Иеродиакон Герман: «Я благодарен Богу...»

Детство

— Я был крещён в младенчестве. Мама меня крестила. Но сознательно в храм начал ходить только в шестом классе. До этого, помню, бабушка приводила несколько раз в церковь, и мама водила молиться, когда двоюродная сестрёнка заболела.

А первые опыты вхождения в церковную жизнь и воцерковление начались с подросткового возраста. После пятого класса родители определили меня в православный лагерь под Шацком. Нашим воспитанием там занимался отец Виталий (Уткин). Окормлял нас, беседовал, организовывал молебны. В то время мы с ним совершили паломничество в Дивеево.

И сразу после этого лагеря, в начале шестого класса, мама перевела меня учиться в Православную гимназию во имя святителя Василия Рязанского. Мне не очень хотелось переходить туда, потому что у нас был хороший дружный класс, однако перевод этот состоялся. И с того времени моя церковная жизнь стала более активной.

В алтаре

Я узнал, что некоторые ребята, мои одноклассники, прислуживают в алтаре. И мне тоже сразу же захотелось в алтаре помогать. Я пошёл на подворье Иоанно-Богословского монастыря в Рязани в Николо-Ямской храм, настоятелем которого был тот самый иеромонах Виталий (Уткин), лагерный духовник наш, и сказал ему:

— Батюшка, я хотел бы в алтаре прислуживать.

Отец Виталий ответил:

— Ну, нет, так дело не пойдёт. Надо сначала в храм походить, потом посмотрим. Сразу я тебя не могу взять.

Я согласился и стал ходить в храм. Ходил, молился, помогал иногда по выходным свечки ставить, тушить их. И через несколько месяцев меня ввели в алтарь. Это было в 1999 году 13 декабря, в день памяти апостола Андрея Первозванного. Вспоминаю регулярно теперь этот день, потому что он, кроме того, является днём возобновления монашеской жизни на Валааме.

То есть 30-летие Валаамского монастыря совпало с 20-летием моего служения Церкви, если так можно сказать.

Зимние каникулы в монастыре

В этот же год на зимних каникулах мы с ребятами Игорем и Стасом поехали в Иоанно-Богословский монастырь. Пришли на подворье, а отец Виталий нам говорит:

— Что вы будете тут болтаться? Езжайте в монастырь.

Зима была такая крепкая, хорошая, русская. Когда приехали туда, поселили нас в настоящую келью. Это был первый мой опыт знакомства с монашеской жизнью, с монахами, с братией. От всего увиденного, от того, как там всё устроено, как происходит, я был в полном восторге. Вернулся из монастыря после каникул под огромнейшим впечатлением.

Мне кажется, именно тогда я решил для себя, что хочу стать монахом. Мне было лет двенадцать, шестой класс. Даже внутренне в сердце было такое горение духа. И с той поездки в монастырь я искал любую возможность, чтобы туда выбраться, — и выходные, и каникулы старался в монастыре проводить. Стремилось сердце туда.

Это не так далеко от Рязани, 40 километров на автобусе.

Благословение на стихарь

Стихарь мне дали не сразу. Я пономарил, помогал, учился в школе во вторую смену. И почти каждый день ходил на Литургию – пытался совмещать. Меня всё это очень интересовало. Старшим алтарником на подворье был чрезвычайно строгий к себе и другим инок Лавр. Он обучал нас пономарскому искусству. У меня не очень хорошо поначалу получалось, не всё сразу мог вспомнить, что и когда надо делать.

Зимой 21 февраля 2000 года, в день памяти Любушки Рязанской, мне благословили стихарь. В Рязани было принято даже на таком уровне, что благословение на стихарь давал не просто священник, а архиерей.

Для нас им стал владыка Иосиф. Сейчас он митрополит Иваново-Вознесенский, а тогда был помощником наместника Иоанно-Богословского монастыря известного старца архимандрита Авеля (Македонова). Владыка Иосиф ему племянником приходится.

Это событие он сам почему-то запомнил и не раз потом говорил мне, что оно стоит у него перед глазами, часто о нём вспоминает.

Отец Дионисий

А через два года, когда я был в восьмом классе, у владыки Иосифа возникла нужда в иподиаконах. До этого иподиаконские обязанности исполняли братия, как здесь у нас на Валааме. А потом они приняли постриг, кого-то рукоположили, кто-то ушел, и возникла эта нужда, и меня с несколькими ребятами взяли в команду.

Старшим иподиаконом тогда был отец Дионисий, сейчас он митрополит Воскресенский и занимает должность управляющего делами Московской Патриархии. Дай Бог ему здоровья! Он учил нас премудростям этого дела и богослужебной эстетике: что, как, зачем, какое значение имеет…

Можно сказать, он мой учитель. Тогда и сформировался мой богослужебный вкус. И я всю жизнь с этого времени так или иначе служил, и мне всегда это нравилось.

И сейчас могу сказать то же самое: «Служить в алтаре, предстоять Престолу Божию (сейчас уже в диаконском сане) — это самое лучшее в моей жизни, то что я люблю делать больше всего».

Архимандрит Авель (Македонов)

Один из потрясающих опытов общения с человеком, который помнится до сих пор, – конечно же был с отцом Авелем.

Отца Авеля я увидел впервые в шестом классе, когда наш хор из Православной гимназии ездил в Иоанно-Богословский монастырь поздравлять его с именинами. А ближе с ним познакомился уже на тех зимних каникулах, о которых рассказывал.

Знакомство состоялось таким образом. Я ещё стихарь не носил, но мне было интересно всё, что в алтаре происходит. Я туда проник, и однажды батюшка подходит ко мне и спрашивает:

— Что ты тут всё ходишь, смотришь? Не видишь, что сейчас Великий вход будет? Как тебя зовут?

— Егор.

— Какой такой Егор-багор? Ты назван в честь святого Георгия Победоносца! Так и должен говорить, что Георгий.

Страшновато мне стало:

— Да, — говорю, — простите, я всё понял…

* * *

А потом мы с ребятами стали чаще приезжать. Я примелькался там как пономарь, иногда привлекали и как иподиакона. И он уже со вниманием к нам относился.

На Великом входе священнослужители в алтаре всегда молятся друг за друга: «Священство твое... диаконство твое да помянет Господь Бог...» Мы стояли с ребятами, а отец Авель, когда в конце выходил из алтаря с Чашей, обязательно нам кивал и говорил:

— Студенчество ваше да помянет Господь Бог во Царствии Своем…

* * *

Когда я приезжал на выходные или каникулы, отец Авель всегда спрашивал:

— Как у тебя дела? Как учёба?

Встретит — обязательно поприветствует, такое внимание искреннее. И невольно начинаешь ощущать свою нужность и значимость здесь.

И вообще особенность Иоанно-Богословского монастыря в том, что, попадая туда, независимо от своего статуса, послушник ли ты, трудник, паломник или просто рабочий, ты – свой, ты – в семье. И внимание и забота о тебе — как о члене семьи.

* * *

Хочу рассказать об одном случае.

Однажды день такой выдался между выходными, понедельник, когда надо было учиться, а после него опять наступали выходные, кажется 23 февраля. И я решил этот день в школе пропустить, подольше побыть в монастыре, устроить себе мини-каникулы.

Приехал, спрашиваю у отца Авеля: можно ли пономарить?

— Ты свободен?

Я сказал, что отпросился, а он в ответ:

— Нам неучёные монахи не нужны, — и пошёл дальше.

Я понял тогда, что ошибку совершил.

* * *

Я мало что понимал ещё. Но запомнилась любовь отца Авеля к богослужению и его всемерная любовь людям, которым он всего себя отдавал.

Он учил нас тому, что в божественных службах каждое слово важно и наполнено особенным смыслом. Поэтому на богослужении всё должно быть исключительно чётко и со вниманием.

Я до сих пор помню, как он говорил, что на пасхальной полунощнице плащаницу надо поднимать именно в тот момент, когда запоют на последней катавасии «Восстану бо и прославлюся...», – насколько важно это делать именно в тот момент.

И ещё отец Авель знал много богослужебных традиций, которых я больше нигде не видел. Например, Успение в Иоанно-Богословском монастыре праздновалось как Богородичная Пасха со всеми особенностями.

* * *

Отец Авель в 70-е годы девять лет провёл на Святой горе Афон в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре. Он был направлен туда по благословению Святейшего Патриарха Алексия I в числе других русских монахов для поддержки жизни обители, в которой на тот момент оставалось всего около десятка насельников.

В июле 1975 года отец Авель был избран игуменом Пантелеимонова монастыря и пробыл им четыре года.

В 1978 году он был вынужден выехать в Россию, чтобы участвовать в отпевании и похоронах своего лучшего друга и сотаинника митрополита Никодима (Ротова), но вернуться на Святую гору ему не довелось, так как сначала он попал в больницу, потом был «потерян» его греческий паспорт.

А потом митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, возглавлявший тогда ОВЦС и во исполнение просьбы почившего митрополита Никодима всегда заботившийся об отце Авеле, передал ему распоряжение, что его послушание на Святой горе окончено и батюшке нужно остаться в России.

* * *

О духовной рассудительности отца Авеля

Владыка Дионисий, побывавший будучи диаконом на Афоне вместе с владыкой Иосифом, племянником отца Авеля, рассказывал, что они застали в Пантелеимоновом монастыре несколько монахов, которые помнили его настоятелем.

И наши отцы спрашивали у них: «Каким отец Авель был духовником?».

Один монах, строгий такой, серьёзный, говорил, что отец Авель был очень строгим духовником, правильным, требовавшим исполнения устава, внимательно следившим за всем. А второй монах, ни то ни сё, говорил, что батюшка был милостивый, благодатный, добрый и всё прощал.

* * *

Отец Авель, несмотря на то что в конце жизни был уже немощным старцем, каждый день ходил на службы. Причащался, молился, хотя ему было очень тяжело. У него проблемы были с сердцем, иногда согнётся весь...

И после службы практически всегда его окружала толпа народу. Только выйдет из храма – его окружают все, что-то спрашивают, спрашивают... И эти двести-триста метров от храма до своего домика он шёл иногда от окончания Литургии до начала вечерней службы. Народ ему прохода не давал.

* * *

Владыка Дионисий рассказывал, что иногда приезжают к отцу Авелю люди издалека, из Москвы. Ему сообщают, что приехали, а он отвечает:

— Я помню, люблю, но принять не могу.

— Но, батюшка, просят принять. У них там что-то случилось.

И он принимает, впускает:

— Здравствуйте, рад вас видеть!..

Вида никогда не показывал, что ему трудно, тяжело. Только келейник видел, что палку, на которую отец Авель опирался, он всё сильнее сжимает...

Только проводил, — колокол в храм.

— Давай палку, пошли в церковь.

Он никогда не жаловался.

Такая особенность его была.

* * *

Я благодарен Богу и счастлив, что застал живого старца. Он передал мне свою любовь к богослужению. Благодаря ему, благодаря апостолу любви Иоанну Богослову, в обители которого происходило наше с ним знакомство и общение, я впервые в жизни ощутил и хорошо запомнил «что такое настоящая церковная семья».

Мне казалось, что для Церкви это очень естественно, что так везде. Впоследствии я работал и служил в разных местах, но нигде такого отношения к ближним не встречал. Общество наше разобщено, мне кажется, большинство ощущают это на себе.

Но я, ещё раз повторяю, Богу благодарен за отца Авеля, за то что мне такой опыт общения пережить и испытать довелось.

Он был очень внимательным к людям, очень самоотверженным и вместе с тем обладал духовной рассудительностью. Всегда говорил всё как есть.

Проблему человека, приходившего к нему, отец Авель выслушивал как свою. И потом так раскладывал, что человек не понимал, почему он сам до этого не додумался? Такой дар у него был.

Он говорил, что его задача привести человека к Богу, а не к себе.

(продолжение следует)