда засыпали стоя, чуть не падали.

***

Лично для меня последним и самым тяжёлым испытанием «выходного дня» была дневная дойка в воскресенье, которая из-за сдвигов начиналась гораздо позже обычного. Некормленые, недоеные коровы встречали нас в грязных стойлах дружным возмущённым рёвом: «Где шлялись?!»

Всё вокруг сразу приходило в движение: кормящий сено раскидывает, дояра с подойниками бегают, скотник лопатой машет, навозную тачку туда-сюда гоняет... Главное было не сорваться, сохранить то, с чем пришли. Тогда постепенно и животные, и люди успокаивались, и под конец дойки в коровнике совсем спокойно становилось, мирно.

Говорят, нельзя спать в день Причастия, смысл и сила Таинства теряются. Кому как, а у меня бывало не раз: почти всю Литургию шатаюсь в дрёме; на дневной дойке засыпаю уже прямо под коровой; после, ничего не соображая, кое-как поднимаюсь на сеновал и моментально вырубаюсь...

А часа через два-три открываю глаза, — как заново родился. В прямом и переносном смысле.


«Замен не будет»

Обычно фермерские ряды после Пасхи редели: кто-то уезжал, кого-то переводили на «повышение». Начальник фермы отец Варлаам (инок Василий принял Великим Постом монашеский постриг) сообщал об этом с озабоченным видом:

— У нас потери...

— Пускай себе едут.

— Замен не будет.

— И не надо.

Легче одному всё сделать, чем новеньких обучать постоянно. Тратишь на них время, треплешь нервы, коровы болеют, когда на них новички практикуются. А только привыкнешь к человеку, и сам он втягиваться начнёт, — из центра приходит указ о его возвращении на усадьбу: «наказание» окончено.

— Пастуха опять не дают...

— Сами справимся.

Начало июля 1998 года, фермерская братия: Алексей (монах Авраам), Дмитрий (иеромонах Досифей), послушник Сергий (схимонах Сергий), послушник Александр (монах Агафадор), послушник Андрей, Вячеслав (иеромонах Вениамин), Герман (монах Георгий)
Начало июля 1998 года, фермерская братия: Алексей (монах Авраам), Дмитрий (иеромонах Досифей), послушник Сергий (схимонах Сергий), послушник Александр (монах Агафадор), послушник Андрей, Вячеслав (иеромонах Вениамин), Герман (монах Георгий)

***

Не знаю, как раньше, а во второй половине 90-х монастырское стадо пасли дояра по полдня между дойками, по одному. Это у нас вместо отдыха считалось.

Поголовье было, конечно, значительно меньше, и поля другие. Выходили все вместе: племенной бык, коровы, молодняк, телята от двух месяцев.

Поля, оставшиеся от Старого Валаама, к тому времени одичали, покрылись молодым лесом. На месте тех обширных, ровных, засеянных культурной травой покосов, которые мы видим сейчас, прятались среди зарослей ивы, ольхи, малины и черёмухи симпатичные лужайки, — в самый раз для небольшой, мобильной группы.

Мне нравилось, потому что красиво и не скучно. Я коров не пас, я с ними прогуливался. Когда побегать и понервничать порой приходилось, принимал за развлечение, игру на свежем воздухе. Просто надо контакт с ними иметь и повадки знать.

Если в коровнике каждый день с утра до вечера проводить, это само собой приходит.


На пастбище

Герман, когда первый раз пасти пошёл, ошибку допустил, обычную для новичков. Книжку взял, коврик туристский, термос, бутерброды... загрузил всё в рюкзак, — на пикник собрался. Из окна автобуса и на молочных этикетках ведь как выглядит: скоты бессловесные и неподвижные поутыкали носы в землю, а пастырь добрый рядом возвёл очи к небу в богомыслии или созерцании. Или просто отдыхает от трудов своих праведных. Мечта новоначального.

Герман, дояр и пастух. Июль 1998
Герман, дояр и пастух. Июль 1998
Может, так и случается, но уж точно не в первый день. Сначала надо стадо изучить: привычки, повадки каждой особи в отдельности; выявить вожаков, отстающих, баламутов; найти общий, понятный для них язык; научиться управлять кнутом и сухариком. Необходимо знать местность, проходы в лесу к соседним полям и прочее.

И вот, в первый его пастушеский день, пришли мы все вместе после утренней дойки на живописную поляну, сразу за камнем «Сделана сiя дорога в 1863 году». С одной стороны — дорога за деревьями (они тогда вместо нынешних столбов электропередачи стояли), с другой — болото со скалой. Посередине поляны большой куст черёмухи, из-за него это пастбище у нас Купиной называлось.

Стадо рассыпалось. Не успел я рот открыть для вводного инструктажа, а Герман уже рюкзак скинул, коврик бросил под куст, растянулся на нём, улыбается. Блаженный, аж сияет:

— Э-эх, ско-орби...

Что тут скажешь? Я рукой махнул и домой пошёл. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Ещё лучше на себе испытать.

***

Коровы от Германа в первый день убежали. Но он всё правильно понял, что это игра такая вроде пряток. К полуденной дойке они всего минут на двадцать опоздали, для начала неплохо.

Вернулся возбуждённый, радостный, что всё-таки нашёл их:

— Вот это я задал кросс сегодня! С Лещёва озера возвращаюсь, уже почти двенадцать: всё, думаю, не найду... Тут Пеструшка вдали из-за деревьев выглядывает и сразу назад, будто поняла, что засветилась. Я туда скорей!


«Укрухи с царского стола»

Рацион монастырского стада тех лет включал в себя отходы с братской трапезной, которые привозили с Центральной усадьбы в алюминиевых бачках. Их надо было проверять на свежесть и наличие колющих, режущих и несъедобных предметов: ножей, вилок, рыбных костей, салфеток и прочего.

Особое внимание требовалось в большие праздники. Столы ломились от яств и, как следствие, количество отходов резко возрастало. С гостевых столов косяками шла рыба, неудобоваримая для коров, и другие, часто нетронутые, заморские деликатесы.

***

В конце праздничного дня настроение в коровнике хорошее, благодушное. Все уже отдохнули к вечеру, работают размеренно, вспоминают что-нибудь, шутят. И тут заносят бачки с отходами. Общее оживление:

— О, укрухи с царского стола прибыли!

— Та-ак, что тут у нас сегодня, посмотрим...

Братья окружают открытые бачки и начинают не спеша, обстоятельно снимать пробу.

— Мне вот тот шашлычок передайте, пожалуйста.

— Ух ты, маслинка какая!

— А это что ещё такое? Никогда не пробовал...

Я мимо хожу, ничего не понимаю: взрослые вроде люди, послушники... Не то, чтобы брезговал, — сам, случалось, объедки подбирал. Но на ферме ведь полно всего, поужинали недавно. А они прикалываются:

— А что, если сейчас отец Игумен зайдёт?

— Ну-у, он скажет: «Вас что, не кормят здесь что ли?»

— А если отец Рафаил?

— А отец Рафаил скажет: «О-о, рыбка!» и к нам присоединится.

— Белка, не пускай слюни, тебе нельзя креветок...

Мне этих незабываемых сцен с бачками никакая модернизация не заменит.

Лето 1998 года. Ежедневный крестный ход вокруг фермы после вечернего правила: Вячеслав (иером. Вениамин), п. Александр (м. Азария), п. Виталий Шумский, п. Сергий (схм. Сергий), Георгий, Алексей (м. Авраам)
Лето 1998 года. Ежедневный крестный ход вокруг фермы после вечернего правила: Вячеслав (иером. Вениамин), п. Александр (м. Азария), п. Виталий Шумский, п. Сергий (схм. Сергий), Георгий, Алексей (м. Авраам)

Подарок

Трудился у нас летом скотником Борис из подмосковной Балашихи. Старался. Но однажды в воскресенье, когда вернулись все после богослужения и обеда, прилёг он ненадолго отдохнуть и заснул. Бывает так иногда.

А ему надо было срочно в коровник идти: навоза с утра в выходные много накапливалось, пока все на службе. У нас уже кормление полным ходом идёт, дойка в разгаре, а вместо жёлоба, куда навоз сдвигают, целый вал по всей длине вырос, работать мешает и, вообще, непорядок.

Ну, ладно, — летом легче, чем зимой: мы своё закончили, стадо на улицу выпустили и разошлись. Потом придёт и уберёт.

Через два часа иду зачем-то в коровник, а оттуда Герман довольный, улыбается загадочно. Зашёл, и понятно стало: убрал он всё за Бориса. Навоз вывез, загрузил, почистил жёлоб, подмёл проходы и стойла, ворота открыл. Доски уже просыхают, светлее стало, дышать легко, воздух свежий.

Выхожу из коровника, — Борис бредёт навстречу на послушание, еле ноги переставляет. У него, видимо, голова болела. Ему и плохо, и стыдно, что проспал, голову опустил. Я мимо прошёл, ничего не сказал, пускай сюрприз ему будет.

Вечером Борис после правила подходит: «Слушай, а я, когда днём в коровник зашёл, подумал сначала, что ослеп...»

***

Мне сразу стало понятно, о чём он: нечто подобное испытал в свой первый месяц на ферме. Был тогда трапезником. Весь день на кухне: духота, кастрюли, люди, разговоры. В субботу очень хотелось на Всенощную. Но голова разболелась, а ещё посуда ждёт немытая. Ушёл к себе, выпил две таблетки цитрамона, лёг, глаза закрыл, настроение на нуле. Когда полегче стало, поднимаюсь тяжело. Тут Миша, сосед, в келью заходит, улыбается:

— Я на службу пешком по зимнику, ты идёшь?

— Не, мне ещё посуду мыть.

Поплёлся на кухню, дверь открываю... и точно — будто ослеп: вымытая посуда блестит, кастрюльки расставлены аккуратно, столы чистые, пол выметен. Михаил всё сделал.

Состояние сразу же изменилось. Что тут делать?

Только на Всенощную идти!


Продолжение следует...

Август 1998 года: с иконой п. Александр (м. Агафадор); второй ряд – Борис из Балашихи, п. Андрей, п. Сергий (схм. Сергий), Дмитрий (иером. Досифей), Герман (м. Георгий); нижний ряд – Владимир (м. Вадим) ... Алексей (м. Авраам), Вячеслав (иером. Вениамин)
Август 1998 года: с иконой п. Александр (м. Агафадор); второй ряд – Борис из Балашихи, п. Андрей, п. Сергий (схм. Сергий), Дмитрий (иером. Досифей), Герман (м. Георгий); нижний ряд – Владимир (м. Вадим) ... Алексей (м. Авраам), Вячеслав (иером. Вениамин)


[1] Николай Рубцов «Зимним вечерком».

[2] «Летучая мышь» — керосиновая лампа.


Приложение «Валаам»

Пожертвования
Трудничество

Фото

Другие фото

Видео

Другие видео

Погода на Валааме

+3°
сегодня в 13:20
Ветер
3.1 м/с, ЗCЗ
Осадки
0.0 мм
Давление
761.1 мм рт. ст.
Влажность
80%