Преподобный Назарий и духовное возрождение монашества

Во все времена духовное состояние монашества зависело в первую очередь от того имело ли оно духоносных вождей – старцев. Если эти старцы принадлежали святоотеческой аскетической традиции, имели личный опыт приобщения Божественной реальности, рожденный многолетней аскезой, обладали духовными дарами рассуждения и прозорливости, то их служение давало мощный подъем монашества.

Такой подъем и начался в конце XVIII в. в Греции, России и на Балканах. Обычно это движение, которое именуется "филокалическим возрождением" связывают с именами преподобного Паисия Величковского и его учеников, святителя Макария Коринфского, преподобного Никодима Святогорца и созданной ими "Филокалией" - Добротолюбием, фундаментальным, многотомным сводом аскетических и богословских текстов, содержащих весь опыт православной духовности от св. Антония Великого до св. Григория Паламы.

В эпоху деградации монашества и православной духовности, обусловленной последствиями турецкого ига в Греции и секуляризации в России, в этих странах, а также в Румынии появилось немало подвижников, стремившихся к восстановлению подлинно православных начал святоотеческого предания, исихастской аскетики.

Помимо отдельных подвижников, таких как основатель Голгофо-Распятского Анзерского скита схимонах Иисус, старец Досифей Киевский, в России зарождались и близкие по духу делу преподобного Паисия очаги духовного возрождения – Саров, Санаксар, пустынножительство Брянских и Рославльских лесов. В 1781 г. ревнитель монашества митрополит Санкт-Петербургский Гавриил (Петров) призвал из Саровской пустыни иеромонаха Назария для восстановления Валаамской обители, пришедшей к этому времени почти в полное запустение. Известно, что настоятель Саровской пустыни отец Пахомий не хотел отпускать иеромонаха Назария, хотя тот занимался в монастыре кроме несения чреды священнослужения самым простым рукоделием – шитьем камилавок и плетением четок. Следовательно, к этому времени старец Назарий был уже опытным подвижником, и именно в этом качестве представлял собою ценность для Саровской обители.

"Строгое исполнение иноческого устава было всегдашней заботой отца Назария. Вся жизнь его была подвигом. Душа его так была проникнута мыслью и Божественных предметах, что единственным предметом его бесед было слово о пользе души. О делах мирских он не знал и слов, как говорить о них. Но если начинал говорить о борьбе против страстей, о любви к добродетели, то беседа была неиссякаемым источником сладости для его слушателей. Без Слова Божия как основания не любил он и начинать разговоров, - так учил и других, чтобы душеспасительные советы основывать не на своем разуме, но на слове Божием и святоотеческих писаниях. Строгий и как бы недоступный по виду, он своими словами привлекал сердца всех к любви и послушанию. Смиренный сам, он и всех, кто просил у него наставления, прежде всего, учил смирению. Жизнь проводил неизменно постническую и нестяжательную", так говорит о нем его жизнеописатель¹.

Благодаря трудам преподобного Назария, обитель Валаамская возродилась из запустения. Подвижническая жизнь и духовная опытность старца привлекли к нему ищущих монашеского подвига людей, из которых стало образовываться небольшое сначала братство, появились благотворители. Игумену Назарию пришлось заново создавать обитель и в духовном и в материальном отношении. Он занялся в монастыре необходимым строительством: построил так называемое внутреннее каре монастыря по образцу Саровского монастыря, существующее доныне. Для тридцати человек братии помещения в этом корпусе было вполне достаточно. В центре был построен Спасо-Преображенский собор с нижней церковью во имя преподобных Сергия и Германа, Валаамских чудотворцев.

В монастыре был устроен строгий церковный богослужебный порядок, введены три рода жизни: общежительная, скитская и пустынная. Сам игумен в монастыре имел отшельническую келию, в которую удалялся на целые недели для упражнения в безмолвии и молитве. Он обладал даром рассуждения и прозорливости, узнавая иногда без испытания помыслы братии, и побуждая их к исправлению.

Под духовным руководством отца Назария было воспитано немало замечательных подвижников, воплотивших в своей жизни лучшие черты старца. Это в первую очередь преподобный Герман Аляскинский, такие как деятельный настоятель и в то же время строгий аскет - архимандрит Макарий, будущий настоятель Соловецкого монастыря; любители пустынного безмолвия и делатели молитвы - иеросхимонах Никон-пещерник, схимонах Кириак, схимонах Николай, игумен Варлаам; продолжатели старчества и духовного окормления братии - иеросхимонах Евфимий, близкий ученик иеромонах Иларион, будущий духовник Саровской пустыни. Преподобным Назарием было положено начало Валаамского старчества.

Основной проблемой было отсутствие святоотеческой литературы. Было бы ошибкой полагать, что подвижники того времени были совсем незнакомы с аскетической литературой. Цветник священноинока Дорофея хоть и был создан столетием раньше, в XVIII в. был известен во множестве списков.

Сам Устав Саровской пустыни, введенный в Валаамском монастыре при общем преобладании внешних подвигов также содержит в качестве части келейного правила и "умную" Иисусову молитву.

Игумен Назарий прекрасно сознавал, насколько необходимы и его братии, и всему русскому монашеству аскетические творения Святых отцов. В начале 80-х годов XVIII века, вскоре после назначения Настоятелем отцы Назарий и Феофан, келейник митрополита Гавриила, который в свое время рекомендовал Владыке о. Назария, предприняли первые шаги по получению и изданию святоотеческих книг, переведенных преподобным Паисием Величковским. По благословению митрополита Гавриила они обратились к великому старцу через архимандрита Феодосия², настоятеля Софрониевской пустыни с просьбой передать им эти переводы для издания. В ответном письме преподобный Паисий, подробно изложив историю своих трудов по переводу отеческих творений, все же решительно отказался передать тексты для публикации, объясняя это несовершенством своих переводов. "Посему - говорит он, обращаясь к отцу Феодосию - для … напечатания прислать те книги я никаким образом не мог, боясь насиловать мою христианскую и монашескую совесть… Пока эти книги не будут совершенно исправлены с верных греческих подлинников дотоле, по моему душевному завету, оне не выйдут от нас никуда".

Одновременно старец сообщал, что митрополит Макарий Коринфский – великий любитель и знаток святоотеческих книг, составив их замечательное собрание, занимается в Венеции их изданием.

Этому предприятию митрополита Макария преподобный Паисий придавал огромное значение и просил отца Феодосия озаботиться приобретением этой книги, когда она будет напечатана.

"Получив их", писал он, и "вы отвезите их сами к тем богоизбранным и богодохновенным мужам, которые как вы извещаете, горят неизреченной любовью Божию к таким книгам и великую имеют ревность издать их в свет печатным тиснением. Они потом предадут их учителям, в совершенстве знакомым с правилами греческого языка и хорошо знающим Богословие, для приведения их на чистый славянский язык". Через это, по мнению преподобного Паисия, оказано было бы великое благодеяние не только российскому иночеству, но и всему православному славянскому миру.

Именно так, как указывал преподобный Паисий, и поступил отец Федосий. По выходе в свет книги Филокалии в Венеции он приобрел ее и передал тем, как называет их старец Паисий "богоизбранным и богодохновенным мужам, то есть отцам Назарию и Феофану. По получении этих книг игумен Назарий, как и советовал сделать старец Паисий, обратился к митрополиту Платону ректору Московской Духовной Академии с просьбой о переводе "Добротолюбия". По благословению митрополита Платона эта работа была поручена переводчику, учителю греческого языка в Троице-Сергиевой Семинарии, Якову Дмитриевичу Никольскому, будущему протоиерею Успенского собора³.По свидетельству архиепископа Филарета, он особенно отличался превосходным знанием греческого языка. Игумен Назарий предполагал издать всю книгу "Добротолюбия" состоящую из сорока книг, но были переведены лишь двадцать девять.

Кроме переводчика над текстами трудились игумен Назарий, архимандрит Феофан (Соколов), тогда еще иеродиакон в Александро-Невской Лавре и схимонах Афанасий⁴. "Они, говорил митрополит Гавриил, переводчикам - хотя и не знают так, как вы греческого языка, но лучше вас знают из опыта духовные истины, непостижимые одним только книжным учением, и потому правильнее вас могут понимать смысл наставлений, содержащихся в этой книге". По всей вероятности эта фраза означает то, что именно на этом этапе использовался вышеупомянутыми отцами перевод преподобного Паисия Величковского, еще ранее привезенный в Россию схимонахом Афанасием⁵.

В 1792 году игумен Валаамского монастыря отец Назарий подал прошение в Святейший Синод с просьбой об издании "Добротолюбия" на свой кошт, то есть на свои средства⁶.

Разрешение было получено, и 11 мая 1793 года в Москве в Синодальной типографии вышел перевод "Филокалии" под названием: "Добротолюбие или словеса и главизны священного трезвения, собранныя от писаний святых и богодухновенных отец, в нем же нравственным по деянию, и умозрению любомудрием ум очищается, просвещается и совершен бывает.

Из переписки, касающейся издания "Добротолюбия" видно, что ведущая роль в переводе и издании принадлежала игумену Назарию, который из своих средств оплачивал перевод текста, хлопотал о разрешении издать и даже о рассылке напечатанных книг по российским монастырям. Это и понятно – из той небольшой группы, которая по благословению митрополита Гавриила занималась трудами по изданию "Добротолюбия" он был старшим по своему положению, имел необходимые средства и мог самостоятельно входить с прошениями в Синод. Игумен Назарий в своих прошениях перечисляет, какие именно книги "Добротолюбия" переведены на славянский язык его иждивением.

В подготовке к изданию как уже было сказано, использовались переводы преподобного Паисия Величковского. Но все же необходимо подчеркнуть, что как указывает старец Назарий за его счет уже переведены, отредактированы (сверены с греческим оригиналом), подготовлены к печати, или еще находятся в работе – 29 книг, лишь одна – книга преп. Нила Постника не упомянута отцом Назарием.

Таким образом, отец Назарий и его сподвижники выполнили благословение преподобного Паисия.

Не умаляя нисколько величия фигуры преподобного Паисия Величковского, одного из главных деятелей эпохи филокалического возрождения, все же не вполне корректно именовать отпечатанный по его благословению о. Назарием, славянский перевод книг греческого "Добротолюбия" - переводом Паисия Величковского.

В свете этих свидетельств, становится более ясным масштаб совершенного преподобного Назарием подвига, его неоценимого и неоцененного до сих пор поистине исторического свершения. О. Назарий задумывал перевести "Добротолюбие" полностью, однако после увольнения от должности Настоятеля Валаамского монастыря он уже не имел возможности довести дело до конца и "Добротолюбие" на греческом языке, изданное святителем Макарием Коринфским, в полном объеме на славянский или на русский языки, до сих пор не переведено.

(Как пример, что могло бы произойти с изданием "Добротолюбия". В 1796 г. отец Назарий подал прошение в Святейший Синод об издании "на свой кошт" книги Исаака Сирина, но в силу указанной выше причины, не смог осуществить задуманное и книга была издана в России лишь спустя 60 лет.)

Труды преподобного Назария по переводу и изданию "Добротолюбия" совпали со временем наибольшего строительства монастырских зданий на Валааме (Никольская и Успенская церкви, Спасо-Преображенский собор, устроена больница, построен храм и монашеские келии в скиту Всех святых)⁷. Созидая материальные основы будущей великой обители, старец трудился в то же время и над духовным основанием не только Валаамского монастыря, но и всего русского монашества.

И этот великий труд был не напрасным. "Добротолюбие" послужило распространению святоотеческой исихастской традиции во многих монастырях России.

Преподобный Серафим Саровский не только сам постоянно читал "Добротолюбие", но и своим собеседникам рекомендовал изучать эту книгу. Значение "Добротолюбия" в духовном подвиге христианина, взскующего умной молитвы, замечательно раскрыто в "Откровенных рассказах странника, духовному своему отцу".

Наиболее сильное влияние "Добротолюбия" сказалось на развитии традиции Оптинского старчества. Эта традиция повлияла в значительной степени и на часть русской культуры. По словам свящ. Георгия Флоровского: "В … век душевной раздвоенности и разорванности проповедь духовного собирания и цельности получила особую значительность. Издание словено-русского "Добротолюбия" было событием не только в истории русского монашества, но и в истории русской культуры вообще. Это был сдвиг и толчок…"

Вряд ли смиренный старец, трудившийся по его словам "на пользу общества" осознавал всю значимость и колоссальные последствия выхода в свет "Добротолюбия". Как пишет современный ученый: "Всю силу эффекта от появления книги было невозможно предвидеть; оно стало одним из главных событий в истории Православия за последние столетия. В предшествующий период упадка исихазм оказался очень заметно позабыт в православном сознании; и появление "Добротолюбия" стало тем рубежом, с которого вновь и уже необратимо начало утверждаться исконное понимание его стержневой роли в православной духовности. Возникли условия для самого существенного расширения сферы прямого влияния и воздействия исихазма. Книга стала сильнейшим проводником этого влияния, выйдя далеко за пределы собственно исихастской среды и получив распространение в самых широких кругах православного общества. Всюду в этих кругах она принималась в качестве авторитетнейшего духовного руководства, учебника христианской жизни и путеводителя ко Христу"⁸.

Чрезвычайно важно и то, что святоотеческое аскетическое слово, собранное в "Добротолюбии", сразу же нашло свою реализацию, воплощение в жизни тех самых подвижников Сарова и Санаксара, Соловков, Валаама, рославльских пустынножителей, а позднее Оптиной Пустыни, которые так ждали это слово. И когда после кончины своего старца, в царствование Александра I в отечество начинают возвращаться ученики преподобного Паисия, "оба течения — и зародившееся в Молдавии, и исконно русское — слившись, образовали единый поток. То был мощный поток; усиливаясь и нарастая, духовное движение постепенно становится сравнимым с эпохою преподобного Сергия. Одна часть этого потока, связанная со святым Паисием, точно описана: по подсчетам отца Сергия Четверикова, через посредство учеников преподобного Паисия его влияние и духовые установки оказались перенесены в 200 православных монастырей и обителей". Покровительство многих иерархов и благоприятные внешние условия также способствовали тому, что русское монашество находившееся в XVIII в. на грани исчезновения переживает в следующем столетии подлинный расцвет.