Прославление Германа Аляскинского – дни радости и Света

Как рассказать об этом? Как передать человеческими словами свет и радость, испытанные — даром, незаслуженно, действительно по благодати Божией — теми несколькими сотнями человек, что съехались на далекую Аляску для прославления праведного старца Германа? Моя заметка — не официальный отчет о торжествах канонизации, а слабая попытка поведать не бывшим там о том, что иначе, как чудом Божией милости, я назвать не могу. После полета через всю Америку, в Сиэтле началось вхождение наше, почти невольное, в то особое, в словах невыразимое, духовное настроение, в котором оставались мы все эти незабываемые дни.

Особенный свет бесконечно длящегося северного вечера и в этом свете, далеко внизу, сначала Ситка, русская столица Аляски, а потом на горизонте вечно-снежные горы с самой высокой из них — Св. Илии. На Кадьяке, у маленького аэродрома, уже сплошь духовенство, паломники. Сразу попадаешь в то, что будет фоном всех наших служб, молитв, бдений: первобытная красота Америки, ее гор, водной шири, высоких сосен, смиренных рыбачьих лодок, какой-то подлинно Божией тишины и мира.

Над поселком синие купола белой церковки, к которой отовсюду стекаются паломники. Только что кончилась всенощная. Объятия, приветствия съехавшихся со всех концов Америки священников, среди которых преобладают молодые, в Америке родившиеся и воспитавшиеся. В церкви, хотя служба и кончилась, полно молящихся, а посреди них — совсем простой деревянный гроб с сотнями озаряющих его своим золотым блеском свечей. Этот смиренный гроб был светоносным средоточием всех трех дней, не прекращался поток людей к нему, какая-то почти физически ощутимая волна любви...

В субботу 8 августа утром — Литургия архиерейским чином и после нее — последняя панихида по Старце. Моление возглавляет наш Первосвятитель митрополит Ириней. Около него — глава Финляндской Церкви архиепископ Павел, особый наш гость в эти дни, митрополит Болгарский Андрей и наши Владыки: архиепископ Чикагский Иоанн, Филадельфиский Киприан, Аляскинский Феодосий, Эдмонтонский Иоасаф, Берклейский Димитрий. Последний — первый епископ из прирожденных американцев, принявших Православие. И уже сотни молящихся, среди которых запоминаются праздничностью, детской сосредоточенностью и необычайной, в наше время, скромностью алеутские дети. (Как удивительно слышать от них, когда они подходят к Причастию, сохраненные ими имена: Агрипина, Афиноген, Пантелеимон, Евсей...). И точно весь город участвует в торжестве, во всех витринах и окнах — изображение Старца Германа, приветствия паломников и украшения.

Наступает субботний вечер. Начинается всенощная, которой, я уверен, не забыть тем, кто присутствовал и молился на ней. После псалма «Господи воззвах» первый раз раздаются песнопения службы преподобного Германа. «Во смирении радостном, Преподобие Германе, приял еси подвиг послушания...». В церкви не протолкнуться, но какой свет, какая радость на всех лицах! Вот выходим на литию. С амвона оглашается послание Собора Епископов о прославлении старца Германа. Мы поднимаем гроб с мощами и выходим Крестным ходом из храма. Первая остановка. Протодиакон начинает первое прошение литии. И вдруг — после перечисления всего славного сонма апостолов, святителей, мучеников и преподобных, прямо в сердце ударяют эти, точно с неба звучащие, слова: «и преподобного и Богоносного отца нашего Германа Аляскинского и всея Америки чудотворца!..». Люди плачут слезами радости и умиления и сияют лица алеутов, дождавшихся прославления своего «Aпa» — «дедушки»...

Уже ночь, но она светится не только огнями свечей, но и духовным светом этого радостного бдения! Как удивительно поет хор молодых священников и паломников! Поет то по-славянски, то по-английски, то по-алеутски. И как очевидно прост этот постоянный переход с языка на язык, как ясно становится, что эта наша общая радость, общая молитва разрушает все земные преграды, такими пустыми и ненужными делает все наши человеческие споры и распри. Долго, с остановками обходим мы храм; все время меняются несущие мощи, все хотят этой блаженной тяжести на своих плечах, все хотят хоть на несколько минут прильнуть к этому гробу. Возвращаемся в церковь. В первый раз звучит тропарь преподобному, на гробе с его мощами благословляются хлеб, вино, пшеница и елей литии.

Полиелей. Радостная, сладостная волна «величания»: «Ублажаем тя, Преподобие Отче Германе... наставниче монахов и собеседниче ангелов!». А потом нескончаемыми вереницами до поздней ночи подходят верующие к мощам и помазанию, совершаемому двумя архиереями, и нет усталости, не чувствуется времени, хочется, чтобы вечно длилась эта светозарная ночь, это бдение, и сердце узнает, что вся суть веры была раз и навсегда выражена апостолом, сказавшим Христу на горе Преображения: «Господи, хорошо нам здесь быть...». Многие остаются на всю ночь в церкви, у мощей — петь акафист, исповедываться, продолжать стояние у человеческого гроба, еще раз силой Божией ставшего гробом живоносным.

В воскресенье первая Литургия начинается в семь часов утра. Ее служит Аляскинский епископ Феодосий с двумя архиереями и сонмом духовенства на гробе старца. Поет вся церковь, к причастию подходят сотни верующих. В убогой церквушке почти у полярного круга воскресает первохристианская Евхаристия, совершавшаяся в нищете катакомб, на гробах святых. «Ничего подобного этому мы никогда не испытывали», — говорят выходящие из церкви...

В 10 часов утра, при ярком солнечном свете, под ликующий колокольный звон, в храм в голубой мантии входит митрополит Ириней, окруженный архиереями и начинается поздняя Литургия, вершина этого трехдневного торжества. Служба длится почти пять часов, но не ослабевает ни на минуту духовное напряжение, «радость и мир в Духе Святом», как определяет ап. Павел Царство Божие. Проповедует епископ Димитрий. Приобщают из двух чаш. И, наконец, выходим мы на последний Крестный ход со святыми мощами. В нем все сливается в одно ликование — пение хора и звон колоколов, солнечный свет и бездонная синева неба, далекие горы и водяная гладь.

Около меня идет старенький, бедно одетый алеут и плачет. И вспоминая эти дни, я все время снова и снова вижу его, словно икону самой сущности того, что совершилось тогда.

Не могу забыть ни лица его, ни его нищей одежды, ни всего его образа — смирения и света. Если есть такие — жива Церковь, жива в самой сущности своей. Это — смирение и свет самого старца Германа, от него, от его духа, и да разольются они отсюда по всей этой земле, особенно в эти дни.

Входим в храм и несем гроб прямо к приготовленной справа раке, где и запечатываем св. мощи. «Ко преподобному и Богоносному отцу нашему Герману помолимся!». Все опускаются на колени и от имени всех, от имени всей Церкви нашей, так нуждающейся в помощи, читает владыка Феодосий молитву «...и ныне, егда исполнися слово Господне на тебе и постави тя Господь над Церковью нашей... молимся, да сохранит Господь ее в чистоте и православии... Всем же нам даждь духа мира и любви, дух кротости и смирения, гордыни отгнание, от самопревозношения ограждение...».

Последнее: на следующий день, рано-рано отправились мы — пятеро священников и владыка Киприан, на Еловый остров, где около 30 лет провел в отшельничестве старец Герман. И знаю, что ничего лучше, чище, радостней не пережили мы, чем, то утро, то восхождение по лесной тропинке мимо высоких, точно вечно совершающих бдение Творцу, сосен к часовенке над пещерой старца и Литургию в этой часовенке. Я служил эту Литургию, но это — неточные слова. Она совершалась, а нам нужно было только до конца отдаться ей, погрузиться в нее, войти без остатка в это благодарение. Знаю также, что мы ничем не заслужили того, что нам было дано, могу только молиться, чтобы дано было нам сохранить хоть малую часть этого дара благодати.

Я не буду писать о других событиях этих дней — о праздничной трапезе, объединившей свыше 500 человек, о радости общения, об официальных приемах, на которых присутствовали губернатор штата, сенаторы, адмиралы военно-морского флота США. Все это было достойно, хорошо и нужно. Но все это было — земля и земное, а Бог дал нам приобщиться небу и небесному. Хочу особенно отметить светлый образ владыки Павла Финляндского, покорившего всех нас своей мудростью, смирением и любовью.

В заключение скажу, что в этом свете, в этой радости такими мелочными, человеческими и греховными показались все наши споры, обвинения и осуждения. Все время казалось: если бы мы смиренно отдали себя этой радости, мы бы без слов поняли в чем и о чем Церковь, и как чешуя спали бы с нее злоба, подозрения и разделения. Там у гроба преподобного Германа, в сиянии его смирения, дано нам было изведать ту реальность, которая одна, по-настоящему, животворит Церковь, которую одну призвана она являть в мире, которой одной только и может побеждать в нем все силы зла. Преподобне отче Германе, моли Бога о нас!

Фотографии с церемонии прославления преподобного Германа взяты на сайте Православной Церкви Америки