Невидимое шествие умом и сердцем к Богу

Для правильности молитвы надобно, чтоб она приносилась из сердца, исполненного нищеты духа; из сердца сокрушенного и смиренного... Молитва ‒ причащение жизни. Оставление ее приносит душе невидимую смерть...

Однажды мне довелось побеседовать с двумя иноками, которые довольно долгое время подвизались в одном пустынном Валаамском скиту, на острове. Я знал, что эти иноки занимались Иисусовой молитвой и думал, что они идут опасным путем, ибо занимаются сами по себе, без руководства, от чего легко можно впасть в прелесть. Однако, поговорив с ними, я убедился в их духовном здравии и смиренном образе мыслей и чувств. Заметил также их твердость и постоянство в подвиге, что обычно является уже плодом молитвы. Расспросив этих иноков о том, как они жительствуют, чем руководствуются, узнал, что подвизаются они не самочинно, но по святителю Игнатию (Брянчанинову), руководствуясь его творениями. Тогда я убедился, что эти творения содержат лучшее для нашего времени наставление в молитве, дающее ей твердое и правильное направление, безопасное, ограждающее от прелести. Так возникла мысль собрать воедино все основные произведения святителя Игнатия о молитве Иисусовой и издать их в качестве несомненного и надежного руководства для желающих обучиться ей.

Молитва Иисусова, называемая также «хранением ума», «трезвением», «умным деланием», «памятью Божией», ‒ это древняя аскетическая традиция, восходящая к истокам христианства. Молитва эта имеет ряд степеней ‒ от начальных, рекомендуемых всем вообще христианам, по слову апостола: непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17), до высших, созерцательных, достигаемых весьма немногими иноками, проводящими жизнь в безмолвии, в удалении от мирских забот. Практика Иисусовой молитвы составляет главный предмет монашеского духовного делания[1], особенно же подвига отшельнического, уединенного[2]. Не менее насущна она и для мирян.

Святые отцы утверждают, что без внутреннего делания молитвы достичь бесстрастия и христианского совершенства невозможно (хотя получить отпущение грехов и спастись ‒ возможно). В жизнеописании духовного наставника святителя Игнатия преподобного старца Леонида (в схиме Льва) читаем следующее: «Одно внешнее делание и телесные подвиги не ведут инока к преуспеянию, особенно если они, являемые человекам, влекут его к тщеславию и гордости… к ожесточению, осуждению и отчаянию… Без внутреннего, смиренного, неявляемого [сокровенного] делания молитвы и без совершенной невменяемости [почитания себя за ничто, нищеты духовной] нельзя смягчиться, смириться и повеселеть детскою евангельскою радостию»[4].

Немного истории

Молитва Иисусова была весьма распространена среди иноков древнего Египта в IV‒V веках[5]. В VI веке в Палестине подвизались великие учителя молитвы преподобные Варсонофий Великий и Иоанн Пророк. Несколько позже, в начале VII века, преподобный Иоанн Синайский написал свою знаменитую «Лествицу», из которой ясно, что в это время умное делание процветало на Синае. В IX веке эта традиция нашла выдающегося преемника и выразителя в лице преподобного Симеона Нового Богослова.

Основатель русского православного монашества преподобный Антоний Киево-Печерский в XI веке обучился монашескому деланию на Афоне, где навык уединенному житию и священнобезмолвию. Множество святых подвижников, которые и доныне почивают нетленными мощами в основанной им Киево-Печерской Лавре, свидетельствуют о том, что насажденный им образ иноческого жития принес обильные небесные плоды.

В целом можно сказать, что традиция умного делания не прерывалась в течение двух тысячелетий христианства, хотя переживала периоды упадка и подъема; расцвет умного делания являлся всегда существенной чертой духовного пробуждения и возрождения.

XIV век стал временем нового духовного подъема в Византии, который связан с именами преподобного Григория Синаита и святителя Григория Паламы. Святитель Григорий Палама сформулировал богословские основы православной духовности в учении о нетварном свете и Божественных энергиях. В этом учении аскетическая практика молитвы именем Иисусовым нашла себе полное оправдание и объяснение. К тому же направлению принадлежали Константинопольские патриархи-исихасты св. Каллист I и св. Филофей Коккин и русские святители митрополиты Киевские и всея Руси Киприан и Алексий. С православным возрождением в Византии в XIV веке связан расцвет созерцательного монашества на Руси, в частности, учреждение «пустынного общинножития» в Свято-Троицком монастыре преподобного Сергия[6]. Первооснователем скитского жития в России в XV веке почитается преподобный Нил Сорский ‒ постриженик Кирилло-Белозерского монастыря, основанного учениками преподобного Сергия, и некоторое время изучавший «науку» умного делания на св. Афоне.

Новое духовное возрождение на территориях погибшей под натиском турок Византии возникло в XVIII веке и связано с движением «колливадов». Один из главных его вдохновителей святитель Макарий Коринфский в сотрудничестве с преподобным Никодимом Святогорцем подготовили знаменитый сборник аскетических текстов «Филокалии» («Добротолюбия»), который вскоре был переведен на церковнославянский язык преподобным старцем Паисием (Величковским) и его учениками.

Преподобный Паисий (Величковский), родом из Малороссии, обучившись «безмолвному житию» в общении с подвижниками Валахии и святой горы Афон, а также и из святоотеческих книг, которые повсюду собирал, основал монастыри сначала на Афоне, а затем в Валахии и Молдавии, где процветала молитва Иисусова[7]. Ученики преподобного Паисия распространили умное делание в России, что имело решающую роль в возрождении русского монашества в XIX веке. Духовными преемниками этой традиции, каждый по-своему, являются и святитель Феофан, Затворник Вышенский, которому мы обязаны русским Добротолюбием[8], и его современник святитель Игнатий (Брянчанинов)[9].

Говоря о преемстве духовной традиции, как части Священного Предания Церкви, необходимо отметить, что оно есть действие Духа Божия в Церкви и не ограничивается исторической цепью событий и лиц. Дух дышит, идеже хощет (Ин. 3, 8), и поэтому во всякое время, по видимости независимо от основного, «магистрального» течения традиции, обретаются как бы отдельно стоящие «сосуды благодати», избранные Господом и Матерью Божией, водимые Духом Божиим, и тем не менее являющиеся ее ярчайшими выразителями. Таковым в России в начале XIX века был наш великий святой преподобный Серафим Саровский, почитаемый святителем Игнатием как достигший великого преуспеянии в молитве и «последний [для его времени] писатель об этой молитве»[10]. То же можно сказать и о самом святителе Игнатии, духовный путь которого является весьма самобытным, несмотря на то, что можно проследить видимое преемство и обнаружить многие невидимые духовные связи с современными делателями и подвижниками предшествующих эпох, объединенных общим стремлением последовать евангельскому призыву к духовному совершенству.

Училище благочестия

Жизненный путь святителя Игнатия характерен для тех, кто на заре своей жизни услышал в душе этот Божественный призыв. На нем был и духовный поиск, и период строгого послушничества, и искус уединенной жизни, и многообразный опыт скорбей ‒ этих «училищ благочестия», и водительство Промысла Божия, и обилие благодати и духовных даров.

С ранних лет очевидно было призвание будущего святителя Игнатия к иноческому пути, который открылся ему как «невидимое шествие умом и сердцем» к Богу. В жизнеописании, составленном его ближайшими учениками, сообщается, что он обратился к молитве Иисусовой в ранней юности, противостоя «внутренней брани помыслов и страстных чувствований», и уже тогда она творилась у него самодейственно[11]. Преодолев трудности и преграды, полагаемые его высоким положением в обществе, будущий святитель начал свой иноческий путь в Александро-Свирском монастыре под руководством старца иеромонаха Леонида (Наголкина)[12]. Старец Леонид был учеником и сподвижником схимонаха Феодора[13] и иеросхимонаха Клеопы[14], которые, в свою очередь, получили духовное направление и монашеское образование в монастырях преподобного Паисия (Величковского), где иноческая жизнь была организована на принципах священнобезмолвия.

Отец Леонид отличался духовной мудростью, святостью жизни, опытностью в монашеском подвиге. Он имел и опытное знание умного делания, о чем свидетельствует, например, его ответ на вопрос, всем ли дается умная молитва. Старец отвечал:

…Источник у всякого есть; но отверзается он или постепенным углублением в себя, по учению отцов, или мгновенно Божиим сверлом [великой скорбью, лишением и под.] [15].

Несколько лет будущий святитель Игнатий провел в полном искреннем послушании старцу, во всем повинуясь его воле. Их отношения, по слову жизнеописателя, представляли «совершенное подобие древнего послушничества, которое не решалось сделать шагу без ведома или позволения наставника». «Этот род начального подвижничества в древнее время, ‒ замечает тот же автор, ‒ когда духовными старцами обиловали пустыни и монастыри, был уделом немногих послушников, тем реже он встречается ныне, при заметном оскудении духовного старчества»[16]. Этот род подвижничества ‒ необходимый этап в обучении монашеской жизни и, в особенности, молитве Иисусовой.

Впоследствии святитель Игнатий писал, как бы в противоречие этому факту из его жизни, что он не нашел наставника, который бы вполне удовлетворил его, «который был бы оживленным учением отцов». «Впрочем, ‒ пишет он далее, ‒ я слышал много полезного, много существенно нужного, обратившегося в основные начала моего душеназидания»[17].

Та же мысль, по собственному замечанию святителя Игнатия, положена в основание его «Аскетических опытов»[18]. Утверждая это, автор особо предупреждает об опасности ошибиться в выборе наставника, ибо неопытному легко принять «неискусного пастыря» за духоносного и «злохитрого делателя» за «искусного художника»[19].

Заметим, по причине существующих противоречивых мнений по поводу указанных слов святителя, что в них вовсе не отрицается ни монашеское послушание, ни принцип послушания вообще. Не утверждается также, что живое непосредственное руководство, в том числе и по образу древних, совершенно невозможно в наше время. Напротив, руководство, по мысли святителя, весьма желательно, особенно при обучении Иисусовой молитве, как делу весьма возвышенному и сложному, «науке из наук»[20]. Ищущий ‒ да обрящет! Но найти таковое было непросто и в древние времена, ибо и тогда редки были «живые сосуды Божественной благодати»[21]. Давая понять читателю, что представляет собой такое руководство, Преосвященный Игнатий приводит слова преподобного Иоанна Лествичника к пастырю:

«Прежде всего, о честный отец, потребна нам духовная сила, чтоб тех, которых мы возжелали ввести во Святая Святых… когда увидим, что их теснит и угнетает народ, с целью возбранить им желанный вход ‒ мы могли, взяв за руку, как младенцев, освободить от народа помыслов. Если же младенцы крайне голы и немощны, то необходимо нам поднять их на рамена, и возносить на раменах, доколе они не пройдут через дверь входа, точно знаю: обычно там быть всевозможной тесноте и давке…»[22].

Святитель Игнатий не говорит о совершенном исчезновении таковых наставников в наше время (ибо Святой Дух будет действовать в Церкви до конца времен), но лишь о «крайнем оскудении» и, по этой причине, о преимущественном руководстве писаниями при совете с более опытными делателями. Если не обрящем ‒ да не отчаиваемся! Это два разных пути к обретению одной и той же цели, начертанные Промыслом Божиим. Один ‒ короткий, прямой и верный, другой ‒ длинный, извилистый, более опасный и потому требующий сугубого внимания, изучения и совета с опытными ‒ с теми, кто хотя и не пришел в меру древних подвижников, но в своем многотрудном подвиге умудрен Тем же Пастыреначальником, Который в прежние времена давал силу духоносным пастырям[23].

В лице старца Леонида будущий святитель Игнатий, в то время послушник Димитрий, обрел того Моисея, который вывел его из Египта мирской жизни, направил на иноческую стезю и преподал основные, необходимейшие уроки подвижничества[24]. В дальнейшем он руководствовался по преимуществу святоотеческими писаниями, не прерывая и общения со своим старцем[25]. Он также повсюду искал и находил живые источники боговедения, утолявшие его духовную жажду.

Ангел-хранитель Валаама (святитель Игнатий Брянчанинов в истории Валаамского монастыря).

Так, направляясь вслед за своим старцем из Площанской пустыни в Оптину, послушник Димитрий вместе со своим другом и сподвижником Михаилом Чихачовым побывал в Свенском монастыре, где беседовал с затворником иеромонахом Афанасием – также учеником преподобного Паисия. Впоследствии святитель писал: «[В российских монастырях], хотя редко, крайне редко, обретаются живые скрижали Святого Духа. Замечательно, что все духовные цветы и плоды возросли в тех душах, которые, в отдалении от знакомства внутри и вне монастыря, возделали себя чтением Писания и святых Отцов, при вере и молитве, одушевленной смиренным, но могущественным покаянием. Где не было этого возделания, там — бесплодие…»

Живя со старцем Леонидом в Площанской пустыни, послушники Димитрий и Михаил подвизались в уединении, «избегая многолюдства, храня себя всячески от вредных для безмолвия впечатлений окружающей среды, избегая ненужных встреч и лишних знакомств, чтобы держать себя в строгом молчании и блюдении ума. Все силы души были направлены у них к богомыслию и молитве»[26]. Также и впоследствии, в Оптиной пустыни и в родительском доме Брянчанинова, они искали возможности жить в уединении, держась усвоенного ранее порядка. И в течение всей жизни жажда покаяния влекла святителя Игнатия к уединению[27], но обрел он таковое лишь на закате своих лет в Николо-Бабаевском монастыре. Здесь он собрал воедино и подготовил к изданию свои сочинения разных лет ‒ давая «отчет по согляданию [им] земли обетованной, точащей духовные дары и блага»[28].

Творения святителя

Святитель Игнатий был человеком прекрасно образованным – как светски (он окончил Высшее инженерное училище), так и духовно (посредством изучения святоотеческих писаний). Он знал древние языки и мог читать труды древних отцов в подлинниках и в переводе на церковнославянский язык ‒ в то время лишь немногие святоотеческие книги имелись на русском языке. В своих литературных трудах святитель Игнатий постоянно обращается к этим творениям, приводит выдержки из них в собственном переводе, что весьма ценно. Из древних отцов он чаще всего цитирует четырехтомное церковнославянское Добротолюбие (перевод преподобного Паисия (Величковского)), Лествицу преподобного Иоанна Синайского, св. Исаака Сирина, преподобного Макария Великого. Знакомит читателя и с трудами отечественных учителей молитвы ‒ преподобных Паисия (Величковского) и его сподвижника схимонаха Василия Поляномерульского, Нила Сорского, Серафима Саровского и др. Занимался он и переводом святоотеческих творений. Так, известен его недавно опубликованный перевод «Лествицы», относящийся ко времени настоятельства в Троице-Сергиевой пустыни близ Санкт-Петербурга[29]. Святитель Игнатий не получил строгого академического богословского образования, однако был богословом в библейском и святоотеческом понимании этого слова. Источником его боговедения было живое аскетическое Предание Православной Церкви, выраженное как в писаниях святых отцов, так и в собственной причастности их опыту. Отмечают особую благодатную «помазанность», присущую творениям святителя Игнатия, которые в этом подобны писаниям другого нашего отечественного святителя – Тихона Задонского[30].

Его «Слова о молитве» содержат руководство и направление, соответствующие учению и духу Православного Предания, указывающие «законный», неложный путь делания, учение, «примененное к требованиям современности»[31], ясное и доступное нам, людям XXI века. Особенно ценным является то, что святитель сжато и ясно излагает наставления множества святых отцов, извлекая самую суть их учения о молитве ‒ того «дражайшего наследия, оставленного святыми отцами их иноческому потомству, нам нищим»[32]. Творения святителя Игнатия несомненно обнаруживают и немалую опытность в этом делании самого их Преосвященного автора.

Необходимо заметить, что в предлагаемых произведениях, подобно как и в писаниях древних наставников молитвы Иисусовой, изложено лишь «учение о начале этой мысленной молитвы… о самом начале и приемах, как должно обучаться новоначальным, входить умом в страну сердечную, там истинно и непрелестно совершать умом молитву»[33]. Нам этого довольно. Святитель Игнатий подчеркивает, что и в этих начальных, и в последующих (для тех немногих, кто достигнет таковых) ступенях молитвы главные учители ‒ «опыт и плач». Вступившему в этот подвиг в сокрушении и смирении духа и показавшего в нем постоянство «Сам Бог, даяй молитву молящемуся (1 Цар. 2, 9), соделывается учителем молитвы»[34].

Из Предисловия к Словам о молитве.

---

[1] Учение и практика Иисусовой молитвы именуется «исихазмом» (от греческого слова ήσυχία, означающего спокойствие, покой, безмолвие), или священнобезмолвием.

[2] Святитель Игнатий замечает, что эта молитва всегда была «знамением пререкаемым» и отвергалась теми, кто не знал ее (Слово о молитве Иисусовой). Таковой она остается и в наши дни, особенно враждебные священнобезмолвию, когда, по замечанию одного духовного лица, «дует пустынный ветер антиисихазма». (Митрополит Иерофей (Влахос). Православная психотерапия. Святоотеческий курс лечения. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2013. С. 340. Автор приводит здесь слова некоторой монахини.)

[3] См.: О приготовлении молитве.

[4] Жизнеописание оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва). Издано в 1991 г. по заказу Введенской Оптиной пустыни репринтным способом с издания 1876 г. С. 15‒16.

[5] Свидетельство тому мы имеем в древних патериках, и, главным образом, в писаниях преподобных Макария Великого и Евагрия Понтийского.

[6] Из жития преподобного Сергия известно, что св. патриарх Филофей проявлял живую заинтересованность в устроении русского монашества. Он передал русскому игумену свое благословение и грамоту, которой утверждались новые порядки пустынного общинножития, введенные в Свято-Троицкой обители.

[7] Преподобный Паисий (Величковский) (1722–1794) начал свой иноческий путь в монастырях Малороссии. Желая обучиться безмолвному житию, отправился сначала в Валахию, а затем на Святую гору Афон, где некоторое время подвизался в уединении, затем обрел себе наставника в лице схимонаха Василия, старца Поляномерульского скита в Валахии, пребывавшего некоторое время на Афоне. Впоследствии он сам стал опытным наставником множества иноков. Живя на Святой горе, преподобный Паисий занимался книжными трудами, собирая рукописи, исправляя и переводя на славянский язык творения святых отцов. Эти труды он продолжил и в основанных им впоследствии монастырях. Преподобный Паисий был духовно близок к движению «колливадов» в Греции и, подобно им, был не только делателем, но и просветителем в духе православной традиции.

[8] Стоит вспомнить наставление Киевского старца иеросхимонаха Парфения, сказанное в напутствие будущему святителю и его товарищам по Киевской Духовной Академии ‒ новопостриженным инокам: «…Помните, что одно нужнее всего: молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу, вот чего добивайтесь». Эти слова стали как бы эпиграфом и основной идеей всей многогранной жизни святителя Феофана (1815‒1894).

[9] Годы жизни святителя Игнатия: 5/17 февраля 1807 ‒ 30 апреля / 12 мая 1867.

[10] Слово о молитве Иисусовой.

[11] Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова, составленное его ближайшими учениками в 1881 году // Аскетические опыты. Т. 1. М.: «Правило веры», 1993 (репринтное издание). С. 17, 14. Из аскетической практики известно, что в начале подвига Господь обычно дает вкусить от плодов молитвы, как бы в качестве поощрения к труду, который в дальнейшем может быть нелегким.

[12] Иеромонах Леонид (в схиме Лев) (Наголкин) (1768–1841) наиболее известен как первый из плеяды Оптинских старцев, насадитель традиции старчества в Оптиной пустыни, где он и начал свой иноческий путь. Назначенный строителем Белобережской пустыни Орловской епархии, ввел там устав и порядок, существовавший в монастырях преподобного Паисия (Величковского). Некоторое время жил в уединении со своим наставником и другом схимонахом Феодором в уединенной келье, по уставу отшельническому, пребывая в посте и молитве и принимая простой народ. Затем оба старца удалились на Валаам, а затем в Александро-Свирский монастырь, куда и пришел к о. Леониду в послушники 20-летний Димитрий Александрович Брянчанинов.

[13] Схимонах Феодор (Ползиков) (1856–1822) подвизался в знаменитой Нямецкой обители, основанной преподобным Паисием (Величковским). После смерти преподобного Паисия вернулся в Россию, где ближайшими его сотрудниками и сподвижниками были иеросхимонах Клеопа (Антонов) и иеромонах Леонид (Наголкин). Скончался в Александро-Свирском монастыре.

В период своего послушничества в будущий святитель Игнатий по благословению старца Леонида составил «Житие схимонаха Феодора». См.: Полное собрание творений святителя Игнатия (Брянчанинова). Т. 8. М.: «Паломник», 2006. С. 636‒650.

[14] Иеросхимонах Клеопа (Антонов) (†1816) – постриженик преподобного Паисия (Величковского). Вернулся в Россию после смерти старца Паисия вместе со схимонахом Феодором. Скончался в Валаамском монастыре. Оба старца были искусными в подвиге безмолвия и умной молитвы, которому учили и своих последователей. От них направление внутреннего монашества воспринял и о. Леонид. Заметим, что, как поборники внутреннего делания, старцы встречали непонимание и сопротивление сторонников внешнего подвига, от которых как отцам Феодору и Клеопе, так и их ученику отцу Леониду пришлось претерпевать скорби и гонения.

[15] Жизнеописание оптинского старца иеромонаха Леонида (в схиме Льва)… С. 27.

[16] Жизнеописание… Гл. 4. С. 26‒27.

[17] Плач мой // Аскетические опыты. Т. 1. С. 561.

[18] Там же. С. 81.

[19] О молитве Иисусовой. Беседа старца с учеником.

[20] В недавнее время пример такого руководства, и в целом жизни по древним монашеским (исихастским) принципам, находим в братстве старца Иосифа Исихаста (†1959); на тех же принципах ученики старца основали ряд монастырей на Афоне и за его пределами. См.: Старец Ефрем Филофейский. Моя жизнь со старцем Иосифом / Пер. с греч. архимандрита Симеона (Гагатика). Ахтырский Свято-Троицкий монастырь, 2012.

[21] Аскетические опыты. Т. 1. Предисловие епископа Игнатия. С. 81.

[22] Заметим, что в этой цитате речь идет о научении внутренней молитве.

Лествица. Слово к пастырю. Гл. 14. Ст. 3. Цит. по Слову о молитве Иисусовой свт. Игнатия.

[23] Здесь речь идет о разных способах передачи и восприятия Предания, данных христианам разных эпох по Промыслу Божию. Прежде ‒ преимущественно через непосредственное водительство, от старца к ученику, ныне ‒ преимущественно через посредство святоотеческих писаний.

[24] Жизнеописание… Гл. 3. С. 21. См. Лествица. Слово 1. Гл. 7.

[25] Оставив в 1829 году Оптину пустынь, где старец Леонид пребывал до конца своей жизни, святитель Игнатий впоследствии сохранял с ним искренние сыновьи отношения, состоял в переписке, называя себя его «покорнейшим послушником». Часть этой переписки опубликована в 6-м томе Полного собрания творений святителя Игнатия, под общей редакцией А.Н. Стрижова, изд. 2004 г.

[26] Жизнеописание… Гл. 5. С. 28.

[27] Плач мой // Аскетические опыты. Т. 1. С. 567.

[28] Аскетические опыты. Т. 1. Предисловие епископа Игнатия С. 82.

[29] Список этого перевода хранится в фонде Оптиной пустыни в ОР РГБ: Ф 214, № 516.

[30] Сам святитель писал, что «слово» появлялось в его сердце – «или в минуты тяжких скорбей, или после продолжительного безмолвия. Оно утешало… наставляло, исполняло внутренней нетленной жизни и радости, – и потом отходило» (Письмо к С.Д. Нечаеву. Собрание писем святителя Игнатия (Брянчанинова) / Сост. игумен Марк (Лозинский). М.—СПб., 1995. С. 498.)

[31] Предисловие святителя Игнатия к «Аскетическим опытам». С. 81.

[32] Слово о молитве Иисусовой.

[33] Там же. Святитель Игнатий здесь цитирует преподобного Паисия (Величковского).

[34] О молитве. Статья II.