Прежде чем приступить к описанию уже давно прошедших событий по памяти, прошу Вас, честные Отцы, учесть, что я никогда не вёл никаких дневников для памяти, а потому предварительно прошу прощения за возможные проявления неточностей и забвение фамилий некоторых участников описуемых мною событий.
Знакомство моё с Валаамом произошло, благодаря прочтению нескольких книг о Валааме и его подвижниках в Одесской Духовной Семинарии, где я учился с 1983 по 1986 годы. Они произвели на меня тогда значительное впечатление.
Во время моей учёбы в Ленинградской Духовной Академии (1988-1989 гг.), будучи уже на 2-ом курсе, чувствуя призвание к монашеству, я подал прошение о пострижении в «ангельский чин». В это время (октябрь или ноябрь 1989 года) стало известно о возвращении государством нашей Церкви Валаамского монастыря, и я подал на имя Митрополита Ленинградского и Ладожского Алексия (будущего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II) прошение о зачислении с 1 декабря в новообразуемую братию сего монастыря. Такова предыстория моего обращения к Валааму.
Вскоре приехали из Московского Данилова монастыря двое из его насельников – иеромонахи Фотий и Геронтий, с которыми мы познакомились во время вечерней трапезы, после Вечерни и полиелейной Утрени в ЛДА, накануне праздника св. апостола Андрея Первозванного. Утром, в день праздника (к сожалению, не смогли быть на Литургии), мы, трое из ЛДА, а именно: я, послушник Вадим (Эрлих), иеромонахи Варсонофий (Капралов) и Серафим (…), и двое прибывших из Данилова монастыря, погрузились в небольшой автобус ПАЗик и отправились в путь, на Валаам.
Проезжая мимо Приозерска, приняли на борт ещё одного нашего брата Леонида (Макарова, будущего инока – рясофорного монаха, † 02.12.1994), находившегося в послушании при храме в Приозерске у игумена Сергия (Булатникова). Таким образом мы, 6 человек (4 иеромонаха и 2 послушника) новой братии Валаамского монастыря, на загруженном до отказа ветхой церковной утварью и облачением автобусе, наконец, добрались до некоей бухты (кажется, Владимирской) на берегу Ладожского озера и, перегрузившись на небольшой ледокольный буксир, отправились уже по Ладоге до острова Валаам. Мороз был крепкий, потому мы долго шли, преодолевая или обходя ледовые препятствия.
Наконец, к 5-ти часам вечера, при сильном ветре и метели, прибыли мы в Воскресенскую бухту острова Валаам. Разгружались уже в темноте, при сильном ветре со снегом и под мощным освещением прожектора с буксира. Администрация острова (сам Анатолий Михайлович Свинцов встречал нас) любезно предоставила нам бортовой грузовик с брезентовым верхом, на котором мы, загрузившись, отправились уже на Центральную усадьбу монастыря.
Нас разместили в так называемом "морском" домике, который, говорят, ещё с войны оставался наполовину разрушенным. Пригодными для жилья оказались лишь комнаты с общим коридором посередине, на втором этаже. Их было, насколько помню, шесть, по две на каждой из трёх сторон коридора. На четвёртой стороне была дверь на лестницу вниз на выход. Четыре из них мы определили под жильё (келии), где поселились по двое. Пятую оборудовали под кухню и продуктовый склад, а шестую – под склад церковной утвари и облачений.
В келиях находились голландские печки, которые мы топили дровами. Они, правда, были ещё сырыми, потому как заготавливались накануне в спешке. Растапливали их ветошью, смоченною в ведре с соляркой, – иначе никак! Согревались ночью ещё обогревателями с рефлекторами, направленными на кровати, так как в келиях было довольно прохладно: оконные форточки с потрескавшимися стёклами плохо закрывались, и плинтусы под кроватями были покрыты тонким льдом. Часто пробки на электрощитке срабатывали ("выбивались"), так как ночью все одновременно включали свои обогреватели. Однако, мы были бодры и веселы, так как понимали и принимали эти неудобства, как временные трудности.
Большой коридор с четырьмя колоннами, поддерживающими потолок, определили как трапезную, где установили большой длинный стол со скамьями, и как молитвенную комнату, где ежедневно справляли утренние и вечерние молитвенные правила, а иногда и полное богослужение с Изобразительными (без Литургии).
Священноначалием старшим в нашей группе был назначен о. Варсонофий, который распределял между всеми нами наши обязанности и осуществлял связь со священноначалием и администрацией острова. Тогда первым Игуменом монастыря был назначен архимандрит Виктор (Пьянков). Строгих назначений на должности никто не устанавливал, и, по естественному положению дел, они распределились так: мне предложили заниматься Уставом, клиросным послушанием и пением, так как я имел уже навык церковного пения и руководства братским хором в Семинарии и Академии.
Отец Фотий взял на себя ризницу, отец Геронтий – исповедь братии, послушнику Леониду было поручено казначейство: доверены были деньги, выделенные нам на первое время – на пропитание и нужду. Оставался "свободным" только о. Серафим (...), который, будучи знатоком иконописи, сам писал иконы, но не нашёл себе на сей предмет применения. Однако же, он вместе с нами разделял все труды и заботы. Так как среди нас не было профессионального повара, то общим собором братии было определено каждому из нас нести эту ношу по очереди, по дням недели. Это, конечно же, было испытание для всех – и готовящих пищу и принимающих её. Теперь уже с улыбкой вспоминаются эти «испытания».
На следующий день, после нашего расселения в “морском" домике, мы пошли осматривать собор Преображения Господня и нижний его храм преподобных Сергия и Германа Валаамских. Впечатление получили удручающее. Сам собор, как некий заложник, был охвачен чёрными от влаги и плесени строительными лесами, с прогнившими в некоторых местах досками. Окружённый со всех сторон таким же чёрным от влаги и времени забором, собор имел жалкий вид.
Центральный парадный вход в сам храм из тамбура и лестничной площадки, ведущей на второй этаж, почему-то был заложен кирпичной кладкой, поэтому войти в нижний храм можно было только боковой дверью с северной стороны храма. В самом храме, из-за строительных лесов, закрывавших окна, было темно. Свет извне пробивался сквозь немногие щели в окнах. В алтаре над фундаментом, некогда стоявшего здесь Престола, была подвешена большая 500-ваттная лампа на скрученной электропроводке. Проводка проходила по всему храму, будучи прикрепленной на внешних керамических изоляторах (видимо, ещё со времён войны).
Стены были обшарпаны: с них падала скукоженная от сырости штукатурка, вместе с сохранившимися чудом на ней в некоторых местах остатками живописной росписи... Пол из гранитной плитки был грязным, нечищеным; на нём оставалось ещё несколько пустых ящиков из-под овощей... Видимо, здесь был некогда продуктовый склад. В алтарной же части храма (никакой иконостасной перегородки не сохранилось!) сохранился лишь черновой пол, на котором, очевидно, лежал некогда паркет.
Поднявшись на колокольню, я решил опробовать единственный из сохранившихся там многопудовый колокол Благовест и, раскачав на короткой верёвке огромный его язык, совершил несколько ударов в него, огласив остров бархатным басовитым звуком, возвещающим о начале новой истории обители, о прибытии новой братии, полагающих начало новой жизни монастыря.
На другой день, вооружившись вениками, тряпками, швабрами, хозяйственным мылом, вёдрами и чайниками с горячей водой, пришли в нижний храм собора и занялись уборкой и мытьём полов в алтаре. Со временем приготовили всё необходимое к богослужению: поставили нáскоро сделанный каркас Престола, одели его в старенькое облачение, установили аналой на клиросе. Местные столяра соорудили для храма скромный иконостас из фанеры, наклеили на него репродукции икон, и мы начали служить.
Вскоре, кажется, в феврале 1990 года, Валаам посетил на вертолёте Игумен монастыря архимандрит Виктор (Пьянков). Он поинтересовался нашими нуждами, проверил наш быт, как мы устроились, и подтвердил благословение Владыки Митрополита Ленинградского и Ладожского Алексия (Ридигера) о моём постриге в мантию, которое и осуществил в Великий Четверг (6 апреля) на Страстной седмице иеромонах Варсонофий (Капралов) в нижнем храме (прпп. Сергия и Германа Валаамских) Спасо-Преображенского собора, с наречением нового имени в честь прп. Виссариона Египетского Чудотворца (память 6 июня).
Особенность пострига запомнилась тем, что частично мы разобрали кирпичную кладку заложенного центрального входа, и, через образовавшийся “провал” я, разоблачённый до срачицы, был введён старшей братией в храм, где по развёрнутому от самого входа по полу рулону белой бортовочной ткани, полз с остановками до солеи к совершителю пострига. Это был первый постриг в мантию после возобновления монастырской жизни.
После празднования Пасхи на остров прибыла ещё одна группа новообразованной братии из Московского Данилова монастыря. Среди них были иеромонахи – Борис (Шпак), Иаков (Ульянов), Феофан (Краснов), Антоний (Плясов), иеродиакон Серафим (...), а также трудник Георгий (...), бывший ресторатор, ставший нашим профессиональным шеф-поваром, нашим кормильцем, впоследствии правильно организовавшим работу кухни и трапезной.
Вскоре на остров прибыл новоназначенный Игумен монастыря – игумен Андроник (Трубачёв), которому администрация острова выделила келию в Зимней гостинице. Братия же наша, уже "многочисленная", разумеется, не могла поместиться в нашем "морском домике", и потому стала расселяться в пустующих "келиях" внутреннего и внешнего каре, где было полное запустение, и где, наряду с местными законными жителями острова, проживали ещё какие-то сомнительные люди без прописки и без права на жительство.
В мае месяце остров посетил Митрополит Алексий (Ридигер) в сопровождении множества гостей, в числе которых запомнился известный богослов протоиерей Иоанн Мейендорф... 25 мая 1990 года в нижнем храме прп. Сергия и Германа во время Литургии Митрополитом Алексием была совершена и первая в монастыре хиротония – меня рукоположили в иеродиакона.
Должности в братии определились естественно, по благословению игумена Андроника: о. Борис назначен ризничным, о. Фотий – благочинным (вскоре он был назначен начальником Приoзерского подворья Валаамского монастыря), регентом же хора и уставщиком определено было быть вновь мне; келарем назначен о. Антоний, экономом о. Иаков, у которого вскоре появился трудник Валентин (Княженцев), впоследствии иеромонах Авраамий, он же иеросхимонах Авраам †18.02.2021 г.
Летом 1991 года произошёл трагический конфликт между Игуменом монастыря и старшей братией, который вышел за пределы монастыря и понудил старшую братию, по благословению архимандрита Кирилла (Павлова), окормлявшего Валаамскую братию, совершить поездку в Сергиев Посад, в Троице–Сергиеву Лавру, для предоставления Святейшему Патриарху Алексию на суд решение возникших у нас проблем... Здесь, в Лавре произошёл так называемый “разбор полётов” и примирение братии с Игуменом Андроником, а также принято решение возвратиться всем на свои места, на Валаам, для продолжения монашеского служения. По возвращении на остров, я испросил благословение у Игумена поселиться в качестве насельника в Скиту Всех Святых, где начальником тогда был назначен о. Александр (...) – духовное чадо о. Андроника.
Вскоре, в начале февраля 1993 года, на остров прибыл назначенный 18.01.1993 года Патриархом Алексием II новый Игумен – архимандрит (ныне епископ Троицкий) Панкратий (Жердев), которого братия монастыря вышла встречать на пристань монастырской бухты с крестным ходом. Вместе с ним прибыл и его верный послушник македонянин Венко (Петров) – будущий архимандрит Мефодий, с которым я познакомился ещё раньше, когда во время известной поездки братии в Лавру, останавливался на жильё в одной с ним келии Лаврской гостиницы, где мы и познакомились.
Так началось новое направление в истории возрождения Валаама. Благодаря правильной организации Игуменом Панкратием монастырской жизни, его заботе о воспитании братии в монашеской традиции, в послушании и благочестии, монастырь достиг того результата и благолепия, которое мы все можем ныне наблюдать – и благодарить Бога, всегда содействующему благим намерениям!
Дальнейшее же развитие монастырской жизни уже велось под наблюдением самого Владыки Панкратия и назначенного им хронографа о. Онуфрия, и других... Поэтому считаю излишним излагать то, что и так известно всей живущей на Валааме старшей братии, которые, конечно же, лучше меня, покинувшего монастырь в 1998 году, помнят все последующие события.
Неусыпаемая Псалтирь – особый род молитвы. Неусыпаемой она называется так потому, что чтение происходит круглосуточно, без перерывов. Так молятся только в монастырях.
Видео 481060