Молитва за сады Валаамские

Вот живет человек, женщина, на земле. Вроде не так уж и плохо живет. Хлеб-соль есть. Семья любимая – мама, муж, дочь. Работа – тоже любимая, хотя и не приносящая дохода. И люди уважают, не сразу, но все удается. Авторитет растет. И ты начинаешь чувствовать, что чего-то достигла, где трудом и потом, где упорством, где талантом… И начинаешь сама себя уважать, чувствовать гордость за свои достижения…

И вдруг разом всё рушится, на ровном месте возникают проблемы, приходит беда. Ты думаешь - ничего, я – сильная, я – умная, я – талантливая, я справлюсь. А беды, как ком снежный, растут и множатся день ото дня, месяц от месяца, и не один год. Ищешь защиты, поддержки у людей – не находишь. Подкатывает отчаяние, наваливается депрессия... И думаешь: ну за что мне все это, ведь жила-то вроде бы правильно, никому зла не делала и не желала.

Правильно, да не праведно. Ну подумаешь, в храме никогда не была, крестик не носила. Так ведь не я виновата, что родилась в атеистические времена. Не принято было. Зато крещеная. Пусть в младенчестве, пусть в глухой староверческой деревне, пусть в озере, но крещеная же. И мама всегда, начиная любое дело, приговаривала шепотом «Ну, Господи, благослови!». Может потому Он, Господь, и не отвернулся, не оставил меня тогда. А ненароком так путь указал, вернее, дал шанс самой к нему прийти.

Когда совсем уже плохо стало, подружка посоветовала: «Тебе надо в паломничество съездить по монастырям, свечки поставить Богу». Поехала. Там и первые молитвы выучила – «Отче наш» и «Богородицу», чтобы по канавке пройти в Дивеево (так экскурсовод велела). И только. А по приезде домой мама, профессор агроуниверситета, как-то ненароком обронила: «Вот письмо с Валаама пришло от Марии Васильевны, зовет приехать на остров на конференцию с докладом о садах Валаамских. Статью напишу, а сама не поеду. Там за семь лет, что расторгнут наш договор, сады снова в запустении наверное. Больно будет видеть это. Да и далеко монастырь этот, в Карелии, на Ладожском озере, на острове».

Меня как током ударило. «Мне именно туда сейчас надо, у меня только на Бога одна надежда! Возьми меня с собой». « Ну, ладно, посмотрим», – мама пожала плечами. Было это в сентябре 2003 г.

Первая моя поездка на Валаам состоялась только год спустя. Мама не без трудностей добравшись на конференцию осенью 2003 г., увидела сады в еще более худшем состоянии, чем ожидала. Обнадеживало только одно – что в садах снова стала работать Мария Васильевна Порфоева, ее взял себе в помощники молодой монах Григорий, которого только что поставили на это послушание. И он, не имея специального садоводческого образования, всячески искал специалистов в этом деле. Мария Васильевна убедила его, что консультации мичуринцев будут очень полезны, а потому следующей весной 2004 г. Капиталина Васильевна (моя мама) с внучкой Олей, тогдашней студенткой МичГАУ, приехали на святой остров. Случайно или нет, но в то же время делегация питерских ученых приехала осматривать сады. В процессе общения стало очевидно, кто из ученых лучше знает сады, и о. Григорий сделал выбор в пользу мичуринцев.

И вот в августе того же года моя мечта свершилась – я ступила на эту обетованную землю, точнее на скалы. (Ибо понятие земля там весьма относительное – естественный плодородный слой составляет 10 – 15 см, но об этом потом). Завораживающая восхитительная суровая красота природы острова требует отдельного описания. Но тогда, в первый приезд, мы мало имели возможность наслаждаться ею. Мама, как настоящий ученый и садовод, прежде всего занималась именно работой в усадебных садах и на скитах. И я, естественно, тоже. Я по первому своему красному диплому о высшем образовании – агроном-плодоовощевод.

Но меня неодолимо тянуло в храм. Тем более, что я в храмах уже была (в поездке в Санаксарах, Дивеево, Муроме). Казалось, я все знаю.

Но здесь все было по-другому. Не было суеты. В полумраке нижнего храма царила атмосфера загадочности, торжественности, сосредоточенности на чем-то главном, высоком и непостижимом. Служба невероятно долгая и непонятная. Поразил один маленький эпизод. В какой-то момент я присела на скамью и по привычке и по незнанию положила нога на ногу, что совершенно естественно в миру. Представляю, как меня обшикали бы и пристыдили во всеуслышание старушки в наших храмах. Там же молодой монах с подносом с хлебцами, обходящий всех и предлагающий их, слегка наклонился ко мне, предлагая хлебец и на ухо, так, чтобы никто не слышал, очень спокойно и тактично сказал мне, что так не принято, не ставя меня в неловкое положение. Мелочь, но я была поражена.

Там же и тогда же я впервые в жизни исповедовалась, как могла. А вслед за мной и мама. Какой-то молодой батюшка долго, терпеливо выслушал мои сбивчивые речи вперемежку со слезами, попытался что-то понять, дал, как мне тогда показалось, совершенно нелепый совет и все же прочитал разрешительную молитву, после чего стало невероятно легко и спокойно на душе.

В тот первый приезд, я уверена, это был главный результат. Вообще же, в душе осталось ощущение таинственности и удивление. Монахи, изредка встречающиеся на дорогах, в своих развевающихся мантиях, напоминали больших черных птиц, загадочные, не поднимающие глаза, они внушали чувства уважения и даже преклонения.

Наш монах-агроном отец Григорий не походил на них, армянин, неопределенного возраста, но с молодыми глазами, он с неподдельным интересом следил за всем, что мы с мамой делали в садах, часто сам пытался научиться прививать, окулировать, правильно обрезать. Было удивительно и очень радостно. Я исподволь старалась сфотографировать его с Марией Васильевной, мамой. Он не запрещал. Хотя всем известно, что монахи не любят фотографироваться. Эти фотографии потом вошли в буклет «Валаам. Возрождение монастырских садов».

Жили мы у Марии Васильевны в работном доме в весьма скромных условиях, в келье со сводчатым потолком без водопровода и канализации, и это тоже добавляло определенной романтики. Поразило еще другое – интонации разговоров. Было непривычно везде слышать только спокойный, дружелюбный (смиренный, как я сейчас бы сказала) тон общения людей друг с другом. Ни одного окрика, даже намека на повышение голоса или раздражение (что совершенно естественно в миру). Уплывая на большом трехпалубном теплоходе, я чувствовала, что на душе посветлело. Суета, веселье, флирт развлекающихся на теплоходе туристов резко контрастировали с атмосферой спокойного, светлого, торжественного Валаама. И очень захотелось вернуться сюда еще раз.

Мое восприятие Валаама, монастыря постепенно менялось, становилось красочнее, объемнее, не только по мере моего знакомства с новыми людьми, познания жизни на острове, но и сама жизнь за эти восемь лет внесла свои коррективы. События, происходящие в стране, не могли не отразиться на укладе, атмосфере, материальной и духовной жизни острова и монастыря. Но первое ощущение, прочувствование того, что Валаам – это удивительное место, непостижимое и святое, осталось во мне навсегда. Потому что именно там Господь протянул мне руку помощи.

Поэтому, когда через год мама робко поинтересовалась, не хочу ли снова поехать на Валаам сделать снимки для нового буклета, который наш университет решил издать к юбилею И.В. Мичурина, а также кое-какие учеты, я чуть не запрыгала от радости: «Хочу, хочу, хочу!». «Только поедешь одна, согласна?» «Конечно!»

Отправляясь в путь, я не предполагала, что встречу уже в дороге кучу препятствий и проблем, но Господь помогал, подсказывал. Например, так вышло, что добираться пришлось через Сортавалу, где я никого не знаю. Год назад нас с мамой встретил отец Авраамий, тот, что помогал мичуринцам еще в 90-е годы, а теперь руководит Валаамским подворьем в Сортавале. Он и ночлег устроил, и на корабль посадил утром до Валаама. В этот раз я сошла на перрон станции Сортавала в полночь и, как назло, беспощадный роуминг съел все деньги на телефоне, и я не знала, как позвонить о. Авраамию. Пока я соображала, у кого бы попросить телефон, перрон опустел, и вокзал закрылся.

Пошла наугад по дороге и через какое-то время набрела на дешевую гостиницу, где и переночевала. А утром, придя на причал, узнала, что пассажирский транспорт на Валаам будет нескоро, но вот грузовое суденышко может и пойдет, только вот капитан строгий, посторонних не берет. Помолившись как могла, я рискнула попроситься и, о чудо, через пару-тройку часов я была на острове.

Занимаясь снова своей наукой, а также восстанавливая уникальный грушево-вишневый садик на Скиту Всех Святых, объеденный зимой лосями почти до основания, я начинала ближе узнавать обитателей острова и монастыря. Монахи оказались не такими уж угрюмыми, странными и молчаливыми. Спокойный отец Сергий в прошлом окончил художественное училище. Пишет картины и иконы. Мы познакомились с ним, когда я помогала отцу Григорию заготавливать баклажанную икру на зиму. Молодой монах Агапий, в прошлом то ли панк, то ли рокер, а теперь эконом Всесвятского скита, однажды, увидев, что я допоздна заработалась в саду, подвез меня до усадьбы. А потом на службе вынес из алтаря и подарил мне просфору! Было ну очень приятно. К портрету современного монаха в моем восприятии добавились доброта и сочувствие.

В этот второй мой приезд и произошло главное событие – мое крещение на Валааме. И хотя я вроде бы была крещеная староверами, отцы сказали, что надо все сделать, как положено и сознательно. 28 августа в праздник Успения Пресвятой Богородицы и случилось это знаменательное в моей жизни событие в церкви Валаамской иконы Божией матери – крещение было совершено отцом Софронием и отцом Григорием.

Надо сказать, что и маму мою, Капиталину Васильевну также и там же покрестили в этот год, но чуть раньше, весной – 9 мая. Этой весной она привозила первую группу студентов на весеннюю обрезку садов. А вот следующей весной мама из-за болезни не смогла приехать на Валаам, и пришлось мне взять руководство студентами на себя. В 2006 г. новые встречи, новые впечатления подарил мне Валаам. Поселили нас со студентами в агрономской гостинице, за порядком в которой присматривал послушник Александр Лютов. Высокий, крупный, общительный молодой монах, он сразу окружил вниманием и заботой наших студентов, вечерами рассказывал про монастырские порядки и байки, водил на экскурсии по острову в редкие выходные, приносил банками красную икру. А на дорогу выдал нам такой богатый сухой паек, какой студентам и не снился – тушенка, сгущенка, постные вкуснейшие пряники и печенья, ароматнейший монастырский хлеб… Кстати, о еде. Работали мы всегда добросовестно, с огоньком, не глядя на часы. И, если это было на скитах, братья – скитяне всегда делились с нами своим нехитрым обедом, вкуснее которого, кажется, не было ничего. На Скиту Всех Святых, куда женщинам вход запрещен, еду выносили прямо в сад, за территорию скита.

Работа со студентами – отдельная тема. Набирая группы студентов на важные специализированные работы в садах Валаам, как-то: весенняя обрезка или окулировка, не всегда удавалось заранее близко познакомиться с ними, чтобы понять, как они будут вести себя в поездке. Порой уже в дороге они раскрывались не с лучшей стороны, воспринимая эту командировку как веселое приключение, повод расслабиться вдали от строгих родительских и преподавательских глаз. Однажды после такой развеселой дороги и ночлега на причале в Приозерске почти перед самой погрузкой на корабль, идущий на Валаам, мне пришлось сказать им, что на корабль я беру с собой только одного человека из всех, остальные могут ехать обратно.

Моя пламенная речь довела их чуть не до слез раскаяния, они почти на коленях просили прощения и шанса реабилитироваться, поклялись не осквернять своим непристойным поведением святого места. Тем более, что приезжали мы перед самой Пасхой, самым светлым православным праздником. Шанс был дан. Ребята не просто добросовестно потрудились во славу Божию, они, проникшись православным чувствами, терпеливо отстояли всю Пасхальную долгую службу, исповедались и причастились. Большинство из них, как и я когда-то, и в храмах-то не бывали будучи в миру. Разве что крестики носили.

Особенно запомнилась им поездка на самый строгий – Предтеченский – скит, где с ними общался схимник старец Иоанн. Отец Викентий, бывший тогда скитоначальником на Предтеченском острове, признался мне, что сам позавидовал той проповеди, которую прочитал старец моим непутевым отрокам.

Прошло четыре года, ребята окончили институт, но, как сказал один из них, Дмитрий Бочков, «мы стараемся жить, сверяя свою жизнь по Валааму». Общение с островом, отцами, послушниками, монахами оставило неизгладимый след в их душе, заронило зерно подлинной веры. «Представляете, – как-то сказал мне Дима, – мы с однокурсниками уже почти не общаемся, а вот с Валаамскими друзьями регулярно созваниваемся, встречаемся, дружим! Такое вот у нас Валаамское братство!». Были и смешные, курьезные случаи. Например, разрешили нам как-то подняться на колокольню главного Спасо-Преображенского собора. Ходим, любуемся видом на Монастырскую бухту, фотографируемся, а Вася Телегин, рассматривая главный колокол, говорит: «А интересно, тяжелый он, это язык?», – возьми да и приподыми язык колокола. И тут на всю округу раздался колокольный звон.

Мы испугались, а послушник, который привел нас туда, вообще чуть не спрыгнул с колокольни от страха: «Ну все, меня теперь на Пуутсаари сошлют». Мы бегом вниз. Проходя мимо церковника, говорю: «Простите нас, мы не специально». А он: «Да ничего, только братья из келий повыскакивали, на службу пошли». Так за нашим Васей до конца учебы в университете закрепилось прозвище «Звонарь».

И все же главной миссией студентов была работа в садах. Трудились весной весь световой день, часов по 12 –14 часов, благо в мае белые ночи. Работы уж очень много и в усадебных старых садах с их 100–150-летними яблонями, и на скитах, где есть небольшие насаждения плодовых и ягодных культур: Всесвятском, Ильинском, Предтеченском, Смоленском, Владимирском, Гефсиманском, Никольском, Ферме, на очистных сооружениях, на электростанции, да еще на питомнике.

И опять-таки (удивительное дело!) при такой-то нагрузке, а силы были, усталость проходила за ночь. Ребята сами удивлялись: «Видно Господь помогает!» Ну а когда по окончании нашего пребывания на острове они увозили подарки от отца Мефодия – свежие номера газеты «Свет Валаама», молитвословы, календари с изображениями икон, иконы Валаамской Божией матери – чувствовали, что увозят с собой частичку святого острова, память и благословение на всю оставшуюся жизнь. Были ребята, которые приезжали еще на остров – кто на практику, кто поработать после окончания университета, кто после армии, желая остаться в братии. По - разному сложились их судьбы, одно общее – все они идут теперь по жизни с Богом, а значит крепко стоят на земле. А я бесконечно счастлива тем, что немного причастна к этому и что, как могла и сколько могла помогала сохранению Садов Валаама, уникального явления, живого чуда Валаама.

Скоро я поняла, что место это святое, что здесь живет Бог. Потому что, когда у меня возникал какой-либо мучительный вопрос, проблема, терзания – Господь тут же подводил меня к решению этой проблемы, подсказывал выход из положения или посылал человека, который давал ответ на мой вопрос или решал мою проблему, во всяком случае, утешал, приводил мое состояние в равновесие.

Просто надо было от всего сердца попросить Его, просто надо очень верить в Бога.

А еще обязательно сходить на игуменское кладбище к игумену Дамаскину.

Встречи

Какие бы правильные слова не говорили отцы и какие бы прописные истины не звучали для нас из их уст, в Бога поверишь лишь тогда, когда увидишь Его в глазах близкого человека. Вот и в моем воцерковлении, на моей дороге к Богу именно Валаам поставил вехи – подарил встречи с необыкновенными людьми, повлиявшими на мое православное сознание, некоторые из них перевернули всю мою жизнь.

Одним из самых главных уроков – урок смирения – я усвоила, общаясь с женщинами, с которыми познакомилась на Валааме.

Матушку Неонилу впервые я увидела осенью 2006 г., когда привозила на остров декоративные растения и кустарники по заказу отца Агапия со Всесвятского скита. Заглянув в садовый домик в Среднем саду к отцу Григорию, я краем глаза увидела, что в доме хозяйничает худенькая немолодая женщина, и не придала этому особого значения. Я уже привыкла к тому, что отцам, особенно тем, у кого в послушании довольно большое хозяйство, всегда помогают какие-то паломницы, обычно матушки пожилого возраста, тихие и незаметные.

Непритязательные, но очень исполнительные, они становятся незаменимыми помощницами, при этом беззаветно верующие, не пропускающие ни одной службы, и усердно молящиеся за кого-то из своих родных: детей или непутевых мужей. Многие жили в монастыре только летом, и лишь немногих духовники благословляли оставаться на зиму. Поэтому я несколько удивилась, увидев эту женщину и весной в том же доме в Среднем саду. В тот приезд отец Григорий поселил нас там же, в одной комнатке с ней, которая, впрочем, являлась единственным жилым помещением в домике. Там помещалась только ее кровать, небольшой стол, вешалка у входа, полка для книг и в углу – аналой, перед которым несколько икон.

Мы с мамой спали на матрасе на полу. Вот так живя бок о бок рядом с матушкой, я впитала ее нехитрые православные уроки. Первое, что поразило, это ее преданность отцу Григорию. Она окружала вниманием, заботой и поистине материнской любовью не только самого батюшку, безоговорочно выполняя все его поручения, но и любого его гостя или друга. Человеколюбие светилось в ее глазах. «Главный наш грех – осуждение, главный наш враг – язык наш, – часто приговаривала она, – нельзя никого осуждать, а нас медом не корми, дай посплетничать, на себя больше смотреть-то надо, на свои грехи». И считала, искренне считала себя последней грешницей, хотя, по моему мнению, чище и правильнее ее никто и не жил.

Трудилась она по хозяйству с утра до ночи, успевая и готовить для многочисленных гостей отца, и прибирать за ними, и цветники перед домом в порядке содержать, и пирожки печь для туристов. И все с молитвой. Никогда спать не ляжет и за стол не сядет, не помолившись. При этом другим прощала их немощи, не замечая их. Терпение, смирение, неосуждение, доброта и любовь к каждому – главные уроки православия, которые я получила от матушки Неонилы. «А как же, Ирочка, ведь в каждом человеке надо образ Божий видеть, даже в самом, казалось бы, худом, молиться за него и любить», – тихо, без нажима или назидания приговаривала она, хлопоча по хозяйству. А уж какими праздниками были для нее посещения служб! Она просто светилась от счастья.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ничего в жизни не происходит случайно, все по Воле Божьей, по Божьему Промыслу. Вот и на Валаам Господь привел меня, чтобы смирить гордыню мою и тщеславие, чтобы показать истинные ценности, показать настоящего человека.

Я не видела себя на Валааме в формате какого-то постоянства, стабильности. Я только искренне радовалась, если Валаам милостиво позволял мне снова в очередной раз прикоснуться к своим камням, своим святыням. Причем я видела много людей мечтающих остаться здесь подольше, а лучше навсегда, иные даже умереть желали бы именно здесь. И почти всегда люди были в этом уверены. Даже вести себя начинали, как хозяева острова – дерзко, вызывающе. Но чем чаще я встречала таких, тем больше убеждалась, что не люди должны решать это – здесь, на острове другой хозяин, Господь. И только во власти Его одного находится каждый, пришедший сюда. Я стала чувствовать, что остров, он живой, всем и всеми распоряжается по-своему.

Поэтому уже где-то после третьего приезда я перестала планировать что-то в отношении Валаама, ибо каждый раз случалось что-то мной не предвиденное: уходили те, чье место на острове казалось стабильным, появлялись новые люди, новые обстоятельства, существенно менявшие работу или расстановку сил, порой и сами люди менялись до неузнаваемости. И далеко не всегда перемены эти были со знаком плюс. Сколько слез отчаяния от бессилия сделать задуманную работу правильно было пролито, сколько труда потрачено впустую, сколько обид, горя и, к сожалению, невосполнимых потерь пережито!

И пришлось четко усвоить одно: пусть будет все не так, как я хочу, но по воле твоей, Господи! И здесь оно так! И теперь уже, уезжая каждый раз с острова, я просто благодарила его за гостеприимство, за то, что все сложилось так, как сложилось, на всякий случай, мысленно прощалась надолго (а может и навсегда) и робко просила позволить приехать снова. И Он позволял. Каждое лето, потом два, три раза в год. Ненадолго бывало и осенью, и зимой. На праздники Рождество, Пасху, Крещение, Прощеное воскресение. Я узнавала не только отцов и братьев, с которыми приходилось общаться по роду работы, но и подружилась со многими местными мирскими жителями. Практически все они оказались интереснейшими, талантливыми, трудолюбивыми людьми, беззаветно и трепетно любящие свою малую родину, остров. О каждом из них можно книгу написать. Не случайно Господь позволил им находиться в этом месте.

Это – и Мария Васильевна Порфоева, долгое время работавшая в садах, и Борис Витальевич Татарский, до недавнего времени руководящий всем, что происходит в садах, и Лена Михалёва – работающая в природоохранном парке, знающая весь животный и растительный мир острова, и конюх Николай Волков, занимающийся беспокойным хозяйством конюшни, где живет еще множество всевозможной живности, и экскурсоводы высочайшего уровня Таня Сошкина, Света Графова, Лена Бояршинова, имеющие множество других талантов. Елена Груздева – сама прекрасная вокалистка, создала детский вокальный ансамбль «ВалАнс». Невозможно не отметить Ксению Румянцеву, директора клуба и руководителя детского православного театра и взрослого, неутомимого организатора совершенно бесподобных праздников, концертов, фестивалей, организующую всю яркую культурную жизнь мирского населения. Эта жизнь, кстати, совершенно не идёт в разрез с православной монастырской жизнью. Наоборот, монастырь в лице отца Мефодия и созданного им культурно-просветительского центра «Свет Валаама» всячески поощряют и помогают и клубу, и детскому саду, и школе, и пенсионерам. И с множеством других необыкновенных прекрасных людей свел меня Господь именно на Валааме.

Работая в 2007 г. летом главным помощником отца Григория, т. е. руководя всеми работами в садах, пришлось много и плотно общаться и с различными паломниками, направляемыми на послушание в сады, и с волонтерами, которых изредка на подмогу давал начальник фермы отец Георгий, и с наемными рабочими, и со студентами.

Работа в монастыре имеет свои особенности. Здесь нет трудового кодекса, обязанностей, оговоренных в законодательстве, как в миру. Каждый приходит в монастырь, имея в душе свою, никому неведомую цель. Задача у каждого своя. И понятия свои. Было с одной стороны невероятно трудно находить общий язык со всеми ими и при этом добиться от них той помощи, того результата, которого требовали сады. А с другой стороны, очень интересно. Такой калейдоскоп судеб, характеров…

Например, группа паломниц – пожилых женщин из Белоруссии отличалась неуемной трудоспособностью, добрые воспоминания о себе оставила православная семейная группа из Москвы, от всей души работали глухонемые юноши. Запомнился мне музыкант из симфонического оркестра, который добросовестно прополол задернённый участок сада. Потом уже я увидела, что руки у него были покрыты язвами. Но он наотрез отказался сменить послушание. Встречались и проблемные «помощники» – один наркозависимый сильно обломал яблоню. Алексей, бывший уголовник, сильно пьющий человек, поначалу рьяно помогал, потом все же сорвался, пришлось расстаться. И тем не менее месяца через два прислал мне очень хорошее, доброе письмо уже из другого монастыря.

Каждый приезжал на остров со своей болью за помощью. И ты понимаешь, что тоже являешься в этот момент частичкой острова, а значит в чем-то тоже можешь и должна помочь, поддержать человека. Ведь монастырь – поистине лечебница душ человеческих. В том числе и своей.

Вторым человеком, повлиявшим на мое духовное воспитание, могу назвать Любашу Берёзову. Это немолодая, интеллигентная, ухоженная женщина появилась в первой (и, увы, единственной) пробной группе волонтеров, набранных для работы конкретно в садах. Работала добросовестно, хотя чувствовалось, что землю видела до этого только в цветочном горшке на подоконнике. Жилищные условия достались им, мягко говоря, неважные – мрачный перенаселенный вагончик с деревянными нарами и, конечно, без удобств. (Замечу это был 2007 г. Сейчас все иначе.) Одна девица сбежала уже на второй или третий день. Люба переносила все тяготы спокойно. Но в разговоре с ней я поняла, что главное, за чем она, далеко не бедная, умная, успешная женщина, вырастившая двух дочерей, приехала сюда – та духовная помощь, которую она ждала от отцов. Однажды мы проговорили почти всю ночь после службы, стоя у ограды над нижним садом о жизни. Она вправила мне мозги, заставив подняться над суетой обычных житейских проблем, открыв радости духовной жизни. Это было удивительно. Она показала, что и обычный светский человек, живущий в мегаполисе (жила она в Питере) тоже не может жить, не думая о душе. Мы подружились. Она не раз потом помогала мне в самых сложных ситуациях, и словом, и делом.

«Человек, в глазах которого я увидела Бога...» (об отце Георгии)

Так или иначе, но с каждым годом я узнавала о монастыре все больше, старалась понять законы этого особого мира, в котором мне приходилось нести свое особое послушание. Я уже писала, что в самом начале для меня, для женщины – это была тайна за семью печатями. Но по мере моей работы приходилось все чаще сталкиваться с представителями братии, общаться, и в конце концов в моем представлении вырисовался определенный образ монаха, в чем-то довольно привлекательный, но с некоторыми минусами, которым я, впрочем, находила объяснение, иногда оправдание. Общим было, например, то, что смотрели они все на нас, грешных, свысока, особенно на женщин. Я старалась не обижаться, смирять гордыню. Или замкнутость монахов, обращение внутрь себя, определенный эгоизм. Чисто внешне все отцы отличались спокойными, размеренными, почти медлительными движениями. Видно было, что они как бы не от мира сего.

За эти годы многие монахи, отцы, послушники, конечно же, оставили свой след в моей душе, повлияли на мое православное воспитание. Но подробно рассказывать миру о тех, кто уходит от мира, считаю не совсем этичным и правильным. Тем более без их согласия, благословения. Но об одном из них я не могу не сказать. Тем более что это, пожалуй, главный человек в моей, и не только в моей жизни, в глазах которого я увидела Бога.

Это – отец Георгий. Он привел к Богу огромное число людей, не произнеся, наверное, ни одной проповеди в привычном понимании, просто своим примером, всей своей жизнью показал, как надо жить, как надо любить. Его земной путь оборвался 5 августа 2007 г. в неполных 32 года. Казалось бы нелепое ДТП, там на Валааме.

Но все знают: Господь призвал его, действительно лучшего из лучших. На сайте созданного им волонтерского движения на Валааме есть видеоролик о нем, который лучше всяких слов дает представление о нем. Посмотрите. Он – часть фильма-воспоминания о нем, пишется книга о нем, сложены прекраснейшие песни о нем, написаны стихи и поэмы. Все, что мы с мамой могли сделать в память о нем – это назвали новый сорт черной смородины, выведенный нами в его честь – Георгий. А самый главный памятник ему – это наши жизни, которые теперь сверяем по нему.

Формально я знала его чуть больше года, дружили два месяца, продолжаю познавать до сих пор, вот уже пять лет. Через других людей, тех, кого коснулся свет его любви и дружбы, через воспоминания.

Георгий был начальником фермы, возделывал на полях кормовые, овощи. Я занималась садами. Наши послушания довольно тесно переплетались. С ним мы запланировали масштабные посадки ягодников. Все ближе узнавая отца Георгия, я каждый раз с удивлением отмечала, что он был совершенно непохож на остальных отцов и братьев. Оказывается, современный монах может быть и трудолюбивым, и любознательным, и надежным. Молодой, энергичный, жизнерадостный с потрясающим чувством юмора, он располагал к себе какой-то детской открытостью. Его живой, неподдельный интерес к каждому человеку подкупал, и каждый сразу же проникался симпатией и уважением к нему.

В первый же год нашего, тогда еще поверхностного, знакомства мне стало ясно, что вот это – настоящий хозяин этой земли. Ему было дело до всего. И не из пустого любопытства. Нет, он просто любил остров и монастырь, как любят отца или мать – всей душой. Это был его дом родной. И он пытался, как мог, не только свое послушание выполнять добросовестно, но и помогал другим. Переживал за все в монастыре. У него был удивительный дар любви. Он просто не умел пройти мимо каждого человека.

Одна паломница Лариса, работавшая под моим началом в том 2007 г., рассказала мне, что считает его близким, почти родным человеком, хотя общались они минут 10–15 всего, когда он, проезжая по дороге на мотороллере, остановился возле двух женщин, отдыхающих на обочине, поговорить. После его гибели она до самой поздней осени плела венки, составляла букеты и носила на его могилу. Он не умел пройти мимо человека. КАЖДОГО. ЛЮБОГО.

Отец Георгий для меня был из разряда людей-солнышек. Они встречаются в жизни очень и очень редко. Но они светят и согревают всех на своем жизненном пути. В нем светилась радость. Вот все мы можем любить своих родителей, детей, близких. Любить первого встречного мы не можем. А Георгий мог. Он дружил со всеми – стариками, детьми, мужчинами, женщинами, братьями и волонтерами.

К себе на Ферму он брал на работу и пьяниц и наркоманов, неблагополучный контингент. И перевоспитывал их, молился за них и спасал. Они его боялись, любили и уважали одновременно. Он лучше любой матери заботился о волонтерах, приезжающих на остров. Многие из них, глядя на него, крестились прямо на острове, воцерковлялись. Люба Берёзова как-то сказала шутя: «Отец Георгий, как пластырь, если у кого какая боль – его надо приложить, и все пройдет».

У меня боли особой не было, но были проблемы по работе в садах, с жильем,… И мы с Георгием помогали друг другу, я ему инструмент, какого у него нет, семена или студентов, он мне волонтеров, когда паломников не хватало, или участок вспашет, навозом поделится, келью найдет для жилья. Кстати, и на тракторе он сам лично работал, и роды у коровы мог принять, когда надо было. Однажды я послала ему смс: «С душой беда. Мне плохо». В ответ: «Сейчас буду». В другой раз ночью у меня открылись сильнейшие боли. Опять посылаю смс. Утром в 9 ч. звонит: «Лекарство для тебя уже едет из Сортавалы с «Метеором». А сейчас давай в нашу больничку. Врач уже ждет. Скажешь – от меня».

Но за всеми этими заботами и делами, Георгий всегда помнил о своем предназначении, свое монашеское правило – это святое. В нем чувствовался какой-то очень крепкий духовный стержень. И постоянная работа над собой, самоконтроль. В миру я часто слышала такое мнение, что в монастырь уходят слабые люди, у которых что-то в жизни не сложилось. Георгий – ярчайший пример обратного. Он сам говорил, что «ушел не от ненависти к миру, а от любви к миру». Рассказать о нем времени не хватит. Но я благодарю Бога за то, что послал мне счастье с ним встретиться, работать и дружить. Он притягивал людей не к себе, а через себя к Богу. И такого дара любви я больше никогда не встречала.

Такими людьми, как Георгий, наша вера держится. Так вышло, что в тот 2007 г. я уехала с острова за пару дней до его смерти. Уезжала с обидой, в сердцах обронив матушке Неониле «Больше я сюда не приеду!». Узнав о трагедии, чудом успела вернуться, попрощаться, проводить его. Матушка Неонила, утешая меня на кладбище, сказала такую фразу: «Нет, милая, вот теперь ты будешь всегда сюда приезжать. К нему».

Она была права. Я приезжаю на остров вновь и вновь, по воле Божьей, конечно, и по молитвам отца Георгия, который болеет душой за всех и молится. И за сады Валаамские тоже. А значит, все будет хорошо. Главное – верить.

Кондрашова Ирина