Иеромонах Парфений поёт с бойцами на СВО казацкие песни

С иеромонахом Парфением (Шапановым) я познакомилась на Валааме, где он проводит беседы с паломниками и туристами на тему духовных и психологических законов жизни человека. Объясняет доходчиво. А кругом – благословенный остров с его тишиной и удивительной природой. Но точно так же доходчиво он говорит о вере, о смысле жизни в иных условиях – на передовой, в блиндажах и окопах. Опыт громадный – вторая чеченская, во время которой за его голову противник назначил огромную сумму. И вот теперь – СВО. Отец Парфений – внештатный помощник командующего 6-й Ленинградской Краснознаменной ордена Жукова армией ВВС и ПВО.

– Отец Парфений, священнику на СВО страшно?

– Не секрет, что командиры и священники для снайперов – приоритетные цели. И несколько православных священнослужителей уже погибло на СВО. Был случай, что и мы едва не погибли. Меня и моего помощника певчего Борю Сорокина противник вычислил и приготовил на выезде засаду. Мы тогда с гуманитарной помощью приезжали. К счастью, наши оперативно сработали и вывезли нас другим путём.

– А во имя чего нужно жить?

– Не за тем, чтобы получить материальные блага. Должно быть что-то светлое, созидательное. Это правило и в обычной жизни действует. Приведу пример. Когда бушевал коронавирус, пришёл я помогать в больницу. Две бабушки: одна со стопроцентным поражением лёгких (и врачи ждут, что скоро умрёт), вторая – с 80-процентным (состояние пограничное). Обеим говорю, что нужно понять, во имя чего им дальше жить. Итог: которая с 80-процентным – погибла, решив, что брешет священник. Со стопроцентным – выжила. Почему? Она сказала: «Поняла, что не умею любить. Хочу научиться любить Бога и помочь в этом близким».

– Вы упомянули, что берёте с собой певчего. Зачем?

– Он поёт молебны, литургию. Если есть возможность – проводим небольшой концерт. Если остаёмся на ночь в подразделении, ходим с ним вечером по палаткам, по блиндажам: чай пьём, на вопросы отвечаем. Поём не духовные песнопения, а казацкие песни, «Любэ» хорошо идёт. Песни Виктора Цоя обожают. Пение сплачивает, как и братчина – кружка со спиртным, которую пускают по кругу. Кто-то хлебнёт, кто-то лишь прикоснётся – но сплачивает. Ребята говорят: «Спасибо, как дома побывали, душой отогрелись». То есть видят, что не какие-то фанатичные попы приехали, а обычные люди, с которыми можно просто поговорить.

– Что ещё берёте с собой?

– Обязательно с Валаама – икону святого Александра Невского с частицей его мощей. Рассказываю о том, каким воином он был, перед каким выбором встал: потерять веру и заручиться поддержкой Орды или же сохранить веру и платить налог. Он выбрал второе. Размышляем с ребятами, стоит ли сейчас похожий выбор. Не занимаюсь политинформацией – на это замполиты есть. Но для меня важно, чтобы в тяжёлой военной ситуации ребята не потеряли надежду и смысл. Чтоб не озлобились. Именно в этом вижу свою задачу как военного священника. Я бы сказал так: на войне вера повреждена страстями, но в то же время становится более цельной. Эту цельность нужно не растерять и дальше, в мирной жизни.

– Главное для бойца, помимо профессиональных навыков, это...

– Доверие к Богу (к провидению – кто как считает). Принятие ситуации и обязательно – сохранение добра в душе.

Под пулями неверующих не бывает. Но у кого-то вера, у кого-то – больше суеверия. Приведу пример из чеченской кампании. Мы привезли в Хатуни благотворительную помощь. Разведполк: нужно разгружать грузовики. Парнишки помогают, и среди них срочник 19-летний (тогда и срочников отправляли). Мне командир шепчет, указывая на него: «Наш талисман». Я: «Какой ещё талисман?» Командир рассказывает, что парнишка полгода назад на передовой покрестился, осознанно покрестился. И когда его с отделением отправляют на разведку, то все возвращаются живыми и с выполненным заданием. А парнишка – маленький такой, шустрый, ничего начальственного в нём нет. И вот парнишка ко мне подходит: «Отец Парфений, исповедовать, причащать будете?» – «Да, конечно». Но поскольку я такой въедливый поп, то спрашиваю: «Зачем тебе это надо?» Он: «Для меня это очень важно. Верю в то, что Господь мне помогает». Я, неугомонный, выспрашиваю дальше: «Да, помогает. Но давай рассуждать так. Вы идёте в разведку, так не о Боге же ты в это время думаешь. Думаешь о том, как чётко выполнить задание, не наступить на растяжку или же наоборот – где её поставить. Где тут Всевышний?» Он: «Я верю, что Бог через мой профессиональный опыт, через мою интуицию, через ребят, которые идут вместе со мной, помогает принять правильное решение. Для этого мне необходима исповедь и причастие».

Более глубокого, осознанного понимания, что такое исповедь и что такое причастие – я не видел.

– Сейчас священником в районе боевых действий никого не удивишь. Есть ли проблемы у самих священнослужителей?

– За всех не скажу. Но для внештатных (а штатных не хватает) остро стоит вопрос статуса. Дело не в зарплате, а в правах. Чтоб не получалось так: один начальник разрешил сделать молельную комнату, приходит другой – и отдаёт приказ её очистить.

Мне повезло. У нас есть взаимопонимание с командующим 6-й армией генерал-лейтенантом Олегом Мануковским. Он понимает важность нахождения священника в зоне боевых действий. Но далеко не везде так.

– Ключевой вопрос: как помочь вернувшимся с СВО?

– Я на всех встречах с государственными деятелями высокого ранга говорю о необходимости создания реабилитационных центров. Надеюсь, с нашей помощью откроется реабилитационный центр в Крыму, на базе одного из монастырей. Будет учитываться и душевная, и духовная стороны реабилитации. Надеюсь, опыт получится успешным и проект будет тиражироваться. Очень важно: для работы в центрах необходимо набирать профессионалов. И лучше, если приглашать на реабилитацию вместе с семьёй, хотя бы с супругой. Потому что поддержка семьи очень важна.

По материалам «Российской газеты»