Интервью с Игорем Сазеевым

— Игорь, добрый день! Расскажите, пожалуйста, как Вы попали на передачу «Кто хочет стать миллионером?»

— Это было довольно давно. Это, наверное, в каком…

— В 2001-м?

— В 2000-м. Да, играл-то я в 2001-м, но, на самом деле, началась эта история ещё в конце 90-х, когда передача появилась. Она была на НТВ и называлась «О, счастливчик!» Мы с женой (у нас тогда ещё был телевизор) её иногда смотрели.

Я видел вопросы, как правило, довольно быстро давал на них ответы, чаще всего правильные. И удивлялся, что люди надолго задумываются и дают неправильный ответ на относительно простой, как мне казалось, вопрос. Жена сказала: «Что ты тут сидишь и отвечаешь? Поезжай тогда и сыграй». Я ответил: «Ладно, давай поеду».

Тогда ещё можно было обычным людям попасть на эту передачу. В газете «Комсомольская правда» было напечатано, что надо купить телефонную карту «Эконотел» для связи с другими городами и странами, позвонить по определённому номеру, по-моему, за 25 рублей, ответить на вопрос (не очень сложный, мне попался вопрос «Сколько спутников у Марса?») и потом следить в газете за номерами телефонных карт, которые прошли на отборочный тур.

Я сделал так, и мне повезло. Через какое-то время я увидел номер своей телефонной карты в списке, позвонил, записали мои координаты и сказали, что перезвонят. Действительно, через какое-то время перезвонили, задали несколько вопросов, так скажем, не суперсложных, но выше средней категории сложности. Точно так же, как в передаче — вопрос и четыре варианта ответов. Я успешно на все ответил и услышал: «Всё хорошо, поздравляем. Вы прошли уже непосредственно на телевизионную передачу, и с Вами свяжутся».

А потом наступила очень длительная пауза. То есть проходит месяц, другой, третий. Я забеспокоился, позвонил. Мне ответили и сказали: «Да, Вы знаете, у нас сложный период, передача переходит с одного канала на другой. Вы будете в первой десятке, когда она перейдёт». И, наверное, спустя примерно полгода мне, наконец, позвонили и пригласили на съёмки.

— Когда я читал про Вас в интернете, я так и не понял: это была первая передача или не первая?

— Смотрите, игра была уже известная, но она была на канале НТВ. А после этого права на передачу перекупил Первый канал.

— И это была первая передача…

— И это была первая передача на Первом канале. То есть это была реально первая. До этого ведущим был Дмитрий Дибров, и я, собственно, готовился к тому, что увижусь с ним. А когда приехал на телестудию, нам сказали, что ведущим будет Максим Галкин.

Я на тот момент плохо представлял себе, кто это такой. У него же это был дебют, как раз с десяткой игроков, в которой был я. Там сразу несколько передач подряд записываются в студии. Наша была самая первая, и это был его первый опыт в качестве ведущего телешоу.

— У него была такая задача, что если Вы отвечаете правильно, он бы какими-то своими речами уводил Вас от правильного ответа?

— Мне трудно сказать, но у меня сложилось впечатление, что волновался Максим явно гораздо больше меня. Телезрители видят уже смонтированную запись, и если посмотреть передачу, то в эфире со мной было, наверное, минут 20-25. Реально я сидел в кресле полтора часа, потому что иногда эпизоды перезаписывали.

В основном перезаписывали, когда Максим что-то говорил, и, это не выходило сразу, как нужно, соответственно, был ещё один дубль. За счёт этого получился такой нюанс, о котором мне многие говорили. В студии было очень жарко. Я до этого не имел опыта съёмок в большой телестудии. Ещё, наверное, светодиодных ламп не было, были яркие лампы накаливания. А я пришёл не просто в рубашке (потом я уже понял, что надо в рубашке или футболке в телестудию приходить), у меня ещё свитер был сверху. Мне было жарко и всё время хотелось пить, соответственно, мне наливали воду, а я её пил. Почему-то все эти эпизоды остались, и получилось, что чуть ли не после каждого ответа я выпиваю полстакана воды (смеётся).

— Поэтому, может быть, и хорошо, что Вы сейчас нам об этом расскажете, как на самом деле всё происходило. Откуда у Вас такие обширные энциклопедические знания? Откуда такая начитанность, эрудированность?

— Когда я учился, в общем-то, меня многое интересовало. Я в детстве читал немало книг на самые разные темы. Кроме того, мне повезло, я последние три года, с 8-го по 10-й классы, учился в школе-интернате № 45 при Ленинградском университете. Сейчас она называется Академическая гимназия при СПбГУ.

На тот момент это была, на мой взгляд, одна из лучших, если не лучшая вообще школа в Советском Союзе. В начале 60-х годов было организовано четыре таких школы-интерната — в Москве, Ленинграде, Киеве и Новосибирске, ребят туда отбирали со всей страны, для поступления надо было сдать непростые экзамены.

У нас очень здорово преподавали. Мы учились не так, как учатся обычные школьники, а как учатся уже в университете. По основным предметам — по математике, физике, химии у нас не было даже как таковых учебников. Были занятия типа лекций, мы писали конспекты и очень много узнали интересного.

Когда я после этого поступил в университет и увидел, на каком уровне преподаются математика и физика (правда, поступил я на химфак), собственно, мне там уже нечего было делать. В школе я получил больше знаний по этим предметам, чем в университете.

Память у меня, наверное, тоже неплохая. Кроме того, должен быть, конечно, элемент везения. Невозможно знать всё.

Многое зависит от того, как сформулирован вопрос. Помогает логическое мышление. Почти всегда (правда, давно уже эту передачу не смотрел), даже отвечая на сложные вопросы, как правило, один из вариантов ответа можно почти сразу отмести как очень маловероятный, а дальше уже рассуждать, какой из оставшихся более вероятен.

— Например? Можете какой-нибудь привести пример?

— У меня самые большие сложности вызвал вопрос, я не помню, какой… 13-й, что ли, или 14-й: «Кто из этих английских писателей является одновременно родоначальником британских спецслужб?» Ну, примерно так. И варианты ответа: Свифт, Дефо, Филдинг и Диккенс.

Как я рассуждал? У меня была ещё одна подсказка, которой я воспользовался, но изначально я понимал, что Диккенс здесь совершенно не в той компании. То есть это, действительно, замечательный английский писатель. Ну, во-первых, он и жил попозже, чем те, чьи имена были названы перед ним, и, насколько я знаю, не был связан ни с чем таким.

— Но, смотрите, в любом случае это уже энциклопедические знания. То есть человек, который первый раз слышит эту фамилию, он бы не смог ничего сказать.

—Так или иначе, о всех этих писателях у меня было некоторое представление. Не помню, читал ли я на тот момент что-нибудь Филдинга, но, безусловно, и Свифта «Путешествия Гулливера», и Даниэля Дефо, причём не только «Робинзона Крузо». У него есть продолжение «Робинзона Крузо», и называется, по-моему, «Путешествие в Сибирь» или примерно так. Может быть, это отчасти мне помогло. По сюжету, там главный герой (Робинзон) попадает в Россию, в Сибирь, причём, можно сказать, с разведывательной миссией, это уже о чём-то говорит.

Но больше всего я знал о Свифте, о его жизни. Я помнил, что он был каким-то высокопоставленным чиновником, но гражданским чиновником, поэтому он вряд ли мог быть родоначальником секретной службы. А вот у Дефо и сами романы с интересным, детективным сюжетом… А! Еще «Молль Флендерс» я читал у Дефо, но это вещь совершенно другого плана. История женщины, тоже достаточно интересная, поучительная.

Когда я взял подсказку 50 на 50, у меня осталось два варианта, Дефо и Филдинг. Тут я уже решил, что надо отвечать Дефо, хотя не было, разумеется, полной уверенности, я этого наверняка не знал. Повезло.

Как ни странно, меня поначалу смутил вопрос, ответ на который можно было дать и самому.

Это, по-моему, был 11-й вопрос, из «Онегина» Пушкина: какую метафору поэт не использовал, сравнивая Онегина и Ленского? Я даже почти вспомнил эти строки, но почему-то колебался. Тогда я взял помощь зала, и вот в чём был плюс этого. Понятно, что зал вовсе необязательно правильно подскажет, хотя у меня зал, в целом, высказался за правильный вариант, по-моему, чуть больше 50%.

Но пока это всё происходит, есть ещё несколько минут, чтобы спокойно посидеть и все варианты сопоставить. Собственно, когда мне показали цифры проголосовавших за тот или иной вариант, я уже сам пришёл к правильному ответу.

— А вот эти Ваши знания можно в рамках Валаамского монастыря применить, или Вы сейчас, по сути, их и так применяете, будучи экскурсоводом?

— Будучи экскурсоводом, конечно. После этого я ещё кое-чему научился. В частности, окончил наши трёхгодичные епархиальные курсы святого праведного Иоанна Кронштадтского. У нас были замечательные преподаватели, особенно по истории России и церковной истории, по библейским текстам, по Ветхому и Новому Заветам, по догматике.

Это очень помогает, потому что приходится проводить экскурсии для самых разных людей — и туристов, и паломников, кто-то, как говорится, приехал просто так. Самое главное для экскурсовода — говорить с ними на одном языке. Пару раз после экскурсии ко мне подходили и говорили: «Вы знаете, мы слушали другого экскурсовода, она всё что-то о божественном, о божественном, и мы вообще ничего не понимали. А Вас послушали, Вы вроде так просто всё объясняете».

При этом главное, естественно, донести до людей суть. Понимаете, если какие-то богословские тексты святых отцов читать сразу же новоначальным, кто только в Церковь пришёл, они, тоже мало что поймут. Им сначала нужно говорить более простым языком.

Когда меня спрашивают, что можно почитать о христианстве, о православии, я говорю: «Вот послушайте, почитайте митрополита Антония Сурожского». Этот человек — просто уникальный проповедник. Он ничего не писал, он просто говорил, есть его записи, к счастью, и видеозаписи остались, и аудио. Владыка Антоний очень доходчиво, обычным языком излагает, ты слушаешь его, и вроде бы всё понятно, всё просто.

— А Вам какие-то такие вопросы с подковыркой, колкие вопросы задают?

— Бывает, бывает, да.

— И в рамках монастыря тоже, да?

— Да, конечно. «У нас мало времени, нам нужно попасть к старцу, решить вопрос, где тут у вас отшельники живут?» — например. Или совсем уж из серии «нарочно не придумаешь»: «Где у вас тут продают православные обереги? Нам для Весов, Стрельца и Козерога надо».

— Какая у Вас стратегия? Вы стараетесь отвечать на эти вопросы или уходите от ответа?

— Что-то ответить надо, но, понимаете, можно ответить по-разному. Если ты видишь, что человек искренне заблуждается, стараешься ему объяснить. А если видишь, что человек просто хочет, как говорится, из принципа что-то спросить, то, может быть, отвечаешь коротко и резко. Но здесь важно — не грубо, не обидеть человека, может быть, сказать: «Извините, если Вам интересно, мы потом, после экскурсии можем это обсудить» или что-то в этом духе. Ну, по-разному.

— А Ваш вид такой — он внушает какое-то дополнительное к Вам доверие, уважение? Экскурсоводы же бывают разные, бывают совершенно молодые парни и девчонки.

— Это надо не у меня спрашивать. Наверное, для кого-то может быть интересен мой вид, а для кого-то нет. Один родственник приехал на Валаам, посмотрел на меня и говорит: «О, всё…», — не помню, как он меня назвал, монахом или старцем, но как-то так, что я уже в братии монастыря состою, судя по виду.

— А когда Вы на передачу ехали, у Вас была цель — заработать денег?

— Честно говоря, у меня цель была — просто сыграть и дойти до сложных вопросов. То есть, понятно, что уже какая-то гарантированная сумма будет, по тем временам не маленькая. Но то, что я отвечу на все вопросы и выиграю миллион?.. Конечно, нет. Хотя и не считал это чем-то совсем нереальным. Правда, в итоге денег я получил меньше, но это отдельная тема.

— Вы имеете ввиду налоги?

— Да, налоги вычитали сразу. И причём именно в тот момент, когда я играл, он был максимальным. До этого и позже налог был значительно меньше.

— Миллион рублей тогда — это сейчас какая сумма примерно? Сейчас это, наверное, три миллиона.

— Да. Понимаете, тут по-разному. Скажем, на ту сумму, которую я выиграл, даже за вычетом налога, тогда можно было купить в Петербурге квартиру, и не самую маленькую. Просто квартиры потом значительно подорожали. А так, в среднем, наверное, да, 3-4 миллиона сейчас, в несколько раз больше.

— А после передачи Вас стали на улице узнавать?

—Первое время узнавали довольно часто. Иногда помогало. Помню, мы с семьей приехали в Москву, пошли в какой-то музей, и нас узнали, билетов не надо, без очереди и прочее. Где-то ещё помогало.

— Не было у людей какого-то такого странного помысла — первая передача на Первом канале, и человек сразу выигрывает миллион?

— Меня сразу предупредили. Я выходил из студии и смотрел по сторонам, ну, выходил вроде бы более-менее спокойно, а вот люди, которые делали передачу, были, скажем так, в недоумении.

Дело в том, что компания, по-моему, W-Media, уже давно купила права на эту передачу в России. Собственно, и снимали в той же самой студии, что и для НТВ, просто теперь продали передачу другому каналу. Шоу выпускали уже не в первый раз, но никто миллион не выигрывал, поэтому растерялись, не знали, что делать.

Ещё до начала передачи я где-то обмолвился, что задержусь в Москве ещё на день-два, потому что хочу пообщаться с одноклассниками и друзьями. И минут через пять после игры меня спросили: «Вы же, кажется, не прямо сейчас собирались уезжать?» Я говорю: «Да, у меня билет на послезавтра». — «Ой, пожалуйста, завтра мы за Вами пришлем машину в любое место, куда Вы скажете, чтобы вечером Вы приехали».

Дело в том, что эти передачи снимаются блоками в течение нескольких дней, то есть студия оборудуется, и там сразу же один-два десятка игр снимают, потом их раз в неделю показывают. Соответственно, следующий блок съёмок через несколько месяцев идёт. Создатели передачи хотели отснять какую-то мою реакцию, что-то ещё, какие-то эффекты, потому что не были готовы к тому, что первый игрок у них вдруг выиграет миллион.

Кроме того, на следующий день, ко мне подошёл кто-то из руководства компании или телеканала и сказал: «Игорь Юрьевич, Вы знаете, Вы не беспокойтесь. Ваша передача в эфир выйдет, но мы её не поставим первой. Если мы оставим так, как есть, нам никто не поверит, что в первой же передаче первый игрок выиграл миллион».

— Поэтому, по сути, она не была первой?

— Для телезрителей — да. Показана она была на Первом канале уже какой-то пятой, шестой, что ли. Реально я играл в начале февраля, а прошло больше месяца, прежде чем передачу показали, и меня просили держать это в тайне. Ну, жене я сказал, конечно…

— А как эта информация просочилась в интернет?

— Накануне показа тот же Первый канал хотел всё-таки подогреть интерес, чтобы смотрели именно эту игру, и меня пригласили в Москву, по-моему, за день до эфира… Нас с семьёй пригласили на передачу «Доброе утро» Андрея Малахова и показывали якобы в прямом эфире наше прибытие, как я еду в студию, как мне в студии вручают этот миллион и так далее.

Так вот, на самом деле, всё это было накануне нарезано, и отснятые эпизоды вставляли в прямой эфир. Эти «прямые включения» я смотрел уже спокойно в гостях у моих московских друзей на следующий день. Но ещё до этого «прямого эфира» сняли сюжет тоже в Останкино, новостная съёмочная группа, и планировали его поставить в вечерние новости, мол, ждите что-то такое необычное.

Но не поставили, тогда чеченцы захватили где-то в Турции корабль с нашими туристами, это было основным. Мне кассету потом передали с разными сюжетами, которые были записаны обо мне, в том числе и с этим, но сюжет в эфир не попал.

— Вы ещё участвовали в каких-то других передачах?

— В общем, не очень много. В играх нет. А, скажем, второй миллионер, который был у нас в России, я его хорошо знаю, участвовал в других шоу и играх.

— А Вы же, по-моему, участвовали ещё раз в этой передаче?

— Да, ещё раз участвовал, причём даже не очень этого хотел изначально. Тут мы перескакиваем немножко дальше. В тот год мы вообще жили в Новгородской области. Мы с женой решили уехать туда в деревню, в Хвойнинский район, потому что наш сын Юра пошёл в первый класс. Он в первом классе учился там в школе, ездил в посёлок. Потом, на зиму, мы тоже в посёлок перебрались, жена в школе преподавала.

У Юры была сильная аллергия и другие проблемы со здоровьем, мы думали, что, может быть, на этом свежем воздухе, не городском, ему будет лучше. В итоге не очень получилось, после учебного года мы обратно вернулись в Петербург. Но вот как раз мы жили в деревне, когда меня пригласили на вторую передачу, и как-то не очень собирался на игру.

Потом подумал и решил, что съезжу, тем более мне сказали, что деньги пойдут на благотворительность. В итоге кое-чего удалось добиться. Деньги перечислили на строительство церкви пророка Илии в Ножкино, деревне, где мы жили тогда. К игре я не готовился, но участвовали и я, и второй миллионер, точнее, вторые миллионеры — это была супружеская пара, они играли парой, Юра Чудиновских с женой Ирой.

Мы с Юрой прекрасно друг друга знали, потому что учились в параллельных классах одной школы. Оба высокие, в баскетбол играли. Опять же, мы сделали рекламу нашему 45-му интернату. После того как я выиграл — ладно, а вот когда второй миллионер оказался из той же школы, туда поехали журналисты: что же это за школа такая?

— Очевидно, получается, что она готовит миллионеров.

— Да, миллионеров воспитывает, тех, кто отвечает на все вопросы. Вот Юра как раз — большой любитель разных ТВ-шоу. Он играл в «Поле чудес», в «Своей игре».

— Действительно, какой-то интернат совсем уникальный, если два первых миллионера — оба из него.

— Вот так получилось, да. Но уникален не только этим. В нашем классе из 32 человек был один абсолютный победитель Международной олимпиады по математике, десяток победителей и призёров Всесоюзных олимпиад по математике, физике, химии, у большинства были дипломы городских олимпиад. Я был, по нашим меркам, середнячком — всего-то 5 дипломов городских олимпиад, два по математике, три по химии. Кстати, все «синие», второй степени, первой и третьей у меня не было.

Если же говорить о передаче той самой, то, действительно, на следующий день я пришёл…

— Второй или первой?

— Первой. Я, приехал на следующий день, меня привезли, всё, что было нужно телевизионщикам, отсняли, потом отвезли. Я там позировал немножко, потом эти фотографии появились уже в прессе, интернете и так далее.

В следующий раз, в марте мы уже всей семьёй в Москву приехали, нас пригласили, как раз тогда игра вышла в эфир, и на следующий день мы снимались в «Добром утре» Андрея Малахова. Малахов меня ещё потом дважды приглашал на свои передачи, хотя, в общем, не могу сказать, что я туда особенно стремился. Но, по крайней мере, в одной из передач мы были вместе с четой Чудиновских и моими одноклассницами-болельщицами.

Самое интересное, что Малахова я потом повстречал на Валааме зимой 2012 года. Сначала мне показалось, что я в соборе его видел, думаю, ну, ладно… А потом мы столкнулись нос к носу утром здесь, в Центральной усадьбе. Я пошёл на Литургию в храм Валаамской иконы Божией Матери, тогда там ранние Литургии служили. И он тоже туда пришёл.

Мы узнали друг друга, и он предложил: «Хотите вернуться со мной на вертолёте?» Вадим Базыкин привёз его на вертолёте и ждал. Я ответил, что, конечно, хочу, я тогда прибыл на корабле, на «Святителе Николае» или на «Александре Невском», точно не помню. Получилось так, что на Рождество прибыли очень многие, и просили тех, кто из Петербурга, по возможности задержаться — все не могли одновременно загрузиться на корабли.

Соответственно, я позвонил на работу, что выйду позже. Там с пониманием к этому отнеслись, хотя не слишком обрадовались. А в итоге получилось, что я вернулся всё-таки немножко раньше, благодаря Малахову.

— А как так получилось, что за более чем 20-летний срок этой передачи всего сколько там победителей… 4, 5 человек?

— Я даже не знаю, сколько сейчас.

— Я смотрел сегодня в интернете — 4 или 5 человек всего. То есть получается, что Вы действительно уникальный человек.

— В чём-то это везение, потому что ведь знатоки тоже играли и не добрались до миллиона. Кстати, я воспользовался тем, что получил некоторую известность после передачи, и побывал на финальной игре «Что? Где? Когда?» в том же самом 2001 году летом. И, честно говоря, удивился и очень зауважал знатоков.

Познакомился там с некоторыми из них, действительно ребята интересные, особенно мне ветераны понравились. А в каких условиях они играли — это просто ужас. Игра проходила в охотничьем домике в саду — там реальный прямой эфир, это не то, что было у меня.

— На какой станции метро, кстати, не помните? Где это находится?

— Я точно не помню. Вроде бы Парк Горького. Где-то более-менее в центре Москвы. Мне пришлось одолжить у кого-то из москвичей чёрный пиджак и бабочку, потому что там такой строгий дресс-код.

Так вот, мы стояли вокруг игрового стола, и я просто обливался потом. Те же самые софиты и плюс ещё лето, жарко. Они сидят за столом, и им надо соображать в такой вот духоте, в таких условиях. Как только там была пауза, все вырывались тут же на улицу подышать, глотнуть свежего воздуха.

— Тогда ведь ещё Ворошилов вёл, да?

— Да, тогда Ворошилов вёл. Сколько… уже больше 20 лет назад это было. И, да, ребята очень интересные. Я придумал им вопрос, но его не пропустили, потому что, наверное, вопрос был слишком провокационным.

— Действительно, Вы же со своими знаниями могли во многих передачах участвовать.

— Даже не знаю. Но как-то стремления, именно чтобы участвовать, как Юра, не было. Юра говорил: «Во-первых, это интересно, а ещё заработок дополнительный, потому что, в общем, везде какие-то деньги платят. В «Своей игре» можно заработать». Но меня уже не тянуло почему-то. Хотя меня приглашали уже лет через 10 после игры на НТВ и там представитель канала звал на «Свою игру» без отбора.

А вопрос для знатоков звучал так: «Все мы знаем произведения нашего Нобелевского лауреата Михаила Шолохова «Поднятая целина», «Тихий Дон», «Судьба человека». А какое непосредственное отношение ко всем этим произведениям имеет Дзержинский?»

— Не знаю...

— Провокация в том, что был такой советский композитор, я не помню сейчас точно его имени, но по фамилии Дзержинский. Он написал три оперы по вот этим трём произведениям Шолохова, и в советское время они шли в театрах. Понятно, в наше время их уже не услышишь. Но здесь фишка была в том, что я имени не называл, только фамилию.

— Я думаю, что люди, которые в «Что? Где? Когда?» участвуют, скорее всего, не знают такого композитора Дзержинского.

— Наверное, да. Тоже не могу сказать, что я его сильно знаю, просто где-то наткнулся на такой факт и решил использовать. Но, видимо, вопрос не вполне корректный, поэтому не пропустили.

— А можете нам ещё про свою работу валаамского экскурсовода поподробнее рассказать? Всё-таки мужчина в вашей профессии — это редкость. В основном здесь же сёстры работают.

— Мужчины тоже есть, просто у нас как-то везде, где нужна какая-то активность, деятельность, как правило, женщин больше. Понимаете, мне эта работа нравится: встречаешь разных людей и пытаешься им что-то рассказать, то, чего они не знают, сделать так, чтобы они о серьёзных вещах задумались.

— И у Вас же еще есть основная работа в Питере. Вы могли бы и не подрабатывать на Валааме.

—Да, но, смотрите, я всё-таки сознательно пошёл на епархиальные курсы. Они тогда назывались катехизаторскими, но в последний год появилось ещё одно направление «миссиология», и я пошёл на него тоже. В дипломе, который мне дали, указаны две эти специальности — катехизация и миссиология.

Работая здесь экскурсоводом, я отрабатываю то, что мне дали на курсах, это, по сути, миссия. Чаще всего я работаю с туристами, не с паломниками, и это по большей части люди невоцерковлённые, зачастую вообще довольно странное представление имеющие о Церкви, о монастыре, о том, что это, зачем и так далее. Там, «попы на Мерседесах» и тому подобное.

Я им объясняю и показываю, что всё это не так. А самое главное — у нас люди знают плохо и светскую, а уж тем более церковную историю, и я очень часто знакомлю их с ней.

Например, я задаю такой риторический вопрос, на который, как правило, не получаю ответа: «Знает ли кто-нибудь о том, что христианство, понятно, родилось в I веке, потому что мы считаем летоисчисление от Рождества Христова, а вот христианское монашество появилось в IV веке? Почему это случилось не одновременно?» Естественно, не знают.

Тогда я рассказываю историю, почему вдруг христиане начали уходить из мира, что они начали уходить из мира не тогда, когда им было плохо, а когда, наоборот, власть как будто бы стала христианской и христиан перестали преследовать. Тут же всё окружение этой власти, люди, которые до этого их гнали, поголовно воцерковились, стали первыми на службы приходить и т.д. Поэтому христиане, видя лживость и переменчивость этого мира, стали из него уходить, если кратко. И многие другие вещи.

Если есть какие-то молодые ребята или мужчины, которые явно интересуются спортом, я спрашиваю: «Вы знаете, надеюсь, что нынешнее фанатское движение пошло из Византии?» Тоже сразу в недоумении: «Как это так?» И я им рассказываю про партии ипподрома, которые там были, члены каждой из них «болели» за свою конюшню, одевались в определённые цвета. А после падения Византии, они пытались, чтобы хоть какое-то влияние сохранить, поставить своего Патриарха.

Это не самая известная и не самая, конечно, приятная страница в истории Церкви Византии, но, тем не менее, за 50 лет 50 раз менялся Патриарх. Я говорю со слов нашего преподавателя, он нам буквально сказал, что святая София Константинопольская, главный христианский собор, была взята у христиан не потому, что нехорошие мусульмане взяли и отобрали, а за долги. Потому что эти группировки, вот эти партии, каждая всякий раз стремилась поставить Патриархом «своего» человека.

А в Византии уже сложилась такая традиция, что всегда светский начальник (сначала это был император, а теперь султан) давал добро на то, чтобы кто-то стал Патриархом, а для этого надо было «подмазывать» его окружение. В результате эти партии влезли в такие долги, что у христиан главный храм отобрали. Может быть, это не самая приятная страница истории, но всё-таки лучше честно рассказывать.

То же самое, касается и советско-финской Зимней войны. В войне, о которой у нас очень мало любят говорить и в учебниках часто написана всего пара строк, потери бойцов Красной Армии значительно превышали все потери гитлеровских войск с 1 сентября 1939 по 22 июня 1941 года, когда Гитлер завоевал половину Европы. А почему, тоже мало кто знает.

На мой взгляд, просто необходимо, чтобы люди знали о том, что и почему происходило раньше, тогда лучше понимаешь и то, что происходит сейчас.

— То есть Вы на Валааме фотографируете различные оборонные объекты. Это как раз-таки из-за Вашего исторического интереса?

— Я фотографирую практически всё, в частности, и финские оборонительные сооружения. Это, действительно, очень интересно, потому что они очень грамотно сделаны.

Занимаясь темой Зимней войны, я сталкивался с воспоминаниями участников, которые воевали и в Финскую войну, и в Великую Отечественную. Практически все говорят, что с финнами было гораздо труднее.

На мой взгляд, самое простое объяснение — всё-таки финны воевали за свою землю, а немцы были захватчиками, они пришли в чужую страну, и это мы с ними воевали за свою землю. Но, на самом деле, я ничего плохого о наших бойцах, которые воевали в Зимнюю войну, не могу сказать, они выполняли приказ.

И вот что совершенно удивительно: есть фотографии, сделанные 13 марта 1940 года. В этот день только наступило перемирие в полдень, и мы видим, что советские и финские солдаты выходят из окопов, вместе курят и разговаривают спокойно между собой.

Я не могу представить, чтобы такое возможно было с немцами в Великую Отечественную войну. Может быть, финны более спокойные, северная нация, но, видимо, они тоже понимали, что русские, советские солдаты, воюют не потому, что они так уж этого хотят, а потому что выполняют приказ.

— А как охарактеризовать этот период, пока финны были на Валааме? То есть это период рассвета или заката монастыря?

— Сложно сказать. Я не знаю… Понимаете, безусловно, если бы монастырь не оказался на территории Финляндии, то был бы закрыт достаточно быстро и разорён. Скорее всего, многие из братии приняли бы мученическую смерть или их бы в лучшем случае просто разогнали, они бы прятались или как-то ещё.

Монастырь оказался на территории Финляндии, и ему в чём-то повезло. Но было совсем не просто. Я до сих пор пытаюсь найти какие-то свидетельства, документы. Вопросов, на самом деле, очень много, особенно по периоду 1918-го, 1919-го, начала 1920-х годов, как и что здесь было.

— А про конфликт старостильников и новостильников Вы хорошо знаете?

— Не так, чтобы очень хорошо.

— Почему братия не могла друг с другом договориться и прийти к какому-то единому консенсусу мнений?

— Насколько я знаю, в конце 1918 года Православная Церковь стала второй государственной Церковью Финляндии.

Государство не только взяло Православную Церковь под свою защиту, но и поставило ряд условий. Одно из них — переход на новый стиль, причём и Пасха должна отмечаться в один день с лютеранами. Власти сказали: «Мы не можем два государственных праздника Пасхи устраивать, и поэтому празднуйте Пасху вместе с большинством, с лютеранами».

Многие Православные Церкви, как известно, уже довольно давно живут по новому стилю (новоюлианскому). Но по новому стилю только непереходящие праздники отмечают, а вот Пасху и все праздники, связанные с Пасхой, все Православные Церкви празднуют одинаково, как у нас. Кроме Финской.

— Это ясно. Но я не понимаю, почему братия не могла друг с другом договориться.

— Ну, у нас старообрядцы, скажем, тоже держались за своё. Я не говорю, кто там был больше прав, кто виноват, но жёстко, как Патриарх Никон, насаждать реформы, наверное, нельзя было.

И здесь то же самое. Ну, как? Мы всю жизнь вот так праздновали, вот так считали, почему мы должны что-то менять? Это нарушение канонов. Поэтому здесь был этот конфликт, который, по большому счёту, так и не разрешился. Хотя считается, что после войны вроде бы всё успокоилось, но уже и братии стало значительно меньше. Потом же всё равно все перешли на новый стиль, в конце концов, уже на Новом Валааме.

— А Вы, чтобы работать здесь экскурсоводом, ежегодно сдаёте экзамены?

— В общем, да. Хотя основной, конечно, это первый год, а потом экзамены касаются уже не общего курса, а дополнительных материалов. Когда экскурсовод приезжает сюда в первый раз, он должен подготовить две основные экскурсии — экскурсию по Центральной усадьбе и экскурсию «Скиты Валаама». Затем постепенно добавляются другие.

Сейчас из-за пандемии (прим. ред. - интервью у Игоря Сазеева мы брали в августе 2021 г.) очных экзаменов не было. А так, в «обычные» годы те, кто уже работает давно, тоже сдают экзамены. Но им дают иные вопросы, что новичкам, более специальные.

В чём большой плюс Валаамских курсов экскурсоводов — приглашают очень интересных людей, специалистов, которые читают лекции, причём часто лучших специалистов по какому-то вопросу, не только в городе, а иногда даже в России. И потом по этим темам идёт экзамен.

В прошлом году лекции были в Zoom, а не в очном формате. Курс из 6 или 7 лекций по русской церковной архитектуре у нас читал отец Александр Берташ, очень интересно. А затем Сергей Кривонденченков, главный специалист по пейзажу Русского музея провёл 3 лекции как раз по пейзажу. Особое внимание уделял тому периоду, когда Академия художеств сюда, на Валаам, направляла своих студентов на практику.

Могу сказать, многие из тех работ, которые он показывал, я видел впервые. Более-менее известные художники — понятно, их работы мы знаем, те же Шишкин, Гине, Джогин, но были и другие живописцы, я даже не всех запомнил. Самое интересное — валаамские виды, которые они делали, особенно узнаваемые здания.

Например, я понял, что у Покровской часовни был зелёного цвета этот как бы шатёр, крыша, а не голубого, как сейчас. Часовня практически такая же, но цвет другой. Тот же Никольский скит выглядел по-другому до конца XIX века.

— А может быть, Вам по этому вопросу обратиться к Игумену, чтобы восстановить историческую идентичность? Например, я не думаю, что сложно взять и перекрасить часовню в зелёный цвет. Или не нужно это делать?

— Я не знаю, нужно ли это, действительно. И потом, насколько это моя компетенция, предлагать такое? Владыка Панкратий — архитектор по образованию, так что в этой области он профессионал.

— Нет, может быть, он просто не знает этого…

— Может быть. Я не знаю, насколько это уместно, скажем так. Но лекции, действительно, очень интересные. Кстати, я даже сам выступал в качестве лектора в прошлом году. Лекцию я готовил и записывал заранее, из-за этого она получилась у меня вдвое дольше, чем я вначале планировал.

Я рассказывал как раз об советско-финских отношениях, начиная с 1917-1918 годов и до 1945 или даже 1947 года, когда Союзная контрольная комиссия перестала управлять Финляндией. При подготовке я для себя очень многое открыл, понял, почему отношения и взаимодействие с Финляндией совершенно коренным образом отличались, скажем, от отношений с Прибалтийскими странами и так далее. Почему с обеих сторон постоянно были какие-то взаимные претензии?

Почему, например, финны, получив по Тартускому договору 1920 года большую территорию, чем было Великое княжество Финляндское в царской России, считали себя обделёнными и обманутыми? Почему они так настойчиво претендовали на Карелию?

Действительно, если изучать литературу и документы на эту тему, как-то картина немножко по-другому выстраивается. Я обращался к истории не только советско-финской войны, но и к тому, как политическая обстановка в мире в этот период менялась. В какой-то момент мне стало понятно, когда Сталин повернулся к Гитлеру, почему он это сделал, какие мотивы у него были. Расскажу чуть подробнее.

Этот поворот, на самом деле, произошел ещё весной, в конце марта 1939 года. А, 2 мая 1939 года был уже совершенно чёткий посыл Гитлеру, что Сталин готов на взаимодействия, переговоры и тому подобное. Консультации уже шли где-то месяц с небольшим, и 2 мая он неожиданно для всех снимает М.М.Литвинова.

Летом приходил теплоход «Максим Литвинов», с туристами которого я работал. Я спрашиваю: «Кто-нибудь знает, кем был этот человек?» Кто-то ответил, что вроде бы был у нас такой министр иностранных дел или нарком Максим Максимович Литвинов. Я говорю: «Да, хорошо. А вы знаете его настоящее имя?» Никто не знает. Я говорю: «Меер-Генох Моисеевич Веллах». Естественно, он был евреем. Естественно, гитлеровцы с евреем разговаривать бы не стали. И Сталин снимает совершенно без всяких объективных причин его с поста наркома иностранных дел и делает наркомом Молотова — своего, как известно, ближайшего человека, на тот момент председателя Совета Министров. То есть показывает — вот мой человек. Понимаете, Риббентроп и никто из немцев с евреем бы говорить не стали. Как нацисты относились к евреям — это известно. А после этого шага уже пошло у них взаимодействие.

Так, изучая совершенно разные документы и воспоминания, и наши, и немецкие, того же Черчилля и других деятелей и сопоставляя их, можно представить картину, как развивалась ситуация, почему были предприняты те или иные действия. Становится понятно, кому что было выгодно в какой момент. Я, конечно, не претендую на какую-то абсолютную истину, но, по крайней мере, у меня в голове потихоньку этот паззл складывается.

— А в чём заключается Ваша научная, историческая работа, когда на Валааме закрыт сезон, то есть, например, зимой, ранней весной?

— Нет, ну как — научная, историческая? Я не историк. У меня есть основная работа — я графический дизайнер, хотя по образованию химик. Ещё я довольно много фотографирую, не только на Валааме.

Я уже, можно сказать, такой полуштатный фотограф нашего Санкт-Петербургского Губернаторского симфонического оркестра. Иногда провожу экскурсии в других местах, в Петербурге, или вот в Старую Ладогу недавно возил от компании «Серебряное кольцо».

— От другой какой-то компании?

— Да. Понимаете, из-за пандемии, к сожалению, планы, которые уже, казалось бы, вот-вот воплотятся в реальность, отодвинулись. Получилось так, что я пришёл в эту компанию, мне её порекомендовали, сказали: «Стоит. Интересная, действительно, и там очень хорошо относятся к любой инициативе».

Так оно и оказалось, потому что до этого я сотрудничал с другой фирмой, но не очень получилось. Здесь же инициатива приветствуется, можно предложить любую идею экскурсии, к этому отнесутся с пониманием, по крайней мере, не отметут на корню никогда. Потом идею можно обсуждать, дорабатывать и так далее. Любые авторские экскурсии там приветствуются.

В «Серебряном кольце» уже до меня была программа под названием «Два Валаама», которую они иногда проводили. Трёхдневная поездка с посещением нашего и финского Валаама. Когда я сказал, что являюсь сотрудником Паломнической службы Валаамского монастыря, там очень обрадовались, потому что на нашем Валааме только сотрудники паломнической службы имеют право проводить экскурсии.

Раньше получалось, что экскурсовод ездил с группой три дня, но на Валааме экскурсию вёл кто-то другой. Конечно же, лучше, когда один человек планирует поездку, чтобы не повторяться и больше рассказать.

Мы уже договорились и поставили эти экскурсии в план примерно один раз в месяц, начиная с апреля 2020 года. Я даже успел съездить 29 февраля на Новый Валаам, познакомился там с русским монахом Иаковом, обрадовался. Лет за пять до этого там был, тогда на Новом Валааме не было русскоязычных монахов.

— Он молодой?

— Да, молодой парень, такой приятный. Задал ему какие-то вопросы, которые меня интересовали, он обещал разузнать, ну, и всё… С тех пор я там больше не был, как Вы понимаете, из-за ситуации с ковидом. Обидно, экскурсии уже стояли в плане, быть может, даже кто-то успел путёвки заказать.

— Вы говорите, что учились на специальных православных курсах. А для чего Вам это надо? Чего Вы хотите этим достичь? Чтобы благодаря Вашим знаниям каким-то образом помогать людям? Вы же могли бы, например, не проводить на Валааме экскурсии, а быть простым сотрудником, заниматься графическим дизайном.

— Может быть… Можно даже ещё проще. Если, например, работать в «Серебряном кольце», там за авторские экскурсии довольно неплохо платят. Экскурсии, как правило, большие, по полдня, иногда по целому дню, но там за день работы получаешь примерно столько же, как за три дня работы на Валааме, имеется в виду, по две экскурсии в день.

Так что с точки зрения материальной, конечно, проще не уезжать из Петербурга, если там хотя бы два раза в неделю водить свои экскурсии. Но, наверное, надо с другой стороны подойти к этому.

Воцерковилась наша семья уже в нулевые годы, благодаря замечательному священнику, с которым познакомились, как раз когда уехали в Новгородскую область. В этой самой глубинке был совершенно уникальный человек. К сожалению, говорю «был», потому что он погиб, уже больше 10 лет прошло, мой ровесник, отец Михаил Ганешин.

Он был великолепным художником и иконописцем. Из московской семьи, интеллигентной. Насколько я знаю, среди их родственников были известные художники и писатели. Михаил учился в школе Андрияки, был одним из лучших, потом поступил в Суриковское училище и окончил его.

У него уже были персональные выставки, вроде бы выстраивалась карьера художника, но он, как говорится, всё бросил неожиданно для многих, а потом и вовсе уехал в эту глубинку. Очень красивые места, Хвойнинский и Любытинский районы Новгородской области, озёра, леса.

Есть там такая деревня Внуто, но правильнее называть — село, потому что раньше было так: важен не размер, а важно, есть церковь или нет. Так вот, церковь там есть, церковь Успения Пресвятой Богородицы на Внутовской горе.

Там Михаил познакомился с отцом Иосифом (Софроновым), архимандритом. Человеком тяжёлой удивительной судьбы, который в общей сложности, наверное, лет 20 провёл в заключении. Он — один из последних постриженников Новоиерусалимского монастыря под Москвой, в лагере на Соловках был, там даже написано о нём, потом где-то в лагере под Медвежьегорском. И, в общем, был известен в православных кругах.

Я думаю, в то время Михаил далеко от Церкви был, но под влиянием отца Иосифа он воцерковился и стал туда ездить. Когда отец Иосиф умер, Михаил выбрал свой путь. Он поступил в семинарию, потом ещё окончил в Твери иконописное училище. Когда его рукоположили, попросил направить священником в эту самую церковь. И вот такой человек, очень образованный, оказался в тихом, можно сказать, глухом месте, в деревушке с десятком домов в десяти километрах от ближайшего посёлка с полустанком.

Мы познакомились с отцом Михаилом. С ним было, конечно, очень интересно общаться. Он мне очень многое дал. Может быть, я в чём-то тоже ему помогал, по вопросам с компьютером и т.п. Но самое главное — он вот так ненавязчиво, не напоказ, можно сказать, повёл нас ко Христу. Просто мы видели, как этот человек живёт. Его вообще все, кто знал, вспоминают с большой любовью.

У отца Михаила была семья — жена и пятеро детей, но всё равно он жил практически как монах, только такой монах в миру, и было видно, что всё это абсолютно искренне. Это, конечно, на нас с женой очень повлияло.

И мы, хотя формально были крещены когда-то раньше, по-настоящему воцерковились там. Я, кстати, даже не помню, как меня вообще крестили. Дело в том, что мой отец родом из Арзамаса, он последний, очень поздний ребёнок в семье был. Мой дед по отцу успел ещё повоевать в Первую мировую и получить солдатского Георгия.

В семье отца так получилось, что остались, выжили в своё время из двенадцати детей только шесть, по большей части, ещё до революции рождённые. Это были старшие сёстры, и все они были верующие. Поэтому, когда меня привезли в Арзамас в возрасте где-то около трёх лет, ещё в хрущёвские времена, там меня тайно где-то на дому батюшка покрестил. Я, честно говоря, не помню, мне потом об этом сказали.

Я даже не знаю точно, в какой день меня крестили, но, так или иначе, я знаю, что был крещён, поэтому крещение мне уже не требовалось. То же самое, жена в своё время крестилась, но тоже формально. Это произошло где-то в начале 90-х, когда уже гонений на Церковь не было, народ туда пошёл, и, как говорится, крестили всех подряд.

А по-настоящему мы воцерковились, конечно, только в новгородской глубинке, благодаря отцу Михаилу. Собственно, там, во Внуто, была и моя первая исповедь, и первое Причастие. Там, в Успенской церкви позже он венчал нас с женой.

— И он уже Вас сподвиг ко всему этому?

— В общем, да. После общения с отцом Михаилом я понял, что всё, как говорится, не так просто. А до того был правильным пионером, комсомольцем в своё время и так далее. Советским человеком, что называется. Правда, в партию мне уже не хотелось вступать. Меня как-то спрашивали: «Может быть, тебе в партию?» — но я: «Нет», — это была середина 80-х годов.

— То есть, получается, в жизни каждого человека должен быть обязательно какой-то свой «отец Михаил», который бы сподвигал их на благие дела?

— Я не знаю. Не утверждаю, что должно быть именно так, потому что, наверняка, бывает и как-то по-другому. Как тот же митрополит Антоний Сурожский рассказывал. Когда он поверил по-настоящему? Ребятам сказали (он учился в школе в эмиграции), что к ним придёт батюшка и будет им что-то рассказывать, а им главное хотя бы делать вид, что они слушают, и вести себя хорошо. Священник говорил громко, мешая мальчику Андрею (так звали будущего митрополита) сосредоточиться на своих делах.

Священник говорил что-то о Евангелии, Андрея это всё раздражало, и он решил: «Ну, посмотрю я, что это за Евангелие, в конце концов». И, узнав, что их четыре, выбрал самое короткое. И вот дальше он говорит: «Вот здесь-то меня и зацепили, потому что Евангелие от Марка как раз для таких мальчиков, как я, и было написано». Когда он начал читать, где-то вдруг на 3-й, 4-й главе почувствовал, что он не один в комнате, что вот есть ещё Бог, Который находится рядом с ним.

У меня, конечно, какого-то такого яркого эпизода не было, но, благодаря отцу Михаилу, я тоже почувствовал Бога. Это не пустые слова и не какая-то абстракция, как кто-то представляет — Бог, это, действительно, Личность.

Могу сказать — я не самый лучший воцерковлённый человек, утреннее и вечернее правило вообще крайне редко читаю полностью, но хотя бы какую-то краткую молитву: «Господи, спасибо Тебе за этот день», «Господи, спасибо за ночь, которая прошла», «Господи, благослови на этот день» — хотя бы вот такие молитвы я всегда говорю.

Разумеется, и не всю Библию я читал, хотя вообще-то должен был бы прочитать и Ветхий, и Новый Завет. Есть книги, особенно в Ветхом Завете, которые читать и понимать очень трудно. Новый Завет я, пожалуй, всё-таки весь осилил. Но вот Евангелия — я уже сколько раз их перечитывал, и всё равно постоянно нахожу что-то новое: вроде бы знакомый эпизод, но вдруг обращаешь внимание на какие-то слова, вроде бы мелочи, на которые не обращал внимания раньше, а они вдруг тебя, как говорится, цепляют и ты понимаешь, что ведь не просто так это слово там.

То есть это, действительно, Книга Книг, это Книга, которую надо читать и перечитывать. Не то, что с обычной литературой: ты прочитал, сюжет знаешь и всё.

— Вы с толкованиями читаете или нет?

— Нет, как правило. Хотя читал и с толкованиями. Кстати, бывают очень интересные, я даже читал не только с нашими, православными. Вот есть такой Давид Стерн, он сам еврей, вроде бы иудей, но есть такие иудеи, которые признают, что Иисус Христос — это тот самый Мошиах, Мессия предсказанный.

У него любопытные толкования книг Нового Завета, я читал два Евангелия, по-моему, от Матфея и Иоанна, с его комментариями. Очень интересные комментарии, потому что они касаются именно каких-то вещей, которые тогда были в еврейском обществе, и ещё каких-то иудейских правил, обычаев.

Если уже знаком с Евангелием, с какой-то основой, уже читал толкования наших отцов, слушал проповеди, такие комментарии тоже показывает какую-то новую грань.

— А Вы можете какие-нибудь интересные истории рассказать, связанные с отцом Михаилом?

— Надо подумать, честно говоря. Вот так сходу трудно. Потому что с отцом Михаилом я много общался, и какую-то отдельную историю трудно выделить.

— Получается, людей сподвигают на воцерковление как раз такие хорошие примеры, как отец Мефодий, отец Михаил.

— Да, да. Но, прежде всего, просто в общении с ними видишь, что человек абсолютно честный и искренний. Понимаете, это чувствуется. Если ты непредвзято смотришь, то это просто чувствуется.

Мы вот в первый раз к ним в гости пришли, там обязательно молитва перед едой, все молятся, и дети. И я вижу, что это не какая-то формальность, что священнику перед едой надо прочитать молитву, а это совершенно искренне идёт, от сердца.

— То есть, скорее всего, он действительно живёт вот этой христианской жизнью.

— Да. Вот ещё пример. Он служил, у него не было дьякона. Мы несколько раз приезжали на Рождество, останавливались во Внуто, предоставляли нам такую возможность. Мы на Рождественскую службу идём, и получается, что он служит часов шесть подряд.

Спрашиваем: «Ну, как Вы, не устаёте?» Он говорит: «Да какое — устаю? Это такая вообще радость! Я ничего не чувствую, я времени не чувствую». И человек говорит абсолютно искренне. Я не видел такого… То есть он делал всё, что и как нужно, и притом без дьякона.

Отец Михаил великолепно умел проповедовать какими-то простыми словами, которые понятны всем… Всё-таки там сельская местность, люди без высшего образования, скажем так, по большей части. И он вроде бы просто говорил, но при этом как захватывали эти проповеди на Евангелие, которое читалось, или посвящённые празднику, который в этот день праздновался, или ещё что-то.

Нельзя сказать, что это были какие-то откровения, что-то совсем новое, но даже похожие слова можно сказать совершенно по-разному.

Оказывается, когда мы приезжали туда на Рождество, у него был день рождения, и он вообще никак его не праздновал и никогда нам об этом не говорил. Только потом выяснилось, что у отца Михаила день рождения в начале января.

Ещё одна удивительная история, хотя, конечно, печальная. Отец Михаил погиб в результате автокатастрофы. У него семья была зимой в Твери, а он служил во Внуто. Иногда ездил к семье и обратно. На трассе Москва – Петербург где-то под Торжком случилась эта трагедия. Столкновение с грузовиком, и отец Михаил погиб.

Как раз в этот вечер, это было 28 декабря, так получилось, я пошёл в концертный зал Мариинского театра. Там был концерт (вообще я больше никогда подобной программы не встречал) из двух абсолютно контрастных произведений.

Первое отделение — «Песни и пляски смерти» Мусоргского. Музыка, соответствующая названию. Мусоргский, конечно, великий композитор, вот эти силы зла он умел воплотить в музыке, может быть, как никто другой. Ты прямо чувствуешь это. А второе отделение — Свиридов, «Метель». Это, очень спокойная, мелодичная русская музыка, что называется, действительно наша, это музыка наших российских просторов.

На следующий день мне звонят и говорят, что накануне погиб отец Михаил. И потом выясняется, что погиб он в то самое время, когда я был на этом концерте. Я не знаю, можно это считать случайностью или чем-то ещё, но всё как-то мистически сложилось.

«Песни и пляски смерти» сначала. Наверное, как раз в это время случилась катастрофа. И второе отделение, прекрасная музыка Свиридова, когда душа отца Михаила отошла ко Господу.

Были в моей жизни и другие необыкновенные встречи. Одна из них произошла на острове Патмос, в Греции.

Патмос — небольшой остров, кстати, по площади равен Валаамскому архипелагу, где-то 35-36 квадратных километров. Но он совершенно другой. Там горы высокие, монастырь Иоанна Богослова на высоте 220 метров над уровнем моря, а гора Пророка Илии 260 с чем-то метров. Ещё, конечно, там жарко, по этим горам тяжело карабкаться.

Так получилось, что после первого посещения Патмоса я бывал там почти каждый год и даже считаюсь почти местным жителем. На Патмосе есть место, где я могу остановиться.

Удивительная история случилась в 2014 году, когда мы первый раз приехали на остров. Мы пробыли там недели две и должны были возвращаться обратно в Россию. Билет у нас был, понятно, не с Патмоса, там нет никакого аэропорта, а с Родоса. От Родоса и от Афин (Пирея) до Патмоса примерно одинаковое расстояние, надо морем добираться. И вдруг перед отъездом сильный шторм.

По Эгейскому морю почти каждый день ходят скоростные, типа наших «Метеоров», катамараны. Сейчас на Коневце похожий, кстати, появился, называется «Князь Владимир». Так же, как и «Метеоры», из-за шторма их отменяют.

Я пытаюсь придумать какие-то варианты, но никак не выбраться, на самолёт не успеть. Звоню в авиакомпанию: «Так и так, мы не успеваем». Договорились, поменяли билеты, что-то за это пришлось доплатить. Нам говорят: «Мы можем вам дать билеты только через 4 дня». Ладно, вариантов нет. То есть мы там задерживаемся неожиданно.

Раз уж остались, напоследок всё-таки взяли машину в прокат. Съездили в монастырь, ещё куда-то, возвращаемся и просто едем вниз от монастыря по дороге в посёлок Скала, где мы жили. И вдруг я вижу отворот, маленькая стрелочка, и на ней написано «Панагия». Думаю, дай-ка я заверну, мы там вроде бы не были.

Завернули, проехали пару сотен метров, дорога заканчивается. Останавливаемся. Огороженный дворик, церковь в нём и ещё какое-то здание, маленький домик. Жена сказала, что она останется в машине. Мы были тогда с младшим сыном, Колей. Подходим, смотрим, по двору какая-то овечка пробежала. Вроде бы закрыто, но вот защёлка, самая простая, с нашей стороны. Я её открываю, захожу. Думаю, просто сфотографирую, посмотрю, что здесь.

Захожу, слышу голос, и иду на этот голос. Внутри дома, у двери человек, монах в инвалидной коляске. Спрашивает по-английски, кто мы, я ему тоже по-английски объясняю, что мы из России, из Петербурга, что мы православные. Говорю: «Это мой сын, Коля, Николай». Он отвечает: «Да, меня тоже раньше звали Николас».

А потом вдруг говорит: «Подождите», — и куда-то вглубь этой комнаты отъезжает. Возвращается, протягивает мне икону. Говорит: «Вот, это вам». Это была икона святого Патапия. Скажем так, не самый известный у нас святой, в Греции он, может, немного более известен, но тоже, как говорится, не в первом ряду. Я удивился, поблагодарил. Потом мы ещё о чём-то поговорили и ушли.

Возвращаемся и я рассказываю Виктору, русскому, у которого мы остановились тогда, где мы побывали, а он меня спрашивает: «Ты что, был у отца Александра?» А монах назвал свое имя, сказал, что он Александр. После этого Виктор говорит: «Да ты что? Как тебе вообще удалось попасть к нему? Это у нас такой монах, очень непростой».

Вроде бы не сказал ничего конкретно, но у него было искреннее удивление, как это мне удалось вдруг с отцом Александром встретиться. Когда я уже возвратился в Россию, посмотрел, оказалось, память святого Патапия у нас празднуется в мой день рождения. Греки-то живут по новому стилю, а мы — по старому. Вот так. Это первое.

А второе — я узнал, кто такой этот отец Александр (Карадимитриу). В интернете можно найти интервью с ним. Это был очень известный танцор, причём судьба у него непростая. Он родом с острова Самос, при немцах в сороковые годы мог даже погибнуть. Потом стал известным танцором, у него было своё танцевальное шоу под названием, по-моему, «Николас Николсон». Гастролировал по всему миру, снимался в целом ряде фильмов, в частности, в фильме «Клеопатра» с Элизабет Тейлор, с Джиной Лоллобриджидой, с кем-то ещё из знаменитостей.

В 60 с лишним лет его вдруг пронзила мысль, как давно он не причащался, как давно не был в церкви. В итоге Николас всё бросил, приехал на Патмос и стал просить: «Можно, я здесь построю на те деньги, которые у меня остались, себе какой-то дом, и поселюсь?» Ему разрешили, потом приняли в монастырь, впоследствии он стал иеромонахом.

И ещё удивительный момент. Скорее всего, я сделал последний портрет иеромонаха Александра Карадимитриу. Он позволил себя сфотографировать, позже я узнал, что буквально через месяц он умер. На тот момент отец Александр был в инвалидной коляске, ему уже частично ампутировали одну ногу.

Вот так патмосский монах, абсолютно мне незнакомый, в первый раз меня увидев, вдруг подарил мне икону моего небесного покровителя, раз мы у нас в России празднуем память святого Патапия в день моего рождения. Тоже такая история интересная.