24 февраля - 75 лет со дня кончины иеромонаха Иринея (Яковлева)

Иеромонах Ириней (в миру Иван Яковлев) родился 23 августа 1867 года в городе Солигалич Костромской губернии. Поступил в Валаамский монастырь 14 июля 1893 года, в 1899 году был пострижен в монашество, в 1901-м рукоположен во иеродиакона и в 1904 году – во иеромонаха. Проходил послушания в живописной мастерской.

С принятием благодати священства отец Ириней исполнял в обители чреду священнослужения, а потом, как один из наиболее способных и достойных иеромонахов, в течение двух лет находился при Санкт-Петербургской монастырской часовне для исполнения пастырских обязанностей; затем в продолжение полугода заменял отсутствовавшего настоятеля Борисоглебской церкви в Санкт-Петербурге, а последующие четыре находился в разных командировках в приходских церквах и в воинских частях.

Везде и всюду с честью и достоинством оправдывая высокое звание духовного пастыря, отец Ириней снискал себе общее уважение, доверие и любовь. В 1911 году он был зачислен на службу в госпиталь №140 первой финляндской стрелковой бригады. В самом начале мировой войны, а именно 29 июля 1914 года, отец Ириней прибыл в госпиталь и весь отдался высокому и самоотверженному служению раненым защитникам Родины в тяжких условиях боевой и походной жизни лазарета. Это служение было направлено к облегчению участи раненых и больных словом ободрения, к напутствованию умиравших и к погребению павших в бою героев.

Вернувшись в январе 1916 года на Валаам, отец Ириней сначала участвовал в совершении богослужений, а потом в течение многих лет нес послушание при раке преподобных, бессменно и неопустительно стоя все службы в монастырском соборе и наблюдая за чистотою и опрятностью священной раки, возжигая ее лампады и светильники.

Предсмертная болезнь отца Иринея длилась 60 дней, в течение которых он не вкушал никакой пищи, – единственным его подкреплением было небольшое количество чая, а духовное утешение он получал в частом приобщении Святых Христовых Таин. Кончина его была безболезненная, тихая и мирная. 27 февраля в монастырском соборе состоялось торжественное отпевание отца Иринея и затем погребение на братском (старом) кладбище.

«Мы познакомились с ним в то время, когда он нес послушание у раки преподобных, – вспоминает один из паломников. – Сколько раз после ранней обедни задерживались мы у святой раки, слушая поучительные беседы отца Иринея о самых разнообразных вещах. То говорил он нам о молитве, то рассказывал о себе, то о подвиге монашества. Иногда шутил и в остроумии своем бывал неподражаем, но лицо его при этом всегда оставалось совершенно серьезным: ни тени улыбки ни во взгляде, ни в одной черте лица. Этим он не раз приводил нас в недоумение: шутит он или говорит серьезно, пока мы не привыкли и не научились разбираться в его словах. И любили мы эти его шутки. Многие из них вспоминаются и поныне, когда друзья Валаама соберутся вместе теплым кружком и с любовью снова и снова делятся дорогими воспоминаниями. Помногу иной раз беседовал с нами отец Ириней, по временам задавая вопросы и внимательно слушая, потом поучал, отечески наставляя, утешал, разрешал сомнения. Иногда он жаловался на свои телесные недуги и немощи, которые его действительно часто и сильно одолевали. Ужасные ревматические боли часто лишали его и того кратковременного сна, какой позволяют себе подвижники благочестия. Но и в такие моменты физического недомогания чувствовалось, что где-то глубоко на дне его души царит все та же ясная любовь христианина, та же чудная и мирная радость о Господе.

„Ангелы Божии, здравствуйте!” – всегда приветствовал нас отец Ириней и, благословляя, опускал на наши головы свою старческую сухую руку. И прикосновение это было полно такой чистой, отеческой ласки, что умиление охватывало душу и часто хотелось опуститься на колени и сказать: „За что, батюшка, Вы нас так любите, ведь мы этого ничем не заслужили?” И чувствуешь словно какую-то свою виновность перед ним, быть может, оттого, что не умеет сердце мирянина ответить на эту любовь чувством должной взаимности, а хочет, бесконечно хочет и просит у Господа помощи. Так любовь инока сама собою учит мирянина смирению.

Любил отец Ириней побеседовать и о близкой кончине мира. Все события последних лет представлялись ему явными знамениями начала болезни, и если минует гроза на этот раз, то, говорил он, это уже будет особая милость Божия.

Последние годы батюшка стал очень сильно хворать. В дни моего последнего пребывания на Валааме мне уже не пришлось его повидать. Мне сказали, что он слег и не может принимать пищи, пьет лишь немного чаю и приобщается Святых Христовых Таин. „Машинка моя, – говорит, – испортилась, да и пора: ведь уж на восьмой десяток…” И тут, можно сказать, на пороге смерти, он продолжал шутить и, говорят, был в радостном и благодушном настроении. Да оно и понятно. Путь скорби и страданий подходил к концу, душа Божиего труженика ощущала близкое успокоение, ждала минуты, когда ей будет дано разрешиться и быть со Христом – Источником вечной жизни. Тело и Кровь Христовы давали ему силы побеждать телесные страдания, и теперь, наконец, он дождался желанного покоя. Там, за чертой земного бытия, он вновь соединяется с нами в горении теплой молитвы и, может быть, становится нам еще ближе и роднее, чем был в дни хождения своего по земле».