«Когда умру, напишите: отец Мефодий безмерно любил русский народ»

Батюшка Мефодий любвеобильнейший монах, удивительный человек, незаурядный собеседник и превосходный рассказчик. Он поделился воспоминаниями о своём детстве, о том, как попал на Валаам, о монашеском пути, послушаниях и работе Центра «Свет Валаама». Его духовный опыт особенно ценен как братьям, так и всем православным людям.

Надеемся, что это долгожданное для нас интервью подарит и вам радостные минуты, принесёт духовную пользу, и, конечно же, сподвигнет помолиться о всеми любимом батюшке из Македонии.

— Батюшка, добрый день, благословите. Мы знаем, что Вы выросли в глубоко православной семье. Расскажите нам, пожалуйста, о Ваших предках и родителях. Как они хранили православную веру в тяжелейшем XX веке?

— Что вам сказать, наилюбимейшие отцы и братья… Род у меня, действительно боголюбивый. Особенно мой дедушка Пётр, отец моей матери. У него было восемь детей: семь дочерей и один сын. Самая старшая его дочь — это моя мама, а я — самый младший его внук. Дедушка был очень благочестивый, великий молитвенник, семьдесят лет прослужил Господу.

В детстве он водил меня в храм на службы, я пономарил, носил свечу перед священнослужителями. Я даже сподобился быть рядом с ним, когда он предал свою душу Господу — на моих руках умер дедушка Пётр. А потом мы уехали с родителями в столицу (город Скопье. — прим.ред.). Тогда, несколько оскудела у меня вера, немного я удалился от Бога. Но, та закваска, то начало, которое дедушка мне положил сопровождало меня всю жизнь.

Мои родители тоже были благочестивыми людьми, отец всю жизнь провёл в трудах. У меня сейчас есть племянник, который носит его имя, он очень похож на отца, такой же трудолюбивый, кроткий и очень тихий.

А моя матушка была швеёй, шила с тринадцати лет. Когда я ушёл в монастырь, она очень тяжело восприняла мой уход, хотя сначала благословила.

Потом отец рассказывал, что она плакала по два, три часа, вопрошала к Матери Божией: «Почему Ты забрала самого любимого, младшенького?! Теперь, я никогда его не увижу!» Плакала, заливалась слезами.

И однажды ей было видение — Матерь Божия явилась столпом от земли до неба и говорит: «Вот он, твой сын, на Моей ладошке. У него всё хорошо!» Мама, увидев это, перестала плакать, и всю жизнь потом шила облачения, фелони, священнослужителям.

В целом среди моих предков было много праведных людей, а я похоже, один из самых грешных представителей своего рода.

— Облачения шила вручную или на машинке?

— Она умелица была, всё могла делать.

— А на Валаам она приезжала?

— Да, приезжала в 1997 году, в день 100-летия после первого чудотворения от Валаамской иконы Божией Матери, Пресвятая Богородица «пригласила» мою маму… Это случилось по благословению приснопамятного Святейшего Патриарха Алексия II, мои родители и родители отца Наума тогда приехали на Валаам.

Они молились на праздничной Всенощной, а я помазывал народ Божий. И маму я тоже помазывал елеем. Всю мою жизнь Пресвятая Владычица Богородица оберегает и покровительствует мне и моей семье.

У меня в келье есть две фотографии, как два Ангела предстоят Валаамской Божией Матери. Во время моего директорства в Валаамской Воскресной школе, ко мне приходило очень много детишек, и когда я был совсем уставшим, и не мог со всеми ними общаться, то давал им эти фотоальбомы.

Вообще фотографий в моей келье скопилось очень много, потому что все паломники, которые приезжали на Валаам и пересекались со мной, потом дарили свои фотографии.

И вот, во время одного из таких приходов детишек, вдруг одна маленькая девочка говорит: «Здесь Ангелы, Ангелы!» Открывает она альбом, а там у Валаамской иконы Божией Матери стоят два Ангела с крыльями. Девочка пяти-семи лет увидела Ангелов, она и сама чистая как ангелочек, и радостно так заголосила: «Ангелы, Ангелы!» Смотрю, действительно. А я по грехам своим и не замечал…

А вторую фотографию… Кто снимал и кто мне её подарил, я уже не помню. Это тоже случилось в 1997 году, во время богослужения, когда прославляли Валаамскую икону Божией Матери. Раньше, в центре храма преподобных Сергия и Германа стоял аналой с иконой. Снимок сделали с хоров храма (там тогда был клирос). На ней чётко видно — два мальчика в белых подрясниках с чёрными ремнями стоят у иконы Божией Матери. Хотя во время службы я никаких мальчиков в белых подрясниках не видел.

— Среди Ваших родных только Вы в монашеском чине?

— В прошлом году, 25 декабря, на день святителя Спиридона Тримифунтского, тётя Милка, моя няня в детстве, самая младшая сестра моей матери, приняла постриг в честь блаженной Матроны Московской.

— Батюшка, почему Вы приняли решение стать монахом? Что Вас к этому сподвигло?

— Призвание к монашеству у меня присутствовало с детства. Мне было свойственно стремление к уединённости, одиночеству, богомыслию. Моё любимое Евангелие — это Евангелие от Иоанна. Я читал его примерно с двенадцати лет и сильно плакал, мне очень хотелось угодить Господу. Каждого в своё время Господь призывает, одного пораньше, другого попозже.

Но, сами понимаете, мирская жизнь, университет, другие дела, конечно, удаляют человека от этого.

Как апостол Павел говорил: «Господь от утробы матери призвал меня» (Гал. 1:15). Мне кажется, каждому монаху это призвание свойственно, он его чувствует. Это Божественный огонь, пламя, которое Господь зажигает в каждом человеке. Это всё Промысел Божий.

— А на Валаам во сколько Вы попали?

— В 31 год.

— При Ваших постригах (иноческом и монашеском), владыка Панкратий дал Вам очень красивые и редкие имена (Македоний и Мефодий), первый был сирийским пустынником, а второй — апостолом славян. Вы не задумывались, почему игумен выбрал для вас именно эти имена?

— Владыка хотел поменять моё мирское имя (до пострига отца Мефодия звали Венко. — прим. ред.). Когда он открыл календарь, увидел: Македоний — человек, который родился в Македонии, — «подходит к нему». Но он не знал, что преподобный Македоний, сирийский пустынник, празднуется 6 февраля, в день, когда мы вместе с ним приехали на Валаам. Я его спрашивал потом: — А Вы знали, что преподобный Македоний празднуется 6 февраля? — Нет, я выбрал, потому что Македоний — человек из Македонии. Всего три месяца я пробыл в иноческом чине с этим именем.

— У меня сложилось впечатление, что сейчас, живя уединённо на Светлом острове, Вы пытаетесь подражать этому «сирийскому» подвижнику…

— Ну, далеко мне пока до сирийского пустынника (смеётся). Надеюсь, что лет через десять станем настоящими пустынниками, если доживём.

— А как Вы попали в Троице-Сергиеву лавру?

— Без Промысла Божия я бы не смог туда попасть. На днях я как раз рассуждал об этом. Весь мой путь до России меня просто Ангелы несли. Потому что такие события, такие совпадения, человеку невозможно срежиссировать. Если бы я попал в одно место на пять минут позже, то уже не был бы в России. Всё было расписано по минутам, заранее!

Сперва я хотел поехать на Афон и стать там монахом. Я получил благословение от архимандрита Георгия, игумена Григориатского монастыря, и приехал на подворье в Салоники, где прожил двенадцать дней. С проигуменом монастыря иеромонахом Панаратосом мы пошли в Министерство Северной Греции, чтобы получить диамонитирион (разрешение, виза на посещение паломниками Святой Горы Афон. — прим. ред.). Там сотрудница Министерства берёт мой паспорт, смотрит — славянин, с раздражением вышвыривает и говорит: «Охи». Отец Панаратос подбирает мой паспорт и говорит: «Что Вы делаете? Этого человека пригласил архимандрит Георгий, игумен Григориатского монастыря!» А игумен любого афонского монастыря имеет безупречный авторитет, такой же, как у министра Греции.

Мы решили пойти на следующий день. Но всё в точности повторилось. Та же женщина снова швыряет паспорт мне в лицо и кричит: «Охи».

Отец Панаратос берёт мой паспорт, ему неудобно. И опять говорит: «Что же Вы делаете?! Мы его пригласили! Архимандрит Георгий его пригласил!» «О́хи, о́хи», — только и повторяет она.

Тогда он начал узнавать, что это за «сумасшедшая» женщина, которая не пускает меня на Афон? Выяснилось, что её муж был лётчиком. А Греция входит в НАТО. И когда-то её мужа сбили над Вьетнамом русские лётчики. Поэтому она славян категорически не воспринимает. Но благодаря ей я и попал в Россию! Очень ей благодарен! Я бы сейчас до сих пор оливки у Григориатского монастыря собирал (смеётся).

Тогда архимандрит Георгий мне говорит: «Ну, подождите, вернитесь в Македонию, изучайте греческий язык… Через полгода, как она уйдёт, мы Вас возьмём». Я сказал: «Но я же уже попрощался с родителями, с карьерой, со страной… Благословите меня тогда поехать в Россию». Он говорит: — Вы кого-нибудь в России знаете? — Да. — Кого именно? — Батюшку Иоанна Кронштадтского и Серафима Саровского. Он с улыбкой сказал: «Хорошие у Вас друзья, значит всё получится». Так, с его благословения я поехал в Россию. Через Грецию я приехал в Болгарию, где тоже никого не знал. В центре Софии пришел в храм святителя Николая Чудотворца. И спрашиваю там бабулю за свечным ящиком: «How can I go to Russia?» Это всё что я мог ей сказать.

— Что? Russia, Россия? — Россиюшка! — умоляющим голосом говорю ей. Она взяла бумагу и написала: «Иеромонах Лонгин, поезд в 19.20, такой-то вагон…Иди! Осталось 20 минут, догоняй его!» Я взял такси, и на вокзал.

Там вижу такой солидный русский молодой священник в подряснике, и человек пятьдесят провожающих его людей. Я последний к нему подошёл. Он спрашивает: — А Вы кто такой? — How can I go to Russia?!

Он так посмотрел на меня с ног до головы, позвал человека из группы его провожающих и говорит: «Помоги ему», и прыгнул в поезд. А человек, которому он «вручил» меня, оказался послом России в Болгарии. Он вскоре сделал мне визу, и через три дня я уже был в России!

Если бы бабуля не написала мне номер поезда или опоздал бы на пару минут, — вряд ли я попал бы в Россию таким образом и в такое время. Как я узнал потом, иеромонах Лонгин заканчивал духовную академию в Софии и был в Болгарии последний раз. Сейчас он митрополит Симбирский и Новоспасский.

Визу я получил 19 августа, в день Преображения Господня (у нас же Преображенский монастырь), а 21 августа уже был в Москве. Иеромонах Лонгин меня встретил. Заходим в метро, а там идёт толпа в пятьсот человек, и кричат: «Руцкой президент! Руцкой президент!» Я тоже кричу: «Руцкой президент, Руцкой президент…» Отец Лонгин мне говорит: «Не кричи, это не наш президент» (была годовщина путча 18–21 августа 1991 года. — прим. ред.). Толпа вынесла нас из метро, затем мы приехали в Троице-Сергиеву лавру. Меня поселили в келью. Знаете, с кем? С отцом Геронтием. Представляете, с моим будущим духовником! Он приехал на неделю с Валаама в Лавру помолиться. А я всё время думал: «Господи, вот я пришёл в монастырь, кто будет моим духовником?»

С отцом Лонгиным мы пошли к старцу Кириллу (Павлову). Отец Лонгин мне говорит: «Ты не обижайся, если тебя старец не благословит. Тут из 30–40 человек одного принимают в Лавру. Если он не благословит, ищи себе другой монастырь, я тебе не смогу помочь». Без благословения отца Кирилла в Лавру тогда никого не брали. Берёт меня за руку, и ведёт к батюшке, у него был приём. Я стою в притворе, а в келье отец Лонгин ему говорит: — Тут ма… — Я знаю, пусть македонец остаётся в Лавре, — сходу сказал прозорливый отец Кирилл. А он меня ещё даже не видел. Так я и остался в Лавре на несколько месяцев.

Наш Владыка в то время был экономом Лавры, мы подружились. А когда его назначили игуменом Валаамского монастыря, он меня спросил: — Хочешь на Валаам? — Да. — Пошли к отцу Кириллу. Ещё не зашли к нему, он опять говорит: — Пусть македонец уезжает на Валаам. — Ты услышал? — Да. — Поехали.

Вот так я попал на Валаам 6 февраля 1993 года. В тот день был сильный мороз. Мы встали в 10 километрах от Гефсимании, Владыка говорит: «Выходи на берег». Я вышел — а берега нет… У Владыки был чемодан на колёсиках. Я его несу, только поставил, он, … фью-ю … и, покатился по льду! Лёд прозрачный такой, ветер сильнейший. Я же из Македонии, льда в жизни не видел, по нему никогда не ходил, а тут первый шаг, и чемодан по льду поехал… Я упал, смотрю, рыбы подо мной плавают. Только встал, ветер опять сбил меня на спину… Чемодан уже на сто метров вперёд укатил! Чувства были выше религиозных (смеётся).

А когда я впервые зашёл в алтарь нижнего храма собора, у меня возникла мемория (лат. memoria — память. — прим. ред.). Я вспомнил, что в детстве во сне видел этот храм: внутри его, на Горнем месте справа, было написано моё имя, как меня звали в мiру. И ясно вспомнил этот алтарь, вспомнил и голубые купола собора. Так что Господь подтвердил, что Валаам должен стать местом моей жизни.

А когда приехали мои родители, на день прославления Валаамской иконы Божией Матери, они привезли фотографию могилы старца Панкратия, который подвизался в Македонии.

В Македонии очень много обителей. Сама страна очень маленькая по территории, где-то 250 км в диаметре, но в ней находится около 500 монастырей. Македония — Евангельская страна. Апостол Павел четыре раза проходил через неё. Во многих из этих монастырей мне довелось побывать, а в монастыре, где похоронен схимонах Панкратий, валаамский подвижник, я не был. И родители, чтобы меня утешить, сфотографировали могилку этого старца и привезли с собой фотографию. Смотрю на неё, читаю, там написано: «Валаамский беженец схимонах Панкратий преставился 6 февраля в 1949 году». И я приехал на Валаам 6 февраля в 1993 году, в день кончины этого великого подвижника.

Он прославился старчеством, у него было очень много духовных чад в Македонии. Я уверен, он молился за мой народ. По его молитвам я и попал на Валаам. И по его святым молитвам образовался такой духовный мост между Валаамом и Македонией.

Потом я благоукрасил ему могилу белоснежным македонским мрамором, из которого сделаны Валаамская икона Божией Матери на Светлом острове, икона часовни перед Славянской гостиницей и икона на Спасо-Преображеском соборе (снаружи), рядом с бюстом Святейшего Патриарха Алексия.

— В первые годы своей жизни на Валааме, Вы были пономарём, рухольным, ризничим, расскажите про эти благословенные времена. Сложно было исполнять эти послушания в 90-е годы, когда у монастыря совершенно не было денег?

— Рухольным я был короткое время, два-три месяца. Это послушание было для меня очень приятным, я очень любил раздавать вещи братикам. И старался всем давать побольше вещей: свитера, ботинки, фуфайки, даже с подводных лодок куртки были. Рухольный склад был переполнен, на нём было всё, даже лодочные моторы. Все были одеты довольно неплохо, и Господь давал ещё больше. Кто-то нам даже шубы пожертвовал.

У нас в монастыре был один брат, он как-то мне говорит: «Батюшка, у меня в мiру есть жена, дети, можно я им подберу что-нибудь?» «Да, пожалуйста», — отвечаю. Он подбирал, подбирал, очень много коробок подобрал. Я спрашиваю: А как мы это всё переправим на материк? — Корабль закажу (смеётся).

Капитан Василий Арсентьевич Фокин, Царствие ему Небесное, однажды спрашивает: «Отец Мефодий, у Вас лезвия есть?» А я не знал, что такое лезвия, говорю: «А сколько Вам килограмм нужно?» (смеётся).

А потом я был ризничим… по 14–16 часов находился в храме, в алтаре. Это неописуемая благодать, которая надолго охраняет душу человека. Вот это было самое благодатное послушание: убирал, переоблачал (на каждый праздник положено облачение определённого цвета. — прим. ред.) Престол, иконы, святые мощи… Я тогда, впрочем, как и сейчас, очень любил служить, очень любил богослужения. У меня были периоды, когда я служил Литургию по 320–340 дней в году.

Так Господь готовил меня к моему будущему послушанию, потом уже не было возможности служить так часто, я учился исполнять, в основном, вторую заповедь — о любви к ближнему. Я «завидую» отцу Алипию, что он может часто быть в храме Божием.

— Расскажите про Ваше послушание гостиничного в конце 1990-х —начале 2000-х годов.

— Тогда наш наилюбимейший Владыка благословил меня принимать гостей. Наверное, потому, что у меня в келии всегда пребывало очень много братьев. В моей келье собиралось «половина монастыря», теснотища была страшная, и я на подоконнике варил всем кофе: с пенкой, с солью, с лимоном. Сидели все как селёдки в бочке, — вот так, плечом к плечу, но всё равно была такая благодать… Монастырь был, конечно, нищий, не было того благосостояния, как сегодня. Но у меня в келии всегда было много гостинцев, конфет, Господь так устраивал. Все паломники, все бабушки почему-то приносили мне свои мешки со сладостями.

— Ваша келья была тогда над Святыми вратами?

— Келий за всё время у меня было несколько. Когда одну келью отремонтирую, Владыка переселял меня в следующую. Эта была уже седьмая. Он был такой мудрый, всех переселял из кельи в келью, чтобы отремонтировали каждую (смеётся). Мы же не могли жить в неотремонтированных кельях, старались как-то украсить, вагоночкой обшить.

Я даже роптал, когда мой духовный отец иеромонах Геронтий, дал мне послушание: — Ты же инженер? — Да. — А ты можешь отштукатурить мою келью? — Конечно! Я ему отштукатурил, он очень боялся холода. А жил он как раз в этой келии над арками, где потом поселили и меня. Я там замазывал, замазывал… сеткой, штукатуркой. Он говорит: «Ещё дует, надо ещё замазать». Замазывал три недели, даже начал роптать на него: «Ну почему ему так холодно?!» А потом Господь показал, что я штукатурил свою будущую келью. И потом пять лет в ней прожил.

— Вы встречали каждую паломническую группу?

— Да, Господь сподобил меня очень любить паломников, любить людей. Открываешь шторки кельи, а там уже паломники внизу, все как на ладони, и я их благословлял. При этом сразу замечал, кто приехал, откуда.

— А раньше паломников было меньше?

— Всегда было много, всегда. Но, конечно, средств передвижения было поменьше, и условия у нас были спартанские. Мы даже каждого паломника водили с фонарём, чтобы ручки помыл, потому что электричество до 2008 года часто отключали.

Были тяжелейшие бытовые условия. Но благодать была в семь раз сильнее, чем сейчас, без той благодати мы бы не выдержали.

В пустыни без благодати невозможно прожить. А у нас весь Валаам был пустыней, один кран на всю обитель, крысы по полметра бегали, страшно… Господь все покрывал Своей благодатью.

Сейчас, если бы кто-то сказал мне: «Пройди заново эти пути адовы», — я бы не смог пройти. С той благодатью прошёл бы, конечно, а с сегодняшней благодатью не понёс бы.

— А почему уменьшилась благодать, Вы думали об этом?

— Потому что сейчас Господь всё нам дал, что необходимо для подвижнической жизни. Вот тебе свобода, подвизайся сколько хочешь, прибавляй ревность к ревности, огонь к огню. Сейчас самое благоприятное время для братии, для совершения духовных подвигов. У нас были очень тяжёлые бытовые условия, а вам сейчас об этом не нужно заботиться, только молись и подвизайся. В нашем монастыре сейчас человеку всё дано для духовного совершенствования.

— А суета в 90-х годах тоже присутствовала?

— Да не то слово… И ещё каждый Великий пост происходили страшные вещи. Мы жили с мiрянами, нищета была колоссальная… И почему-то там, где есть святыня, её всегда окружает мрак: дискотеки, танцевальные площадки, пьянки, драки, да ещё и преступления происходили.

А нас, монашествующих, Господь хранил. Мы знали, что творилось на острове, но это обходило нас стороной. Я много раз из своей кельи видел, как мiрские жители жестоко избивали друг друга. И удивлялся, как это может происходить? Такое святое место, такая благодать, и такие мрачные силы вокруг. Но это не удивительно, потому что сатана ещё тогда точил зубы на всех нас. Ему не нравилось, что обитель воскресает, преображается, «возрождается яко феникс». А всё остальное — мрачная история, о которой в Житиях святых умалчивается.

— Говорят, когда монастырь возрождался, богослужения были значительно длиннее. Как Вы переносили такие службы? Было тяжело?

— Нет, была такая ревность, мы были на многое способны! Сейчас такого здоровья нет, а тогда я был молодым монахом. Службы у нас тогда были очень длинные и очень благодатные.

— А почему службы постепенно сокращались?

— По рассуждению Владыки и старшей братии. В начале была огромная благодать, и ревность была огромная. А потом, когда начались болезни, поняли, что нужен средний, «золотой путь», без фанатизма.

— Когда отца Геронтия перевели с Валаама в Троице-Сергиеву Лавру, Вы сильно переживали?

— Естественно, переживал. Он был моим восприемником при постриге. Мы до сих пор с ним дружим, встречаемся. Я ему помогаю, а он мне помогает ещё больше.

— Многие из живших на Валааме отцов были настоящими подвижниками. Не могли бы Вы что-то о них рассказать?

— Я бы никого не стал выделять. Во главе с нашим наилюбимейшим Владыкой каждый монах от открытия монастыря и до нынешних дней внёс свой особенный вклад в возрождение нашей обители. Вокруг нас были такие подвижники, что благодаря их молитвам, их трудам Валаам сейчас является процветающей обителью.

Это огромный, титанический подвиг, который совершили отцы и братья от последнего трудника до наилюбимейшего Владыки. Я только смотрел, как они его совершают, удивлялся, какие они подвижники, какие молитвенники, как они не жалели своего здоровья, отдавали его на служение Господу.

Владыка у нас большой труженик «симфонии Валаама». Он всегда очень радел о красоте храмов, о богослужениях, о песнопениях, о духовном состоянии братии. Благодаря ему, на Валааме сейчас царят любовь и мир между братьями. Какого духа настоятель, такой дух принимает и братия. Это очень важно.

Хотя в молодости он был очень строгим, братья его боялись. Но потом поняли, что его нужно любить, а не бояться. Ведь монастырь с малодушием не возродишь. Чтобы поднимать огромную обитель из руин игумену нужна очень большая сила и авторитет, без которых невозможно. Валаам — это место, где дуют очень сильные ветра, и только сильный остаётся. Многих, к сожалению, сдувает, очень много братьев ушло…

— Почему так случилось, что большинство братии ушло?

— Некоторые ушли по послушанию, как, например, старец о. Серафим. Он сейчас живёт на Кавказе, молится за Валаам. Тогда, в первые годы была страшная духовная война в монастыре, искушения были большие. Война с тёмными силами зла, которые не давали Валааму подняться. Мы понимали, ради чего это делаем и на что идём. Страшная агрессия была против нас, мы на себе это испытывали. Сейчас братьям рассказываешь, в каких условиях мы жили, они не могут этого вместить.

Но и сейчас идёт та же самая война — война сатаны с Богом за души человеческие. Вечная война зла против света, против нашего прелюбимейшего Творца. За одну человеческую душу сатана готов отдать всю красоту нашего земного шара. Настолько человеческая душа величественна, красива, что за одну душу он готов дать всё что угодно. А мы, к сожалению, к красоте нашей души относимся весьма неразумно, пренебрегаем этим огромнейшим даром Господа.

— Батюшка, давайте снова вернемся в Македонию. Многие наслышаны о Вашем гостеприимстве. Эта черта присуща всем представителям македонского народа?

— Думаю да, почти всем. Тут нужно паки и паки помянуть моего наилюбимейшего дедушку Петра. Он был очень гостеприимным и общительным человеком. Когда он был старостой храма, всегда приводил в свой дом после воскресных служб по 30–40 человек, настолько любил людей.

Я был свидетелем, как бабушка на него роптала — идёт дедушка из храма, а за ним толпа в сорок человек! Заходят в дом, бабушка: «Что, опять всех бомжей с собою привел?!» Он говорит: «Молчи, наливай всем, угощай всех!» Я, к сожалению, получил только часть его величественного гостеприимства.

Апостол Павел говорит: «Вы не знаете, сколько раз под видом гостей вы принимали самих Ангелов, самого Господа» (см. Евр.13:2).

Встречая людей, я часто замечаю, что с ними происходит, в каком они состоянии. Особенно в начале 2000-х годов, когда у нас на Валааме была такая большая нищета, а приезжающие люди были такие боголюбивые, такие кроткие, любознательные. Они может быть еле добрались до Валаама, по дороге колесо спустило, или на Ладоге их укачало, они голодные, измученные, и, если ещё ты не встретишь их с подарками, с любовью… Мне кажется, что подобное поведение будет чудовищно. Сами люди учили нас, как надо их принимать. Когда видишь эти лица, светлые, измученные, ты готов им всё отдать. А человеку свойственно на любовь отвечать любовью.

— А с отцом Наумом вы ещё в Македонии познакомились?

— У нас в столице был огромный двухэтажный дом на периферии. Ко мне всегда в гости приходило много людей. В молодости у меня было две страсти: я или наукой занимался, или музыкой. С субботы на воскресенье у нас всегда было много гостей: музыканты, художники, философы, мы общались. Люди, которые приходили, бывали на 20 лет старше меня, а бывали на 10 лет моложе. И отец Наум тоже приходил в числе этих людей, он моложе меня на пять лет. Даже несколько дней назад, когда мы встречались, отец Наум вспомнил песню, которую я спел ему в мiру. Она была о том, что мы дети Христа. Я тогда же её и сотворил. Отец Наум говорит: «Когда ещё раз споёшь эту песню?» А сам я, к сожалению, уже забыл её.

Хотя по правде сказать, больше я любил жизнь уединённую.

— Люди сами к Вам приходили?

— Да, их как-то тянуло ко мне. С субботы на воскресенье, в доме было по 30–40 человек, это непременно. Иногда я от них уставал, но не мог отказать. Мы играли на гитарах, общались на философские темы… Конечно, к Богу стремились все. Некоторые из нас стали монахами, некоторые архиереями. Отец Наум стал хорошим духовником.

— А на Валаам отца Наума Вы пригласили?

— Да. Он, по-моему, сначала полгода подвизался на Московском подворье, не так просто было сразу сюда попасть. За тридцать лет всего человек десять было из Македонии, которые приезжали через меня на Валаам, но остался только один отец Наум. Валаам место непростое, только сильные выдерживают. Это как раз наглядно показывает какой процент, сколько людей на Валааме остаётся — из десяти один.

— Батюшка, мне интересно узнать: Вы думаете на русском языке или на македонском?

— Да, уже на русском. Македонский практически забыл, я же на нём мало общаюсь. Даже когда приезжаю в Македонию, не нахожу тот запас слов, который когда-то имел.

— А спустя какое время Вы начали это за собой замечать?

— Мне кажется, как приехал на Валаам, сразу стал говорить на русском. Болезнь «валаамка» называется (смеётся).

Кстати, мне вчера отец Амвросий рассказывал впечатления об одной из моих первых проповедей, когда я только начинал служить и не очень хорошо говорил по-русски.

Рассказывает: «Стою я в алтаре, отец Мефодий что-то там проповедует на русско-македонском, а в алтаре ничего не разобрать могу. Выйду думаю, подойду поближе, послушаю, о чём же там отец вещает…

Подошёл, слушаю, и понимаю, что стою прямо перед ним и ни слова разобрать не могу. Такой сильный акцент… Но слова там были не главное. Главной была, так сказать, «аура» вокруг батюшки — благодатная атмосфера. Внутри себя отец Мефодий явно переживал светлое и благодатное чувство, и хотел донести его до людей. Но очень торопился, чтобы всё успеть сказать и ничего не упустить (смеётся). При спешке и акценте совершенно ничего нельзя было понять, но зато было очень благодатно.

Это можно было сравнить с общением со старцами. Они обычно тоже много не говорят, не всегда это можно понять, но тем не менее сама атмосфера, которая создается вокруг них, она такая благодатная…»

И он мне сказал, буду или не буду я что-то говорить, не столь важно, главное, чтобы само моё присутствие могло облагодатствовать окружающих.

Мне, конечно, приятно, что отец Амвросий такого высокого обо мне мнения, но до старцев мне, конечно далеко.

— А с отцом Наумом Вы на македонском общаетесь или на русском?

— На русском. Ему тоже легче на русском говорить.

— Тем не менее, когда на Валаам приезжал македонский архиерей, отец Наум разговаривал с ним по-македонски.

— Иногда, конечно, хочется вспомнить свой язык. Кстати, отец Азария изучает македонский. Он три раза был со мной в Македонии и очень её полюбил. Отец Феофан тоже был в Македонии, были отец Варфоломей, матушка Гавриила, Алла, и несколько других людей.

— У Вас очень много друзей и духовных чад. Как Вам удаётся ко всем относиться с любовью прини-мать каждого человека? Откуда Вы черпаете силы?

— Как говорит наш прелюбимейший Господь: «Просите и дастся вам…» Если человеку нехватает любви, — то пусть просит у Господа, Жизнодавца, и, Он, безусловно, даст ему немеряно.

Без любви Божией, человек не может нести такой крест служения людям, потому что людей пропускаешь через себя, через сердце. И когда Господь вливает свою любовь в человека, который старается любить людей, его любовь не уменьшается, а только увеличивается. Она, как пламя свечи, никогда не уменьшается. Мне кажется, что эта любовь ещё больше возгорается, и утешает человека, который несёт этот огонь, а также и людей, которые встречаются ему по жизни.

— Батюшка, какой церковный праздник у Вас самый любимый?

— Сретение Господне. Я же родился на Сретение, 16 февраля, на праведного Симеона Богоприимца. А 15 мая был зачат, на святителя Афанасия Великого.

— А почему в храм Кирилла и Мефодия Вы избрали Смоленскую икону Божией Матери?

— На Смоленскую икону (празднование 10 августа. — прим. ред.), я ушёл из родительского дома собираясь стать монахом на Афоне.

У нас в Македонии есть такой обычай, когда человек уходит в далёкий путь, тем более в монастырь… Я сам об этом не знал, мне потом мама рассказала. Когда я сделал первый шаг с порога своего дома, она говорит: «Стой! Отец, держи его!» Папа меня схватил, а мама лопатой выкапывает эту землю, на которую я ступил. Затем она положила её в мешочек. А папа ведро воды за мною … вжжж… вылил, чтобы у меня путь был, как река… А землю, на которую я ступил, когда уходил из дома, они сохранили до конца жизни. Интересно, да?

— А какие ещё есть обычаи, которых в России нет?

— «Крестная Слава» (балканский православный обычай, празднование дня святого покровителя семьи — прим. ред.). У меня Слава 31 января. Это величественный праздник. Если бы у нас в Македонии не было Славы, мы бы не сохранили ни культуры, ни языка, ни веры. По-особому Божию Промыслу, святителю Савве Сербскому в XIII веке было открыто, что 30 святых могут быть Славой, покровителями семейного очага.

Причём там есть как известные, так и «редкие» святые: святые мученики Маккавеи, апостол Фома, святители Кирилл и Мефодий, великомученик Георгий… Особенно, конечно, святитель Николай почитается. Именно 30 святых новозаветных и ветхозаветных. Пророк Исайя входит в них. Представляете, у славянских народов покровителями семьи являются семь мучеников Маккавеев и пророк Исайя? Святителю Савве Господь сказал: «Вот этих выбери».

И человека могут звать Максимус (рядом с отцом Мефодием сидел брат Максим из Информационного отдела, которого он в шутку всегда называет Максимус. — прим. ред.), а у него Слава на святителя Николай Чудотворца. Потому что отец праздновал святителя Николая, дедушка праздновал святителя Николая… Когда бывает день святителя Николая, родственники Максимуса идут, приглашают всех гостей на Славу. Знаете, как? Берут поднос, на нём по 50 грамм ракии, подходят к человеку: «Завтра у меня святитель Николай, придёшь на Славу?» Если он выпьет, значит, обязательно должен прийти. Если не выпил — значит: «Не могу, прости, волов надо кормить» (см. Лк. 14:16–20).

Благодаря Славе у нас сохранилась вера, потому что наш народ 500 лет был под турецким игом. Турки специфический народ: они храмы не разрушали, но запрещали, чтобы храм был выше мечети. Проповедовать там не разрешали, служить не разрешали, а Славу одобряли.

Накануне Славы приходил священник: сначала служил водосвятный молебен, потом он исповедовал народ, причащал, говорил проповедь. А из этой святой воды домовладычица делала калач. Есть такой специальный чин в сербском требнике. Когда настанет 31 января (день памяти святителя Афанасия Великого. — прим. ред.), мы будем освящать калач по сербскому обычаю, который установил святитель Савва. Половину этого хлеба оставляли в храме нищим, половину уносили домой. Празднование Славы было причиной, чтобы священник пришёл в дом и причастил людей.

У меня Слава на святителя Афанасия Великого, пятьсот лет этот святой покровительствует моему роду. Мой дедушка, прадедушка, и все-все, праздновали Славу в этот день. 15 мая, на святителя Афанасия Великого я был зачат. На Афанасия Великого, 31 января, получил первый подрясник в Лавре. На Афанасия Великого ушёл в монастырь, на него поступил в семинарию. Он всё время подтверждает своё покровительство.

— А как выбирают имена в Македонии?

— Не выбирают. Как дедушка сказал, так и назвали. Некоторые люди в Македонии носят языческие имена, так сказалось на нас 500 лет турецкого ига, во время которого почти не было богослужений. То, что наш народ сохранил веру, религию, язык, культуру — это настоящее чудо! Но, к сожалению, часть народа приняла ислам, в том числе за деньги. Они принимали ислам, а Господь лишал их рассудка. Их называли «торбешами». Торбеши — значит, растеряхи, растрёпанные.

— Отец Мефодий, расскажите, как образовался Православный Культурно-Просветительский Центр «Свет Валаама» и для чего он был создан? Кому принадлежала эта идея? Кто придумал название?

— Прежде всего, конечно, Центр образовался по благословению Владыки. Он у нас человек очень старательный, мудрый, духовный. Ему было открыто Богом, что нужно создать такой Центр. Он говорил: «Надо создать Православный Культурно-Просветительский Центр». Я говорю: — Можно назвать его «Свет Валаама»? — Можно. Так, 27 февраля 2005 года, он был образован.

Цель была такая — объединить всех творческих людей, которые радеют о благолепии, о благочестии Святой Руси. Мы начинали с выставок, занимались социальным служением, очень много помогали местным жителям, пенсионерам, детишкам. Ещё окормляли и сейчас продолжаем окормлять тюрьмы. Помогаем и заграничным приходам, и многим малообеспеченным приходам России. Всякий человек, который к нам обращается, не остаётся неутешенным.

Думаю, что после того, как большинство местных жителей уехали с Валаама, начался новый период деятельности нашего Центра — это строительный крест и крест по приёму паломников и гостей.

Также в рамках нашего Центра проходят конференции, вечера, Валаамские чтения, которые организуются на высочайшем уровне. Очень много известных людей принимали участие в этих мероприятиях.

— А почему Вы предложили именно такое название — «Свет Валаама»?

— Я подумал, что мы должны нести Свет Христов людям. Потому что любой народ, тем более русский народ, после такого угнетающего веру советского периода нуждался в духовном просвещении.

— Почему Духовно-Просветительский Центр «Свет Валаама» был назван также, как и Православный Культурно-Просветительский Центр? С чем это связано?

— Дело в том, что наш наилюбимейший друг Олег Михайлович Бударгин из любви к нам, захотел назвать этот Центр также «Свет Валаама», а мы из любви и уважения к нему не стали возражать. Олег Михайлович очень много для нас сделал.

— Какую роль в развитии Центра сыграли приезды на Валаам Президента и других руководителей страны?

— Конечно, они сыграли решающую роль, потому что Центр занимается благотворительностью, и без средств он не может существовать. Президент очень много для нас сделал.

— Как связаны монастырь и Центр? Есть ли какие-то общие цели, которые их объединяют?

— Валаамский монастырь — он сам по себе, как центр паломничества, просвещения, центр духовного молитвенного подвига. Можно сказать, весь Валаам — это Центр «Свет Валаама». Мы не разделяем Центр и монастырь, мы служим одному великому делу просвещения рода человеческого, всех чад «Адама», особенно наилюбимейшему, наимилосерднейшему, наивеличайшему русскому народу.

— Какие, на ваш взгляд, самые удачные проекты смог реализовать Центр «Свет Валаама»?

— Самый важный проект, на мой взгляд, это помощь по реставрации и восстановлению Спасо-Преображенского собора. Второе — это восстановление Славянской гостиницы. Без Славянской гостиницы, конечно, невозможно теперь существовать, паломников надо принимать в хороших условиях… В прошлом году у нас возродилось ещё и историческое здание Зимней гостиницы, в которой останавливались Архип Куинджи, Афанасий Фет, Иван Шмелёв, Пётр Чайковский и другие известные люди. И сейчас открываются новые горизонты для служения паломникам, гостям, туристам.

— Каким образом происходит выбор следующего объекта для реставрации?

— Как Вы знаете, у нас ничего не делается без благословения Владыки. Когда приходят какие-то идеи, всегда спрашиваешь, берёшь благословение. Мы видим, в каком состоянии находятся некоторые храмы, часовни, здания, и, естественно, есть необходимость их отреставрировать.

Нередко, у нас с Владыкой были споры, но в итоге всегда принималось его решение. Но иногда он соглашался с нашими вариантами и разрешал нам сделать что-то, своё, особенное. И в итоге, ему это даже нравилось.

— А Ваше светское инженерно-строительное образование каким-то образом помогает в реставрационной и строительной деятельности?

— Да, напрямую. Я, как уже говорил, с детства хотел стать монахом. Но поскольку жил и учился в мiру, родители меня заставляли сначала окончить университет, а потом уже идти по монашескому пути.

Затем, когда я попал на Валаам, где очень нужны были строители, я понял, почему родители настаивали на получении образования. Господь с юности готовил меня к этому служению.

Хотя, когда человек поступает в монастырь, он хочет заниматься богомыслием, чтением книг святых отцов, молитвой. А тут стройка, стройка, стройка…

Такая была разруха, никто из нас даже тогда не мечтал, что увидит Спасо-Преображенский собор отреставрированным. В стенах верхнего храма были отверстия от полуметра до метра. Фрески были уничтожены, штукатурка осыпалась, кирпичи пересыщены влажностью. Страшные разрушения были, страшные раны… Вы бы посмотрели на те леса, которые 30 лет стояли гнилыми вокруг собора. А Господь совершил такое чудо за короткий срок! В 2005 году Святейший Патриарх Алексий освятил верхний храм Спасо-Преображенского собора. Этот храм величественный, архиерейский, он воздушный и очень красивый.

Господь возродил Валаам, а через него постепенно возрождается Россия.

— Владыка — архитектор, а Вы инженер — строитель, значит, говорите, что вы с ним иногда спорите?

— О, ещё как! У нас было много таких случаев, когда мы спорили, что и как построить, но я всегда стараюсь слушаться.

— О проекте Валаамской часовни на Светлом острове тоже были споры?

— Да не то слово… Часовня должна была быть значительно выше, чтобы она, как и Никольский храм, была видна издалека, а Владыка благословил урезать высоту и сказал: «Чтобы ты не гордился». Потом ещё и подшучивал: «Построишь себе часовенку на колёсиках, деревянную, будешь перемещать её с горки на горку». Я говорю: «Какую на колёсиках, какую деревянную?! Мы каменную сделаем, из гранита!» Еле его убедил (смеётся).

Владыка — русский архитектор, поэтому у него, конечно, другие авторитеты, другие горизонты культурного наследия. Скажем, я очень люблю мрамор. У нас в Македонии мрамор — это всё. А Владыка, наоборот, мрамор не любит. Когда хочет меня упрекнуть, говорит: «Вот, посмотрите на отца Мефодия, у него там на полу «салат из мрамора». Он мой пол называет «салатом из мрамора», потому что там его несколько видов (смеётся).

Особенно за камины он меня укорял, а теперь все интервью у каминов даёт (смеётся).

— А Владыка что любит? Дерево?

— Да, он как совершенный ценит простоту: любит дерево, кирпич...

— Газете «Свет Валаама» уже 14 лет. Кому принадлежит идея создания газеты, для чего она была создана?

— Владыке Панкратию. Шли такие атаки на монастырь, особенно богоборческих сил. И он сказал: «Ты создай газету, чтобы защищать монастырь». Основная цель создания газеты была — открыть истину монашеского существования.

Конечно, первоначально мы освещали и жизнь мiрских людей, как они живут, чтобы и им была интересна эта газета. Старались как-то их расположить к Богу, чтобы они не считали, что монастырь это враждебная для них структура, а наоборот. Поэтому у нас газета — это как святыня, которая говорит о монашеской жизни.

— Тогда газета была единственным источником информации о Валааме? Не было ни сайта, ни страниц монастыря в соцсетях…

— Да. Нашу газету спрашивали в Москве, в Петербурге. Она как конфетки раздавалась, многим нравилась. Некоторые до сих пор хранят первые номера. Мне было очень важно чтобы качество было отличное. По моему мнению, какое качество газеты у нас сейчас такое было и в первое время.

— Только сейчас она становится всё больше и больше по объёму.

— Да, и это хорошо. Новопреставленный Александр (послушник Александр Веригин, почил 1 января 2021 г. — прим.ред.) тоже очень много трудов, слава Богу, внёс в нашу газету.

— К сожалению, рано он ушёл…

— Да, внезапно, рано. Такие идеи у него были, такие творческие порывы. Он мне очень нравился. Братья его часто не понимали, никто почему-то в монастыре журналистов и операторов не любит. Братья у нас специфические, все хотят молиться, и им часто кажется, что кто-то мешает. На самом деле, потом, с годами, человек понимает, насколько это важное дело. Я тоже виноват в этом. Наш отец Савватий (насельник Валаамского монастыря, известный фотограф — прим. ред.), всё время за мной бегал: — Давай я тебя сфотографирую! — Да не хочу я! Я только пришёл в монастырь, хочу молиться! А он всё равно за мной бегал. Две самые лучшие фотографии со мной — это именно его работа. А я так противился, так не хотел фотографироваться… глупец безумный. Он делал историю монастыря, а я думал, что это я молитвенно делаю историю.

Мы, к сожалению, очень много ошибок делаем в жизни. Например, священник в первый год после рукоположения смотрит на всё вокруг по-одному; через пять, десять лет — по-другому; двадцать лет — ещё по-другому; тридцать лет — совсем по-другому…

— Батюшка, были ли на Вашей памяти случаи, когда благодаря просветительской деятельности Центра, люди приходили к Богу и меняли свою жизнь?

— Коллективу нашего Центра я часто в шутку повторяю, что всех приходящих к нам людей нужно любить, любить, любить, «ноги мыть и воду пить»!

Какой бы не приехал человек, бедный или богатый, воцерковленный или невоцерковлённый, перед нами, как говорил святитель Лука (Войно-Ясенецкий), прежде всего, такой же, как и все мы, страждущий человек, которому требуется утешение, великая любовь и поддержка. Мы всех должны принимать с открытым сердцем, с пониманием, с благодарностью, что Господь нам их посылает, для нашего же спасения. И сами люди это ценят больше всех подарков и приемов.

Все храмы, все часовни, все паломнические дома, все строительные объекты, мосты, дороги, машины, суда на воздушной подушке, — всё это свидетельствует о людях, которые обрели здесь настоящую веру и поэтому искренне хотели Валааму как-то помочь. Они чувствуют, что здесь, на Валааме, творится благодатная духовная жизнь и они тоже хотят быть к ней причастными. И их помощь — это свидетельство великой любви к Богу. У нас таких благотворителей, прекрасных людей, друзей, очень много, которых Господь нам подарил. Благодаря их величайшей милости к нам, на Валааме поддерживается жизнь, а Валаам можно назвать маленьким государством, где помимо монашествующих, живут и трудятся ещё сотни и сотни людей. Иными словами, Валаам — это большой живой организм и ему нужны огромные силы, благодаря которым монастырь приносит свои добрые плоды.

— За последние 30 лет в монастыре произошло много исторических событий. Какие из них для Вас

были самыми запоминающимися?

— Кроме тех, о которых я уже говорил: освящения верхнего храма Спасо-Преображенского собора, храма святителей Мефодия и Кирилла в гостинице «Славянской» и возрождения Зимней гостиницы, самыми запоминающимися являются ещё и каждый приезд Святейшего Патриарха, и каждый приезд Президента России.

Ещё мне очень пришлось по душе событие, связанное с отправкой Валаамской иконы Божией Матери в космос. У меня очень много друзей среди космонавтов. Особенно мне близок Сергей Константинович Крикалёв, лучший космонавт в истории человечества. Он рекордсмен по количеству дней в космосе. Его небесным покровителем является преподобный Сергий Валаамский. Мы с Сергеем Константиновичем очень близко дружим, хотя редко встречаемся. Он космонавт от Бога, Божий человек. В 2006 году он приехал на Валаам, привёз икону, поисповедался, причастился. И потом признался: «Теперь я понял, почему моя матушка говорила: «Серёжа, тебе надо съездить на Валаам!»

Он нам рассказывал, когда они спускались в капсуле на землю, случилась утечка кислорода. Они могли взорваться. Температура была 41,5 градус. А при 42-х градусах происходит взрыв в капсуле. Сергей не знал никаких молитв, ничего не знал. Но он держал икону Валаамской Божией Матери на груди. Потому что, когда космонавт увозит вещи в космос, он должен их сам вернуть обратно, если хочет их сохранить. И ему дали поручение привезти икону назад.

Там с ними были и иностранные астронавты. Он начал давать команды на английском, чтобы ничего не трогали, иначе «Сейчас взорвёмся!» И говорит: «Я начал сжимать икону сильно-сильно». И вдруг утечка кислорода остановилась. Сергей говорит: «Наверно, икона помогла».

Это была моя келейная икона. Когда приезжал другой космонавт Александр Павлович Александров, нам пришла идея с нашим благотворителем Александром Александровичем Смирновым, отправить икону в космос. Он говорит: «Батюшка, вот космонавт Александр Павлович Александров отвечает за груз на МКС. Он готов помочь Вам отправить икону в космос». Я пошёл в келью и долго искал икону Валаамской Божией Матери. Очень много писаных икон Валаамской Божией Матери я раздарил, и на тот момент не осталась ни одной. Тогда я взял икону из своего уголка и отнёс её Александру Павловичу. Он, когда увидел икону, что она писаная, и весит немало, говорит: «Я думал, Вы бумажную иконку принесёте». Я говорю: — Нет, лучше эту возьмите. — Батюшка, Вы знаете, сколько стоит отправить сто граммов в космос? — Сколько? — Очень дорого… Но он пообещал и не отказался. Александр Павлович попросил Сергея Константиновича Крикалёва взять эту икону.

— А она действительно в космосе поменяла цвет?

— Да. Я же помню эту икону, молился перед ней семь лет. Когда Сергей Константинович вернулся, она приняла оранжевый оттенок, преобразилась, или возможно, из-за радиации, или Господь чудо сотворил.

На ней, сзади стоят три печати с МКС: какого числа прибыла на МКС, какого покинула и какой номер экспедиции. Это особенная икона, мы называем её «космическая». Она 488 раз облетела нашу планету, это был большой Крестный ход вокруг Земли. В интернете даже есть фотография, как Сергей Константинович её держит.

Хотя космонавты тогда были нецерковными людьми, но он рассказывал, что они очень радовались, что с ними была икона. Она их утешала, просвещала.

Потом было ещё очень много попыток отправить писаную икону в космос, ни у одного экипажа это не получилось. Бумажные иконы были, и моя фотография была в космосе, но писаную икону так никто и не смог отправить. Разве это не чудо?

— Батюшка, а может быть Вы вспомните для наших читателей какие-то забавные истории?

— Прихожу я как-то в два часа ночи в келью, уставший после послушания. Начинаю читать смс-ки, накопившиеся за день. Нина Николаевна, бывший монастырский главный бухгалтер, Царство ей Небесное (перед кончиной приняла монашеский постриг с именем Сергия в честь прп. Сергия Валаамского. — прим. ред.), написала мне такое сообщение: «Батюшка, Вы так много подарков раздаёте, у вас уже очень большой минус на счету». Я так думаю: «Что такое? У меня вера неисправная что ли?» От горечи взял гитару и играю одну старую песню на английском языке. В это же время, когда я ещё играл, мне звонит мой большой друг — газовик из Казахстана. Он такой простой, прямой, называет меня всегда «Бать, батюнь, батиночек мой», и спрашивает: «Как у тебя там дела?» Я ему говорю: — У Вашего батиночка такие плохие дела, что он с горя играет на гитаре…

— Что у вас там?

— Да у меня такой минус огромный на счету…

— Батюнь, я тебе закрою долг, сыграй мне на гитаре пожалуйста.

Сыграл я ему ту же старую песню.

— Батюнь, завтра я тебе перекину деньги, чтобы закрыть долг.

— Спаси Господи!

День проходит. Он звонит мне.

— Батя, а что ты мне вчера сыграл?

— Да одну старую песенку.

— Сколько я тебе там вчера обещал? Я невозмутимым голосом назвал ему сумму, в шутку увеличив её на пятую часть от той, что он мне обещал.

— Бать, ты дорогой гитарист! (смеётся).

А Нина Николаевна, когда узнала, что я «заработал» за одну песню такую огромную сумму, сказала мне: «Батюшка, а вы как часто играете на гитаре?»

— Раз в три года.

— Вам бы надо почаще играть!

Ещё была такая история. У меня исповедовался один незнакомец. На Валаам приехала группа из 50 человек. Они пришли ко мне на обед, я им говорю: «У нас есть такой обычай, с кем отобедал, у того и исповедуйся, поэтому я вас всех сейчас приглашаю ко мне в кабинет на исповедь, не бойтесь, я очень добрый, заходите по одному». Я в кабинет зашёл и жду… Заходит ко мне заместитель губернатора, кается, кается, кается…

Я в конце спрашиваю: «А как вас зовут?»

— Магомед.

— А вы крещёный?

— Нет.

— А что вы тогда пришли?

— Вы же сказали, с кем обедал, у того и исповедуйся.

Я тогда сказал: «Может быть и мне тогда тоже у вас поисповедоваться?» (смеётся).

Но это всё, конечно, не просто так случилось. В действительности он хотел перейти в православие, и в скором времени покрестился с именем Георгий.

— Батюшка, к Вам по-особенному, с любовью и уважением, относятся во всех уголках России. А чем выше поставлен человек, чем больше другие его прославляют, тем, наверное, тяжелее становиться его крест. Даже сейчас, когда с Вами разговариваем, мы слышим, что Вам на телефон непрестанно приходят сообщения… Тяжело Вам нести этот крест?

— Совсем нет, не тяжело. У меня есть только одна добродетель. Когда умру, напишите об этом: что отец Мефодий безмерно любил русский народ.

Я понимаю роль русского народа в мире. Когда человек всегда живёт здесь, на этой земле, он, может быть и не замечает красоту и величие своего народа, потому что эта красота узнаётся на расстоянии, когда её теряешь и видишь, как живут другие народы. Я знаю, что русский народ — это наивеличайший, наибоголюбивейший, наиблагодатнейший, наисмиреннейший народ, который готов положить душу свою за ближнего своего.

Можно просто посмотреть на итоги Второй мировой войны. Какой народ положил душу за ближних? Около 30 миллионов жертв, чтобы победить страшное зло. И сейчас всё это опровергают, закрывают глаза. Некоторые сознательно лицемерно и цинично унижают многострадальный русский народ. Это третий богоносный народ, который остался на Земле. Он ещё должен принести Господу добрые плоды. То, что сейчас происходит в мире обязательно принесет самые горькие плоды, и поэтому обязательно нужен народ, который проявит в себе Свет Христов.

Без Божественного Света, без любви к прелюбимейшему Господу, которая присуща русскому народу, ни один народ не может выжить на Земле. Мы знаем, что на Святой Руси есть люди, которые молятся за «всего Адама», за весь род человеческий.

Мне кажется, что народы, которые пренебрегают ролью русского народа в существовании человеческого рода просто помрачены умом. Они не понимают его значения, не понимают его величия.

Наши маленькие народы, особенно славянские, открытыми глазами смотрят на Святую Русь. Они знают, это Матушка-Россия, это столп и утверждение Истины; это народ, который больше всех пострадал; народ, который принёс такие жертвы, столько своих сыновей и дочерей потерял в борьбе с сатанизмом и коммунизмом, с прочими силами, которые восставали на Христа.

В русском народе есть нечто величественное. Нет более смиренного народа на Земле. Русский народ выиграл Вторую мировую войну. Что он получил в этой войне? Если сравнить, как живут русские люди, и как живут на Западе, в Америке, как живут в Азии, — да не сравнить с русской деревней…

В русской деревне нищета — и золотой купол в центре деревни. Какая любовь у русского народа к Богу!

Это непостижимое смирение, которое присутствует в русском народе, оно меня покорило, оно и раздражает богатые народы, которые никогда не смогут постигнуть его.

Возьмите Грецию, к примеру, у них там пенсия 1000 евро. Если им на 50 евро уменьшили пенсию, они на всю Грецию будут кричать: «Ой, нас лишают средств к существованию!»

А мы знаем какие пенсии у русского народа, и какое у него смирение, какая любовь к Богу. Русский народ всё принимает как Промысел Божий, как возможность покаяться. Это говорит о величии народа, потому что он глубоко духовный, он не стремится к материальным благам. Это поражает.

Русский народ богоблагодатный, богоносный. Такая атака идёт на него. Мне очень обидно за русский народ, невыносимо. И сколько врагов восстаёт изнутри. Господь, мне кажется, готовит этот народ к чему-то великому. Это тайна Божия.

— А как Вы думаете, что будет с Россией в ближайшее время?

— Ну, пока существуют монастыри, и пока у нас есть ядерное оружие, ничего плохого не случится. У России два щита — ядерный и духовный. Поэтому все Россию боятся.

Разве не видно, что Господь любит Россию. Сейчас у России есть оружие, которого нет ни на Западе, ни в Америке. Поэтому они так и беснуются, свирепствуют на Россию. Не знают какие санкции уже придумать. Разве не видно, что Господь при всей нищете, при всех санкциях, при всех атаках, любит Россию.

И Господь, как и раньше, так и сейчас, даёт гениальных учёных, создавших «Катюши» во Вторую мировую войну против немцев… И первая водородная бомба где была создана? В России, в Сарове. Преподобный Серафим Саровский сказал: «Россия всегда будет сильна и страшна врагам». Это его пророчество.

А какой у нас Президент! У них таких нет. Никогда не было таких президентов. Сейчас такая атака идёт на него!

— Батюшка, а Вас когда-нибудь утешал Господь как-то по-особенному? О таком, конечно, много не говорят, но может быть есть что-то, о чём бы Вы могли с нами поделиться.

— Да, об этом действительно говорить не принято. У каждого монаха есть свои сокровенные духовные моменты, когда Господь его посещает. По моему скромному мнению, каждый монашествующий на земле купается в любви Божественной.

Некоторые из монахов это замечают, некоторые замечают меньше, а некоторые вообще не замечают. Но вся монашеская жизнь — это изобилие прекрасной Божественной благодати вокруг монаха. И каждый монах свидетельствует о том, что Христос Воскрес, потому что Христос — сущая благость, сущая любовь, сущее смирение. Это незыблемо, это кредо монашеской жизни. Поэтому таких моментов, мне кажется, не только у меня, у каждого монаха превеликое множество, когда Господь несёт его на ладошке и утешает, посещает, и когда трудно подкре пляет. У каждого христианина (тем более, монашествующего) есть такие моменты в жизни, когда Господь проверяет человека, но при этом любовь Сущая всегда рядом с ним, всегда, и святые Ангелы.

— Вы такой человек, с которым общается очень много людей, но, тем не менее, испытываете ли Вы когда- нибудь одиночество? Бывают ли у Вас дни печали, уныния?

— Да, конечно. Я же тоже грешный человек.

У меня был один такой случай… Помните, когда один монах нашего монастыря поцеловал руку Президенту? Такой был резонанс, взорвался весь Интернет. У меня было три дня уныния, колоссальнейшего уныния… Даже некоторые из людей, которых я люблю, уважаю, меня ругали, обижались, считали, что я неправильно поступил.

На четвёртый день мне позвонил Президент. И сказал такие слова: «Батюшка, знаю, что Вы сильно переживаете насчёт этого. Если бы я сам читал Интернет, то, наверно, сошёл бы с ума. Главное, что мы Вас любим, и Вы нас любите, все остальное ничего не значит!»

У меня сразу с души сошло — все демоны, которые три дня меня душили, вот так разлетелись! Как мыльный пузырь, так говорится, да?

У нас в Македонии принято, чтобы старшему при встрече целовать руку. Тем более мне, представителю маленького народа, Президенту наивеличайшего народа, который я безмерно люблю! Это уважение к русскому народу! А не подхалимство, как некоторые писали…

Всё это было попущено, чтобы я увидел какой у нас Президент, какие слова он мне сказал, чтобы меня поддержать.

А вообще, дни уныния у меня бывают, но редко. Потому что у меня такая жизнь, что некогда унывать. Господь посылает таких светлых людей на Валаам! И всегда мне Господь посылал самых светлых людей на жизненном пути. Как тут унывать, когда есть такое прекрасное общение с наивеличайшими сыновьями русского народа?

— А исповедуетесь Вы, как правило, у Владыки?

— Нет, не обязательно. Нам можно исповедаться у любого священника, как святитель Феофан Затворник говорит: «Мы в монастыре исповедуемся тому, к кому лежит душа». Конечно, у Владыки я часто исповедуюсь. Мы очень близки по духу. И он у меня тоже исповедуется.

Сейчас самое главное, мне кажется, сохранить мир и любовь в монастыре.

— Что для Вас самое главное в жизни?

— У священнослужителя, конечно, главное кредо, доминанта — это служение Богу. Любить, любить и любить любимейшего, пресладчайшего, пренежнейшего, пренаипрекраснейшего, преблагостнейшего, предолготерпеливейшего, пресмиреннейшего Господа Иисуса Христа. Любить, любить и любить ближнего своего. В этом весь закон и пророки, и смысл человеческой жизни. Ничего тут нового нет. Всё Евангелие пропитано этими словами.

— Батюшка, но ведь сложно любить ближнего, когда у него есть недостатки, страсти…

— Любить ближнего очень легко. Когда любишь ближнего — подражаешь Господу. Когда любишь его — исполняешь заповеди. Когда любишь его — сам преисполняешься любовью Божией. Когда любишь его — получаешь награду от Бога. Любить людей — это очень легко, это нетрудная задача. Тем более, это свойственно человеку.

— А какая задача тогда трудная?

— Трудно не любить человека. Когда человек не любит, он убивает себя, забивает нож в сердце. Человек, который не любит, лишает себя общения с Богом. Бог — есть любовь. Когда мы не любим ближнего, мы разрываем единственную связь со своим Творцом. Тогда жизнь человеческая становится бессмысленной.

Сейчас в мире огромный дефицит любви… Мы очень нуждаемся в любви, её катастрофически не хватает. Из-за этого такие разногласия, пандемии, цунами, землетрясения и все наши скорби, которые постигли нас. Любовь — это Бог. Кто говорит о любви — говорит о Боге.

— Как Вы боретесь с находящими искушениями? И помогает ли Вам в этой борьбе частое служение Литургии и Причастие?

— Безусловно. Нет ничего выше на земле, чем Божественная литургия. Очень печально, что сегодня мало людей часто причащаются. Я сторонник того, чтобы человек часто причащался, даже если он не подготовился по всем правилам, не смог должным образом попоститься. Потому что Господь даёт нам свою любовь, а мы игнорируем Его. Он так любит человека, что Он больше радеет о том, чтобы спасти человека, чем о собственной славе.

Господь ждёт человека, стучится в его сердце, чтобы он причащался, освящался, вкушал Его Святое Тело. А мы под разными предлогами, которые сатана нам внушает, больше стараемся не причащаться, чем причащаться. Мне кажется, что это очень большая ошибка современного человека. Мы сейчас очень слабые, более раненые, и условия, в которых живём, более соблазнительные. Поэтому человеку надо чаще причащаться.

Откуда человек почерпнёт силы, если не от Господа? У кого? Чтение святых отцов — это хорошо, но силы-то — это сам Господь. Поэтому — причащаться и причащаться…

— А если, допустим, есть проблемы с исповедью, не так часто можно поисповедаться, всё равно идти причащаться?

— Всё равно. Один исповедуется у священника, кается, говорит что-то, и уходит непрощённый. Другой пришёл, пред Чашей, пред Господом, прослезился, Господь ему всё простил, а поисповедоваться можно и потом, когда появится возможность. Мы же знаем, какая сейчас обстановка. Человек должен быть «мудр, яко змия, и незлобив, яко голубь» (Мф. 10:16).

Как Господь сказал: «Царство Небесное нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф. 11:12). Человек должен быть хищником, орлом, который высоко летит и далеко смотрит. Мы же знаем все заповеди, советы святых отцов. И нам нигде не говорят о том, чтобы мы унывали, сетовали, разочаровывались. А Господу разве было легко? Какие Он претерпел унижения! Какую любовь проявил к человеку! И мы всё это игнорируем, потому что не любим Его, поэтому уклоняемся от Чаши, ради чего Он и распялся. Он отдал нам Себя: «Возьмите, освящайтесь... будьте святы, якоже Отец ваш Небесный» (см. Мф. 5:48).

— Батюшка, в чём на Ваш взгляд нуждаются люди, которые приезжают на Валаам? Что они могут здесь найти, получить?

— Мне кажется, то, что каждый из нас ищет — духовных сил, духовного подвига и любви. Часто люди приезжают со скорбями, хотят утешиться духовно, посоветоваться с людьми, которые любят молиться о своих ближних, о своих проблемах.

Исторически Валаам всегда был светильником, светочем, столпом и утверждением Истины на севере Руси. Я надеюсь, что и теперь Валаам станет центром высокой духовности, потому что строительный крест у нас уже завершается.

Сейчас у нас есть все возможности, чтобы человек мог совершенствоваться до бесконечности. Все условия: служи, молись, скитская жизнь есть, отшельническая, общежительная. Всё для современного монаха есть на Валааме. Всё чего хочет твоя боголюбивейшая душа.

— Что бы Вы посоветовали новоначальным братьям, которые недавно пришли в монастырь, чтобы положить благое начало своего спасения?

— Я уже говорил и хотел бы повторить, что к огню, который Господь им даёт, нужно приложить своё пламя; к ревности, которую Господь даёт, нужно прибавить свою ревность; к любви — свою любовь, и тогда они смогут преуспевать. Всё больше любви, всё больше ревности, всё больше усердия к монашескому подвигу, потому что ты должен преуспевать во всех деланиях.

Смысл человеческой, тем более, монашеской жизни — совершенство. Предел совершенствования бесконечен. Поэтому, мне кажется, монаху унывать — это оскорблять Святого Духа. У нас сейчас есть всё, что человеку нужно для совершенствования. Только нужен личный подвиг, собственный труд, желание угодить Господу, и ни на что не сетовать.

— А какие могут быть ошибки? Чего нужно избегать?

— Ошибки, конечно, неминуемы. «Несть человек, иже жив будет и не согрешит» (3 Цар. 8, 46), — мы это знаем. Но нельзя отчаиваться. Сколько бы человек не падал, сколько бы не удалялся от Бога, Господь — сущая любовь, сущая милость, сущее смирение. Ошибки напоминают нам о том, насколько мы несовершенны, чтобы мы по-настоящему познали свою немощь.

— Что бы Вы посоветовали тем, кто живет в миру? Как сохранить свою веру и не сползти вниз, среди моря соблазнов и искушений?

— То же самое, что и монахам: не сетовать, не унывать, не печалиться, не отчаиваться. Господь рядом. Господь смотрит на человека, на его сердце, на его стремления, на желания. Человеку вообще не должно быть присуще уныние, потому что демон уныния — это самый страшный демон, который заходит в человека вместе с другими страстями и лишает его любви, духовных плодов, человек становится, как земля без дождя. Уныние напоминает человеку о том, что нерадение ему свойственно.

На самом деле человек по Божественному замыслу — существо благородное, совершенное, самое совершенное творение на земле! Но без благодати человек ничто. Благодать вездесущна, она незыблема, она даётся человеку по мере его любви к Богу.

Есть множество таких примеров, когда люди побеждали невыносимые условия жизни, выживали, как святитель Николай (Велимирович), который выжил в Дахау. Мало кто выходил оттуда живым, а он выжил. Какая сила, какая благодать была, чтобы выйти живым из самого страшного немецкого концлагеря!

И таких примеров, когда человеку даётся великая благодать множество, и мы должны ими вдохновляться. А если будем смотреть на людей, которые падают, которые погибают, конечно, уныние неминуемо.

Человек всегда должен нацеливаться на свет, на Бога, на любовь, на вечные горизонты. Как сказал Иисус, сын Сирахов: «Кто начал пахать на ниве, пусть не поворачивается обратно». Не будем поворачиваться вспять, потому что назад нет спасения.

— Какая у Вас самая любимая духовная книга? Вы читаете патерики?

— Иногда читаю. Но в целом, сейчас, читаю очень мало, потому что огромный дефицит времени.

Я очень люблю Премудрого Соломона. Когда прочитываю некоторые наставления, чувствую, что душа как будто вкусила святую воду. «Добротолюбие», конечно читаю, «Лествицу».

— Отец Наум я знаю очень любит читать преподобного Исаака Сирина.

— Кому как лежит. Я люблю преподобного Симеона Нового Богослова. Особенно 33-й гимн. Десять новых, совершенно новых заповедей дал Господь через святого Симеона, дал закон аскетичности.

— Батюшка, за тридцать лет монашеской жизни Иисусова молитва стала для Вас дыханием. Вы полюбили её по-настоящему, как и подобает монаху?

— Конечно дорогие братья, я люблю молиться, хоть иногда и приходиться себя на это понуждать. Когда я был молодым монахом, мне дали послушание произносить Иисусову молитву вслух. Мне это очень нравилось, и я придумывал много разных мелодичных распевов этой молитвы (отец Мефодий умилительно пропел нам молитву своим распевом: Го-о-споди Иис-у-у-се Христе…)

Через какое-то время Владыка мне говорит: «Прихожу в келью, встаю на правило и не могу молиться, у меня только твои «песенки» в голове крутятся. Как будто молитву забыл, третий день молиться почти не могу» (смеётся).

Другие отцы тоже запомнили некоторые мои распевы. Но что было самое интересное: как-то ко мне пришёл наилюбимейший отец Георгий, Царство ему Небесное, тогда ещё послушником Германом (монах Георгий (Иванов), трагически погибший на Валааме 5 августа 2007 г. — прим. ред.), и говорит: «Батюшка, после того как я услышал, как Вы молитесь Иисусовой молитвой, принял окончательное решение стать монахом».

— Как бы Вы хотели провести последний день своей жизни?

— Очень хочется, чтобы последний день жизни был в здравом разуме, чтобы я мог бесконечно благодарить Бога за каждую секунду существования на земле. Потому что жизнь человеческая — самый прекрасный, самый величественный дар Божий. А если человек Бога не благодарит, напрасно прожил он свою жизнь. Любить, любить, и благодарить Бога за каждую секунду существования.

Но, до этого, ещё хотел бы покаяться в последний раз. Потому что мы, конечно, много согрешаем, бесчисленно много у нас грехов. Но хочется, чтобы больше было любви и благодарения.

— Вы бы хотели быть похороненным на Валааме?

— Да. Очень прошу Вас, когда умру, похороните на Валааме. И очень надеюсь, что кто-то из братии помянет наигрешнейшего монаха из Македонии. Моя судьба связана с Валаамом. Я очень мечтаю на Валааме упокоиться, об этом всегда молюсь.

Ради чего мы постригаемся? Чтобы достигнуть иной жизни, иного мира.

— Вы уже очень много сделали для Валаама. Можете поделиться, какие у Вас есть планы на будущее?

— У меня всегда есть планы. Но говорить о планах на будущее в православии не принято. Есть одна очень большая идея, связанная с Валаамом. И одна, связанная с Россией.

— Что бы вы хотели пожелать нашим читателям.

— То, что уже говорил. Любить, любить и любить прелюбимейшего Господа и ближнего своего — это смысл человеческой жизни, другого пути нет. В этих двух заповедях весь закон и пророки. Всё Евангелие только об этом, всё оно, как золотой нитью, пропитано этими двумя заповедями.

Ничего другого человеку в жизни и не нужно. Если он имеет любовь к Богу и любовь к ближнему — он уже житель Рая.