Священник Анатолий Першин: «Всё время хочется что-то сделать»

Отец Анатолий ушёл неожиданно. Как, впрочем, и следовало ожидать.

Сначала была пауза. Потом попытки осознать, что-то вспомнить, чем-то поделиться. И в архиве валаамской канцелярии обнаружилась позабытая аудиозапись почти четырёхлетней давности.

Мы беседовали в конце мая, в день перенесения мощей святителя Николая[1], в тени уютного скверика напротив «Славянской» гостиницы.

Накануне на мансарде дома паломника отец Анатолий провёл два творческих вечера, оживившие «Валаамские встречи»[2] после длительного перерыва, вызванного пандемией.

Откровенно и в то же время с юмором, с неподражаемой интонацией батюшка рассказывал нам о себе, делился первыми впечатлениями о Валааме и его жителях.

Редакторская правка минимальная, пускай звучит живая речь.

— Я уже третий раз на острове. И такое ощущение, что идёт у меня по возрастающей... само погружение в Валаам. И ещё я всегда понимаю, что можно, конечно, приехать в гости... но просто так праздно походить, — это не моё. Всё время хочется что-то сделать.

Ну, что я могу? Кирпичи не могу класть... хотя могу подметать: был дворником много лет в Петербурге — «поколение дворников и сторожей»[3]. Вот какую лепту внести?! И возникла идея — приехать сюда с музыкальной программой.

Я на телеканале «Союз» уже девять лет веду передачу «Лаврские встречи». Смысл этой передачи в том, что я ищу талантливых людей, которые своим творчеством славят Господа. И появилась идея: а почему бы не на Валааме? Здесь же так много народа, кроме монашествующих, которые живут, трудятся. Даже сейчас мы видим: рабочие что-то сверлят, пилят, копают. Много волонтёров, много трудников. Потом специалисты, трактористы, крановщики, строители... Их же очень много.

На Валааме замечательные богослужения — это понятно, это свято. Но у них же ещё и досуг какой-то должен быть. И отец Авраам предложил: а не устроить ли нам такие специальные концерты, встречи, чтобы эти люди могли вечером прийти? Такую отдушину сделать для них. Потому что они всё-таки трудятся целыми днями, это напряжение, и бывает, что подчас труд очень нелёгкий.

***

И вот, по благословению владыки Панкратия и отца Мефодия мы приехали сюда два года назад, может чуть больше, может чуть меньше[4]. Я взял с собой дьякона Александра Андреева. Он пианист, композитор и певец. И фотографа взял, Романа Михайловского, чтобы всё это зафиксировать. Было дано объявление, и мы в тот же вечер, в Нижнем саду дали первый концерт.

Я даже не думал, что так получится! Такое внимание со стороны местных жителей! Нас окружили, облепили, люди висели на яблонях... там яблоневый сад. Был неподдельный интерес. И, что мне понравилось, даже встречная волна. Местные жители кто пел, кто на гитаре играл, кто стихи читал: певчие, Борис Сорокин, Александр Козуляев, Груздевы, отец Амвросий пел, отец Авраам играл... В итоге мы обрели новых друзей. Этот первый концерт заложил такой мощный импульс!

Потом на следующий день мы пошли на чердак к волонтёрам, всколыхнули их тоже. А волонтёры из разных стран и городов, молодёжь, — им это оказалось близко и нужно. Мы пили чай. Было столько вопросов и активного общения.

Потом были на ферме, посетили несколько скитов.

Я до сих пор дружу с теми людьми, с которыми встретился на Валааме два года назад. Например, с одной девушкой-волонтёром, Анастасией Кукушкиной. Мы нашли её здесь в морковке. А она окончила консерваторию по классу флейты. И мы на протяжении двух лет выступали с ней в Петербурге. Сейчас она вышла замуж и переехала. Но мы до сих пор сотрудничаем в музыкальном плане.

***

Богослужения поют... «пойте Богу нашему, пойте»[5]. А есть же ещё песенное творчество, фольклор. Люди сами хотят петь, творить, участвовать. Я позавчера на концерте смотрел в глаза зрителей. Видел, что они впитывают то, о чём я говорю. Потом подходят, цитируют строчки из песен, спрашивают, правильно ли поняли эти строчки. И я им объясняю.

Получается как проповедь. Только не с амвона, а в непринуждённой, иногда даже домашней обстановке. И ещё, оказывается, это раскрывает в человеке творческий потенциал, возникает творческий диалог. И в то же время люди хотят молиться в храме.

Вот, представьте себе, молодой священник, который выучился в семинарии, всю ночь готовился к проповеди, писал по святым отцам. Он говорит, а стоит тут же простая бабушка или какой-нибудь грузчик или сантехник. Они смотрят, чувствуют, что это круто, но не понимают терминологии богословской, не понимают, о чём идёт речь.

Анекдот есть такой. Мальчик откусил яблоко и спрашивает отца: «Папа, а почему яблоко стало коричневым?» Отец отвечает: «Ну, знаешь, сынок, когда ты надкусываешь яблоко, на месте укуса начинаются различные процессы, при контакте с кислородом происходит ферментативное окисление...» Мальчик перебивает: «Папа, а ты с кем сейчас разговариваешь?»

Я ведь ещё священник. Иногда выхожу после Литургии и понимаю, что сказать больше нечего. Всё уже сказано. Кроме «Христос Воскресе!» Хоть ты семи пядей во лбу, нечего больше добавить, всё остальное будет мыслями по древу[6]. А вот если выйдешь на улицу и споёшь людям песню о душе, о природе...

В этом искусстве, в песенном, в стихах, есть такая глубина, такие струнки... И знаете, как я это понял? Я на проповеди иногда читаю стихи. Не только классиков, но и которые мне просто близки по духу. И даже свои. Говорю, говорю, а потом стихотворение прочитаю — и у людей слёзы текут! Это всё от какой-то строчки, которая зацепилась за такую струнку, которую обычным языком не зацепишь. И у человека текут слёзы покаяния.

Мне иногда пишут: «отец Анатолий, я рожала под Ваши песни... отец Анатолий, я умирала под Ваши песни...» Я не считаю себя особенным или талантливым, стесняюсь этого. А потом смотрю: люди впитывают, — и понимаю, что так Господь действует.

Думаю, что такие встречи необходимы, что зачем-то Господь дал мне этот дар. Хотя всё время думаю: почему мне? Ну, есть какой-то жизненный опыт, навык. И я делюсь. Я бы этим не делился, если бы не было отдачи.

Происходит такое проникновение. Люди очень благодарят. И я считаю, если хотя бы одна моя строчка из песни или стихотворения привела человека к Богу, то уже я жил не зря. Так я размышляю. Потому что мы за малых сих [7] отвечаем.

***

Ещё заметил на Валааме. Начинаю играть, а зал меня ещё не знает. Есть пока некая стена, настороженность. Я нервничаю. Мне хочется накрутить все ручки, чтобы лучше звучало. А потом играю, играю, и чувствую — у меня гитара сама настраивается! Чувствую звук, чувствую каждое слово, что люди слышат! Сначала было всё размазано, всё летало как-то. А тут аппаратура сама настраивается! А у людей уши настраиваются, души открываются. И пошло такое откровение! От сердца к сердцу.

— Это очень чувствовалось по аплодисментам. Сначала их совсем не было, а под конец прямо овации раздавались.

— Я, бывает, специально заминаю аплодисменты. Мне неудобно. Тишина для меня важнее. Спел что-то— и тишина. Вот этот момент тишины, когда люди задумались, когда у них пронеслось что-то в душе, в сердце, для меня важнее, чем аплодисменты.

Мои песни написаны на мои стихи. Для меня каждая песня — как ребёнок, который рождается из раздумий, молитв. То, что меня очень сильно волнует. И оказывается, людей, которые меня слушают, это тоже волнует.

У меня такое становление личности происходит вместе с песнями, с концертами! От меня отваливаются многие вещи. Борьба-то всё равно происходит. Я рассказываю об этой борьбе. Люди понимают. Потом задают вопросы. Всё это превращается в диалоги. Я говорю, что я не богослов. Просто отвечу, как понимаю.

Необязательно о Боге говорить — Бог во всём! Необязательно рассказывать о том, что этот прекрасный куст создал Бог, и Святой Дух на него действует. Восхищение красотой этого мира! Красотой души! Красотой людей! Желание чистоты, добра, тепла, света! И самому этим наполняться — и делиться с людьми!

В общем, происходит какое-то чудо, откровение. Слава Богу! Благодарю Бога, что он меня сделал таким! Что могу выразить себя в гитаре и звуках. Что прошёл с этим с детства. И сейчас держу в руках гитару. Что не изменил своей деятельности. А превратил её в служение. В служение Богу и людям.

***

Мне кажется, что любой навык, любое дело, чем бы ты ни занимался, — если превратишь в служение Богу и людям, — тогда у тебя всё срастётся в жизни.

Я и на Валаам так попал. Смотрю вот на гитару и говорю: спасибо тебе. Этот инструмент у меня как поводырь, как ключик, которым мне открываются такие двери, что раньше не открывались.

Ведь можно просто приехать на Валаам, побродить здесь, сказать: «О, как красиво!», помолиться и уехать. А можно где-то на скиту спеть какому-нибудь монаху. И он тебе выскажет, что об этом думает. Вот я пел тут на одном скиту, — и мне монах прямо сказал своё мнение о том, что слышал. Для меня это было настолько ценно — ценнее, чем профессиональная критика... или восторженность дамы, которая ничего не понимает.

Он мне такую глубину сказал! Не смутился, что приехал какой-то крендель и выпендривается тут с гитарой. Нет, он уловил, что очень нужно мне, — и подсказал кое-что. Замечание сделал. И это я на Валааме услышал! Потому что ему есть с чем сравнить. Он в тишине живёт.

***

Представляете, ты что-то орёшь, перекричать других стараешься, доказать что-то музыкой красивой, — но как только выйдешь на природу... когда вот Ладога, волны, сосны, небо... и думаешь: нужна ли эта музыка? Природе это совсем не нужно, не вписывается это в природу. Не тешишь ли ты гордыню, что тебя слушают люди? Вот я чего боялся.

Играешь и думаешь: нужно ли всё, что ты делаешь? Слава Богу, гитара струнный инструмент. Как псалтирь. Бог, наверное, нас любит, мы же для него как дети. Ну, мы же должны чем-то тешиться? Вот мы и тешимся, утешаемся песнями. А если человек песни не поёт, не поёт внутри себя, — это очень тяжёлое состояние. Если в человеке внутри нет песнопения, пения нет.

Но есть опасность — я становлюсь популярным. С каждым годом всё больше. Меня узнают везде. Вот опасность возгордиться. Священники тоже пишут иногда: «Отец Анатолий, не лучше ли Вам с этим делом завязать?»

Не дай Бог мне эти медные трубы, самолюбование. Если бы не жизненный опыт, когда размазывало по стенкам, когда лежал, можно сказать, в могиле... и научился ценить каждую секунду жизни...

Просто надо благодарить Бога за то, что даёт ещё один день, даёт общение, знакомство с новыми людьми. Конечно, есть искушения, есть противостояние... главное — не уставать. Господь даёт силы!

— Вы сказали, что почувствовали позавчера отклик у слушателей. А если сравнить с 2019 годом, есть какая-то разница?

— Ну-у, там вообще... что-то такое произошло... как будто камень плюхнулся в лужу... как будто Тунгусский метеорит упал... не упал, а пронёсся, вот... потому что это было очень ново... и для меня тоже… потому что это Валаам всё-таки, не где-нибудь...

Когда мы попали в Нижний сад, когда нас окружили валаамцы... и они пели, и мы пели... и дождь ещё шёл... это звучало так тепло, так тепло... произошло такое единение...

Мы просто там дышали этим! И я почувствовал, что наши песни здесь воспринимают как нигде. Как нигде! Может быть, это от того, что люди здесь живут в замкнутом пространстве? Здесь как бы идёт отбор такой самопроизвольный что ли, здесь нет лишних. И поэтому у всех один настрой какой-то, в одном духе. И они в одном духе всё воспринимают.

— А как Вы с отцом Авраамом познакомились?

— С отцом Авраамом? Я вот до сих пор не знаю. Отец Авраам всегда начинает издалека от юности своея[8], и где-то на втором часе он вообще забывает, с чего начал. В прошлый раз он рассказывал, рассказывал... В общем, все уже уснули, а я так и не понял, где мы познакомились.

Авраам для меня проводник, тоже как бы ключик от Валаама. Мы с ним, можно сказать, одного поля ягоды. И даже бродили по одним дорогам. Может быть, где-то пересекались. Только я не знал, что это Авраам, а он не знал, что это Анатолий. Он хипповал или не знаю, что делал, а я был рокером. И мы, наверное, в одно время вокруг Казанского собора бродили, в одних и тех же сквотах ночевали. Это была такая юность.

Отец Авраам был в моей деревне Выползово, когда у него метание происходило, куда дальше ехать[9]. А у меня в то время мать кассиром на автостанции работала, она продала ему билет на автобус до Куженкино, это мы потом вычислили. А в итоге он попал в Нилову пустынь. И с тех пор у него всё изменилось. Вот так. В моей деревне Авраам получил билет в будущее. Там развилка была: какое будущее — или туда оно, или туда.

— А с дьяконом Александром Андреевым Вы как познакомились?

— Саша узнал обо мне, и написал письмо, и я вызвал его на передачу. Мне не надо ничего говорить, я сразу вижу, что это талант, который Богом дан человеку, и что я могу ему чем-то помочь. И в то же время я почувствовал его как сына. Представляете, что произошло? Во время записи передачи у него умер отец в реанимации.

— На «Союзе»?

— Да, в конце передачи ему звонят и говорят: «У тебя, Саша, умер отец». Получилось, что я как бы с рук на руки... вот такая мистика произошла. У него отец достаточно известный художник[10].

С тех пор мы неразлучны. Он очень большой талант, ещё нераскрытый талант. Он может в день десять песен написать, и все будут хитами. Вот такой он человек.

Я понимаю, что для таких людей надо создавать атмосферу: эти люди не приспособлены к быту. Ему дай лопату, он не знает с какой стороны копать. Он может не есть, может уснуть, где попало. Пришла к нему мысль, — он тут же в голове пишет музыку.

Он окончил Хоровое училище имени Глинки, это очень серьёзно. Это старейшее музыкальное училище, оттуда очень много мэтров и певцов вышло. А Саша с детства там воспитывался. Он играет всё, он импровизирует, он мгновенно всё схватывает.

Мы с ним никогда не репетировали. Он послушал, допустим, песню, что я наигрываю, — тут же всё повторил, добавил, украсил, ушёл, дал возможность мне выразиться. Одну нотку добавит — и всё оживает! Дар, дар Божий.

— А как он к дьяконству пришёл?

— Так понятно же, что человек с таким голосом — он должен славить Бога, правильно? Ну, ладно, если на эстраде поёшь там какие-нибудь песенки, ну, хлопают все... А тут ты возглашаешь Богу! Предстоишь, твоя молитва — и за тобою люди! Когда у дьякона прекрасный голос — как будто Небеса открываются!

Это моя, конечно, идея была, дьяконство, и она была поддержана...

В это время в садик заглянул Владыка. Мы встали, подошли под благословение, — и так получилось, что на эту скамеечку и к этому разговору больше не возвращались, — до сегодняшнего дня.

Видимо, действительно, всему своё время.

В заключение ещё одно воспоминание из первой поездки[11]. Утром, прощаясь перед отъездом, отец Анатолий говорит: «Я сегодня ночью песню сочинил». И мы записали прямо там в гостинице на диктофон:

Бывает так —
Душа родная...
На сердце странно и легко,
Как будто близко жизнь иная,
Но это «близко» — далеко.

И ты свои разводишь руки:
Родной душе зачем слова?
Все эти встречи и разлуки...
Душа родством своим жива.

И жизнь, похожая на волны...
И чувства — ветер за кормой...
Родное сердце переполнят
Печалью светлой, неземной.

И что со мною — я не знаю,
Но, видно, это всё дано:
Узнать, что есть душа родная
И жизнь — мгновение одно.

Валаам
26 марта 2025 года

---

[1] 22 мая 2021 года.

[2] 19 и 20 мая 2021 года, «Валаамские встречи» – творческие мероприятия, в настоящее время регулярно организуемые духовно-просветительским центром «Свет Валаама».

[3] Песня группы «Аквариум» из альбома «Равноденствие» 1987 года.

[4] 3–6 сентября 2019 года.

[5] Воскресный прокимен, глас 3

[6] «Растекаться мыслью по древу» – вдаваться в ненужные подробности.

[7] Мф. 18:6

[8] Ср. степенный антифон: «От юности моея...»

[9] Август 1994 года, село Выползово Тверской области.

[10] Виктор Васильевич Андреев (1963-2014) – художник-передвижник, один из создателей Творческого объединения «Русь». В настоящее время в ДПЦ «Святодуховский» Александро-Невской лавры до 6 апреля проходит выставка его работ «Родина моя».

[11] 6 сентября 2019 года.

---