Когда святые отцы в своих писаниях говорят об обожении, о соединении человека с Богом, они полагают начало этого блаженного единения в трезвении ума в молитве, добродетель трезвения постепенно исцеляет наш помраченный грехом ум, дарует ему духовное чувство, открывает духовное зрение раньше незнакомое рожденному во грехе человеку, благодаря которому он начинает чувствовать Бога, видеть страстные помыслы, исходящие из сердца, наблюдать за приближающимся к нему невидимым врагом, созерцать нетварный свет, переживать различные духовные состояния.
16.03.2014
иеромонах Игнатий (Смирнов)
13 388
Во вторую неделю Великого поста Церковь празднует память свт. Григория Паламы, великого богослова, исихаста, делателя умной молитвы, созерцателя нетварного света, ревностного защитника православного исихазма перед лицом западного схоластического, рассудочного способа познания и общения с Богом. В этот же день Церковь предлагает нам Евангельское повествование об исцелении Спасителем расслабленного человека в Капернауме, такое совпадение не случайно, потому как толкование данного эпизода самим Григорием Паламой в одной из своих бесед заставляет нас предать особо важное значение одной из главных христианских добродетелей, а именно постоянному трезвению ума в молитве. Тому внутреннему деланию христианина, которое ревностно защищал Григорий Палама от нападок ученого монаха Варлаама, дерзко сравнивавшего практику умной молитвы, а также созерцание нетварного света с чувственным и соблазнительным бесовидением. Для Варлаама Бог всегда оставался запределен и непознаваем, всякие разговоры о молитвенном чувстве Бога, о его видении, он считал нелепостью, плодом человеческого воображения и мечтательности. Прекрасно выражено в одном из писем одним современным афонским старцем западное понимание умного молитвенного общения с Богом, которое защищал Варлаам, в его сравнении с православным опытом умного делания: «Католики называют умной молитвою мысленные обращения к Богу без выражения их словом, а также размышления о Боге и божественном. Мы же под умною молитвою разумеем стояние ума в сердце пред Богом, могущее сопровождаться чувством благодарности, славословия или страха - прошения, покаяния. Но всякие размышления, умствования ума оставляются. А ум стоит вниманием в сердце и следит за его состоянием, за тем, что в нем делается; видит при этом подступающего врага и острым мечом молитвы или как пламенем отражает их именем Господа Иисуса». Хочется отметить, что данное различие в молитвенном делании не является плодом только внешней принадлежности христианина к католичеству или православию, ибо и в среде православных встречается молитвенное общение с Богом, подобно западному. Причина этому явлению - болезнь нашего ума, поразившая человечество с момента грехопадения Адама. «Ибо того и домогался враг, - пишет Макарий Великий, - чтобы Адамовым преступлением уязвить и омрачить внутреннего человека, владычественный ум, зрящий Бога. И очи его, когда недоступны им стали небесные блага, прозрели уже для пороков и страстей». Будучи православным, можно также, подобно западным христианам, не признавая болезни собственного ума, довольствоваться исполнением внешних правил, уставов, чтением разнообразной духовной литературы, рассеянной не продолжительной молитвой, при этом думая о себе, что живешь полноценной духовной жизнью.
Как порой нам тяжело из-за собственного самомнения, или внутреннего страха перед открывающейся нам реальностью, признаться себе, что ты не хозяин собственного ума и сердца, что они находятся под властью демонов и твоих страстей. «Тремя образами грешат люди: умом, словом и делом - пишет Симеон Новый Богослов. - Первый грех, грех умом, есть причина и всех тех грехов, в каких грешат словом и делом, ибо не ум заканчивает грех, а слово и дело заканчивают, что изобретает ум. Итак, из этих трех, чему прежде и более всего необходимо быть уврачевану от Христа? Очевидно, первому, то есть уму… Потщимся же прежде всего исправить ум свой, чтоб он стоял (трезвенно в себе), когда молимся или читаем и изучаем Божественные Писания. Ибо если не исправим ума, все другое тщетно, и душа наша никакого не восприемлет преуспеяния… Итак, сколько сил есть, надлежит нам подвизаться, да освятится Христом ум наш, восприяв благодать Святого Духа. Для этого одного Христос, будучи Бог, соделался человеком, для этого распялся, умер и воскрес... Впрочем, и каждому, по мере исправления ума его, дается мера ведения или познания как самого себя, так и Бога, то есть насколько исправляется, освящается и просвещается ум каждого, настолько он познает себя самого и Бога».
Ведь когда ум не исцелен у христианина, Бог для него остается непознаваемым, Бог Троица воспринимается больше как безликая сущность, Лица Святой Троицы, Отец, Сын и Святой Дух остаются закрытыми для живого личностного общения с Ними, молитвенное созерцание заменяется рассудочным знанием о Боге, духовная жизнь в лучшем случае становится исполнением внешних предписаний, участие в Таинствах становится обыденностью и теряет остроту ощущения соединяющегося с нами Живой Личности Христа. Не исцелив свой ум и не получив от Бога в дар умного чувства для духовного делания, христианин пребывает духовно в расслабленном состоянии, находясь лишь на поверхности своего знания о себе и об окружающем мире, пребывая целиком в мире видимых вещей и наслаждений, он не проникает молитвой в собственное сердце, к хранилищу помыслов своей души, из которого по слову Спасителя исходит то, что оскверняет человека, «ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления - и это оскверняет человека (Матф. 15:18-20)». Не зная своей внутренней духовной природы, не различая состояния своей души, довольствуясь внешним телесным здравием, рассудочным знанием о духовном, человек может считать себя полноценным и здоровым, подобно тем, которые, не видя своей раковой опухоли, полагают, что они в порядке.
Читая толкование Григория Паламы на Евангельское чтение об исцелении расслабленного из Капернаума, еще раз убеждаешься, что человек двойственен по природе, и в этой двойственности одновременно уживаются здравие и болезнь, знание и незнание, слепота и зрение. Грехом нарушена первоначальная Богом данная простота и целостность в человеке, он может быть расслаблен телом и телесными чувствами, но не расслаблен умом и душой, ищущей и стремящейся к Богу, и наоборот, человек может иметь сильное и здоровое тело, здравый рассудок, но расслабленный и помраченный грехом ум и душу, лишенные духовного чувства, не видящие и не стремящиеся к Богу. «Без духовного чувства – пишет Григорий Синаит, - невозможно в чувстве вкусить сладости божественных вещей. Ибо как притупивший чувства делает их неспособными ощущать окружающий его мир, не видит, не слышит, не обоняет, будучи совсем разслаблен, или лучше полумертв: так и страстями умертвивший естественныя силы душевныя, соделовает их безчувственными к действу и причастию таинств Духа. Ибо духовно не видящий, не слышащий и не ощущающий мертв есть духом: ибо не живет в нем Христос, и сам он не движется и не действует во Христе».
Описанная выше двойственность раскрывается в сегодняшнем Евангелии на примере фарисеев и человека, по толкованию Григория Паламы, расслабленного телом, но не умом, стремящимся к Богу: «Через [несколько] дней опять пришел Он (Христос) в Капернаум – говорится в Евангелии от Марка; и слышно стало, что Он в доме. Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово. И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю [дома], где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный. Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои».
Вот как Григорий Палама толкует этот эпизод с расслабленным: «сей расслабленный тут присутствовал и был господином своего разума, хотя телом и был расслабленный. Посему мне представляется, что именно больше на основании его благой надежды и его веры пустила корни вера и у принесших его и ободрила их придти, и убеждаемых сим расслабленным, принести и вынести на кровлю и оттуда опустить его пред Господом. Потому что не против его воли они это сделали, и расслабленность параличного не была расслабленностью его разума, но он, справедливее сказать, очевидным образом был выше того, что омрачает и препятствует вере».
Далее Евангелие повествует: «Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, - говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали» (Мк.2:1-13). Иная двойственность человеческой природы, противоположная состоянию расслабленного, показана на примере фарисеев и законников; казалось бы, их здравый рассудок и тело внешне говорят нам о здравии и целостности их как разумных Божьих созданий, но ослепленный собственным книжным знанием, притупившийся в простоте веры болезненный ум, лишенный духовного чувства, о котором говорилось выше по Григорию Синаиту, сохранял бесчувственной их душу, их внутреннего человека, вблизи с Вочеловечившимся Богом, и находясь в таком плачевном духовном состоянии, они видя не видели, и слыша не слышали, и не исповедовали Христа Богом, тем самым внешне выглядя здоровыми, внутренне болели параличом (расслабленностью) собственной души. О них Григорий Палама говорит следующее: «Господь, воистину, всем вообще и не обращаясь ни к кому в частности, говорил слово покаяния, Евангелие спасения, словеса вечной жизни, — и, действительно, все слушали, но не все послушались. Ибо все мы — любители послушать и посмотреть, но не все — любители добродетели... посему и многие не только с удовольствием слушают священное учение, но и внимательно изучают положения и уставы, чтобы ни у кого не было неясности относительно понимания в области мышления. Но чтобы привести эти положения в дело или на основании их сделать совершенную веру плодоносной, для этого необходимы благоразумие и благое произволение, которые нелегко найти, и особенно у тех, которые сами себя оправдывают и в своих очах представляются мудрыми; вот такого сорта людьми были книжники и фарисеи иудейские. Посему постоянно они слушали слово и, видя совершаемые знамения, более хулили, нежели восхваляли Того, Который благодетельствовал и делами и словами… в том – то и заблуждение и безумие фарисеев, что они считали Христа за простого человека и не видели в Нем Всемогущего Бога».
Когда святые отцы в своих писаниях говорят об обожении, о соединении человека с Богом, они полагают начало этого блаженного единения в трезвении ума в молитве, добродетель трезвения постепенно исцеляет наш помраченный грехом ум, дарует ему духовное чувство, открывает духовное зрение раньше незнакомое рожденному во грехе человеку, благодаря которому он начинает чувствовать Бога, видеть страстные помыслы, исходящие из сердца, наблюдать за приближающимся к нему невидимым врагом, созерцать нетварный свет, переживать различные духовные состояния. «Если душа прозрит, по слову сказавшего: открый очи мои (Псал. 118:18): - пишет Макарий Великий, - то во век не будет уже слепотствовать, и исцелившись, не будет снова уязвлена. Посему, уверуем во Христа и истинно приступим к Нему, чтобы вскоре совершил в нас истинную цельбу. Ибо обетовал дать Духа Святаго просящим у Него (Лук. 11:13), отверзть дверь ударяющим в нее и обрестися ищущим Его (Мф. 7:7). И неложен, Иже обетова (Тит. 1:2). Ему слава и держава во веки! Аминь».
иеромонах Игнатий (Смирнов)