Сергий Радонежский Материал

игумен земли Русской, всея России чудотворец[1] (в миру Варфоломе́й; 3 мая 1314 года[Коммент. 2] или май 1322 года[Коммент. 3] — 25 сентября 1392 года) — игумен Русской церкви, основатель ряда монастырей, в том числе Свято-Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра)2.

— Начиная сегодняшний разговор, хотел бы поздравить читателей с праздником Похвалы Божией Матери (Прим. ред. ­– братья брали интервью у о. Фотия в субботу, на пятой неделе Великого поста, когда Церковь торжественно возглашает молебное пение акафиста похвалы Пресвятой Богородице) [1].

игумен земли Русской, всея России чудотворец[1] (в миру Варфоломе́й; 3 мая 1314 года[Коммент. 2] или май 1322 года[Коммент. 3] — 25 сентября 1392 года) — игумен Русской церкви, основатель ряда монастырей, в том числе Свято-Троицкого монастыря под Москвой (ныне Троице-Сергиева лавра)[2]. [2]

Духовный собиратель русского народа, с которым связаны культурный идеал Святой Руси и возникновение русской духовной культуры (и русской культуры вообще)[3], «ангел-хранитель России» (П. Флоренский)[4]. Письменного наследия не оставил, однако известны его духовные наставления[5].

Нdjdjdjdjtdjtdjt

Что касается моих родителей, моей семьи, то всю свою
жизнь отмечаю эту милость Божию, что я родился в
верующей семье. И там, где я родился – это Волынь,
Полесье, у нас не было революции. Это говорит о многом.
Где была революция, там другие люди, другие семь.

dtjhdjjddjdj

1. Духовный собиратель русского народа, с которым связаны культурный идеал Святой Руси и возникновение русской духовной культуры (и русской культуры вообще)[3], «ангел-хранитель России» (П. Флоренский)[4]. Письменного наследия не оставил, однако известны его духовные наставления[5].

3. Известен также как представитель деятельного исихазма, основоположник русского старчества[3] и возобновитель монашеского общежития[⇨], которое идёт от Антония и Феодосия Печерских.

• С XV века почитается Русской православной церковью святым в лике преподобных[⇨] и считается величайшим русским подвижником. С древних времён почитается православными, в том числе старообрядцами. Считается покровителем учащихся.

• До начала XX века почитание Сергия Радонежского ограничивалось почти исключительно территорией исторической Руси, однако после революции 1917 года оно распространилось далеко за её пределы, что стало заслугой русской эмиграции[6].

ыкпырыркрырыры

В 1940 году папа Пий XII признал допустимым почитаниесвятых Восточной церкви, канонизированных до Ферраро-Флорентийского собора, включая Сергия Радонежского, — в первую очередь греко-католиками. С 1969 года по распоряжению папы Павла VI имя преподобного Сергия включено в богослужебный календарь римско-католической церкви[7].

Дни памяти у православных, старообрядцев и восточных католиков:

25 сентября (8 октября) — преставле́ние (кончина);

5 (18) июля — обре́тение мощей.

В Русской православной церкви имеются и другие дни памяти.

В приходах западных обрядов римско-католической церкви и в церквах англиканского сообщества день памяти — 25 сентября по григорианскому календарю.

Интервью со старейшим насельником Валаамского монастыря игуменом Фотием (Бегалем)

В 1989 году отец Фотий прибыл на Валаам в числе первых шести братий, чтобы положить начало возрождению монашеской жизни на острове. В монашестве он подвизается более 35 лет. Отец Фотий воспринял постриг у раки преподобного Сергия Радонежского, а с недавних пор служит у себя на Родине.

28.05.2022 Трудами братии монастыря 1 695

— Батюшка, расскажите, в какой семье Вы росли, кто из Ваших родственников ходил в храм, верили ли они в Бога.

— Начиная сегодняшний разговор, хотел бы поздравить читателей с праздником Похвалы Божией Матери (Прим. ред. ­– братья брали интервью у о. Фотия в субботу, на пятой неделе Великого поста, когда Церковь торжественно возглашает молебное пение акафиста похвалы Пресвятой Богородице).

Что касается моих родителей, моей семьи, то всю свою жизнь отмечаю эту милость Божию, что я родился в верующей семье. И там, где я родился – это Волынь, Полесье, у нас не было революции. Это говорит о многом. Где была революция, там другие люди, другие семьи.

Понятно, что Лавра — там много верующих людей, там все верующие. В советское время в Лавре только туристы неверующие появлялись. А когда я уже приехал на Валаам и сюда на подворье в Приозерск, то удивлялся, почему люди неверующие, ведь я родился и вырос в той среде, где не было неверующих людей.

Правда, когда учился в сельской школе, к нам как-то прислали директрису откуда-то с района, она была коммунисткой. И вот она преследовала нас, когда мы ходили на Рождество колядовать, или гуляли на Пасху. У нас была такая традиция – на Пасху покупать обновку с ног до головы. И вот на Пасху мы так одевались во все новое, а в школу всегда ходили в форме. Директорша на Пасху объявила учебный день и приказала всем прийти в школу. Мы все пришли, каждый в своей обновке. Она рассердилась: «Почему вы не в форме!?» Мы пришли нарядные, с крашеными яйцами, христосовались. Она очень сердилась: «А ну-ка немедленно домой, форму одевать!» Ушли домой, и никто не вернулся в школу в этот день. Поэтому и на Валааме и здесь, в Приозерске, я долго не мог привыкнуть, что вокруг неверующий люд, совсем по-другому живут.

В детстве я учился в соседнем районе, Любомльском, в Шацке. Это Волынь, Волынское Полесье. Рядом у нас граница с Польшей и с Белоруссией. Там не было революции, потому что до 1939 года мы были под Польшей, и только в 39 году Западную Украину и Западную Белоруссию присоединили к Советскому Союзу.

Прошли тогда уже эти гонения, аресты, хотя досталось еще и моим предкам после войны. Раскулачили моего деда — родного брата моей бабушки по отцовской линии. У него было 10 коров, своё хозяйство — всё отняли. Он жил на хуторе. Дом разобрали, перевезли в село под сельскую Раду. До сих пор этот дом стоит, крепкий такой дом.

Деда арестовали и на 10 лет отправили куда-то в лагерь. Но потом я застал его живым. Мы с отцом к нему приезжали. Дед жил в такой хатке «шевченковской» 3 на 4 метра примерно, там же на своём хуторе в лесу. А сам дед весь в заплатках… Помню, когда приедем, он всё штопает, штопает себе штаны или рубаху.

Огородов, полей там не было. Хотя может и было у него где-то в лесу какое-то поле, где что-то сажал. Бабушка ещё жива была, супруга его. Деда звали Адам, бабушку — Ксения. Вот такая история с дедом была… А других-то и не трогали. Наверно коммунисты особо людей не трогали потому, что, когда уже пришли наши в 1939 году, а в особенности в 1944-м, когда освободили уже наши земли от немцев, народ советскую власть воспринял очень положительно.

Так что, когда наши пришли, люди восприняли это с большой радостью. Хотя те немцы, которые стояли в селе, это были, я так понимаю, не из тех… — СС, или зондеркоманда так называемая, — это были простые войска, комендантские, которые, в общем-то, людей особо не обижали. Но из домов всех, конечно, выселили. Мои дедушка с бабушкой и маленькие родители жили где-то в сараях. Но все же их особо не обижали.

Хотя моего крёстного, моего дядю, забрали в Германию, как только немцы оккупировали нашу территорию. Он убежал, какое-то время где-то там скрывался, а потом пришёл в село. Потом его опять поймали… И второй раз дядя Тарас убежал с товарищами. Немцы его ранили, а товарища убили. Хлеб (Прим. ред. – колосья) уже был большой – они скрывались в хлебном поле.

Бабушка выходила дядю Тараса. Он жил где-то в лесу, пока не пришли наши войска. А когда пришли наши, его тоже призвали на фронт. Село хоть и небольшое было… со всеми хуторами, думаю, дворов 100, и 25 человек взяли из села. Только половина вернулась. Это 1944 год был.

Так что, – вот в такой семье христианской я вырос. С детства меня водили в храм, хотя в нашем селе не было храма. Соседний приход был в 10 километрах от нас. Надо было идти пешком, или на повозке, или на мотоцикле — кто как мог.

— Батюшка, а в Троице-Сергиеву Лавру как Вы попали?

— Поступил в семинарию.

— А как у Вас появилась эта мысль — с Церковью связать свою жизнь?

— В соседнее село на приход пришёл иеромонах, будущий владыка Нифонт. Он был лаврским монахом и иподьяконом у Святейшего Патриарха Пимена. Властям тогда он очень не понравился, т.к. проводил с молодёжью какую-то работу, и власти потребовали от наместника о. Иеронима, чтобы из Лавры отца Нифонта выдворили. И его отправили – перевели на приход к себе на Родину. Мы стали потихоньку к нему ездить. Потом я ушёл в армию. А когда уходил, он говорил: «Ну, вот после армии придёшь, и пойдёшь учиться в семинарию». Так и случилось.

До 1982 года я служил в Ракетных войсках стратегического назначения, в Архангельске, в учебке. Два года в учебке так и служил. Это была сержантская школа. Полгода я учился на сержанта, а потом уже мы воспитывали сержантов, 3 потока. Готовим их — 30 человек, и потом этих сержантов распределяют по войскам, по площадкам боевым.

Когда вернулся из армии, стал готовиться к поступлению в семинарию. Надо было наизусть выучить молитвы, знать Закон Божий, жития святых, и, конечно, уметь читать на церковнославянском. Вот такие хорошие экзамены были. Но для поступления главное было даже не знания. Главное было чересчур не испугаться комиссии…

— В Лавре?

— Да, в семинарии. Заходишь, потом не знаешь, как выйти… Почему-то так сильно люди терялись, что некоторые потом даже не могли найти дверь в обратную сторону. Хотя все были расположены очень благодушно. А такое ощущение было, что члены комиссии смотрят на тебя и все твои мысли читают. Так раньше принимали в семинарию.

— А нашего владыку Панкратия помните? И отца Кирилла (Павлова)?

— Ну, а как же, Владыка позже меня пришёл. На год, по-моему, позже. Но Владыка после института, поэтому, он может быть не все 4 года учился в семинарии. Там была такая практика — кто с высшим образованием, тех брали сразу на второй курс.

А к отцу Кириллу (Павлову) многие семинаристы ходили на так называемые библейские чтения. Отец Кирилл по вечерам читал Священное Писание. Батюшка сидел в кресле, а рядом с ним сидели два толкователя: Захария-толкователь и Исайя — два пророка. Мы все что-то читаем, батюшка читает Библию, и, если какие-то вопросы возникают, задаём. Два толкователя — Исайя и Захария толкуют. Это были незабываемые часы общения с отцом Кириллом. Потом, в конце, всегда было какое-то угощение, нередко такое, которого не давали в семинарской столовой, хотя в столовой хорошо кормили.

— Владыка Павел, нынешний наместник Киево-Печерской Лавры рассказывал, что отец Кирилл как-то давал ему даже осетра.

— У отца Кирилла часто давали красную рыбу или икорку, чего, конечно, не было на столе в семинарии. Рыба была всегда хорошая, качественная, а в семинарии у нас и мясное давали.

— А владыку Панкратия помните на таких встречах? Он тоже рассказывал, что ходил к отцу Кириллу.

— Ну, как не помню? Помню, Владислав тогда его звали. Но мы были на разных курсах, поэтому меньше общались.

— До приезда на Валаам вы друг друга особо не знали?

— Нет, ну, учились же вместе… Тогда такого не бывало, чтобы совсем не знакомы были. Семинария — большая семья, и все друг друга знали. Но общались как-то больше по курсам, потому что мы жили большими такими комнатами. Были комнаты где-то по пять по семь человек в 50-ом корпусе, который потом сгорел. А бывало и человек по 12 в одной комнате, а то и больше, – так у нас на 4-ом курсе было. Как раз к нашему поступлению увеличили число семинаристов, а до этого был только один класс, потом появился второй параллельный, того же курса, а когда мы поступали, то стало 3 параллельных класса, то есть всего 90 человек брали. Большей частью мы общались со своими однокурсниками или одноклассниками.

Были и общие семинарские молитвы: молебны к преподобному Сергию, общие утренние, вечерние молитвы. В семинарии была одна столовая, в академии — другая. Поэтому постоянно все семинаристы виделись на трапезе, общались, но более близкое общение было со своими одноклассниками.

— А когда владыка Панкратий стал экономом, Вы какое послушание исполняли?

— А меня уже не было тогда в Лавре.

— А где Вы были?

— В 1988 году меня перевели в Данилов монастырь с отцом Геронтием. А до этого туда и других братий переводили. К этому времени, к празднованию 1000-летия Крещения Руси, Данилов монастырь постепенно заселяли. Там были и свои братья, которые пришли со времени начала восстановления монастыря, с первым наместником отцом Евлогием (Смирновым), впоследствии митрополитом Владимирским и Суздальским, ныне покойным.

Немного там было братии и решили создать еще более крепкий костяк, потому что без старшей братии, людей, пришедших с мира, воспитывать, конечно, сложнее. И вот нас перевели из Лавры в Данилов монастырь, который первый восстановили после гонений.

— Вы закончили семинарию в Лавре и Вас сразу перевели в Данилов монастырь?

— Нет, с семинарией это было вообще никак не связано, потому что семинарию я закончил в 1986 году, а к тому времени я уже был насельником Лавры. В день памяти апостола Андрея Первозванного, учась на 4-м курсе семинарии, я стал Лаврским послушником. А когда уже стал иеродиаконом, поступил в академию. На первом курсе академии меня рукополагали в иеромонахи, на преподобного Никона Радонежского.

Данилов мужской монастырь в Москве А перевод был связан только с тем, что Данилов монастырь восстановили, и нужно было отправить туда часть братии. И вот среди прочих… не помню сколько нас всего было, человек 15-ть наверно, постепенно, перевели туда. В том числе и нас с отцом Геронтием.

— Я читал, что с 1985-го по 1986-й Вы были помощником эконома?

— Да, в Лавре.

— Владыки ещё не было?

— Не было. Владыка, по-моему, был на Кавказе, потому что в это время я его не помню. Он где-то год жил на Кавказе. А когда вернулся, то я уже был в Даниловом монастыре.

— С отцом Геронтием Вы уже в Лавре хорошо познакомились или только в Даниловом монастыре?

— В Лавре, мы вместе учились.

— На одном курсе?

— Точно не помню, то ли параллельные у нас были классы одного курса, то ли даже в одном классе. Мы оба постриженики Лавры. Хоть и не одного пострига, не одновременно, но где-то рядом по дате, потому что мы примерно в одно время перешли из семинарии в Лавру, то есть вступили в число братии.

Нас молодых, новоночальных, постригали в Лавре, перед этим мы вместе проходили монашеский искус, старались пребывать в послушании. Благочинным там тогда был Блаженнейший Онуфрий, нынешний предстоятель Украинской Православной Церкви. А ещё ближе нас с отцом Геронтием свело то, что нас обоих потом перевели в Данилов монастырь. Это был 1988 год, как раз после празднования 1000-летия Крещения Руси, на Казанскую Божию Матерь.

— Расскажите, как это происходило, и как вас потом перевели на Валаам. Вас спрашивали: «Хотите поехать на Валаам»?

— Когда переводили в Данилов, нашего желания никто не спрашивал, хотим мы или нет – перевели, и всё. Ну а мы, конечно, не хотели уходить из Лавры. Что нам Москва? Там кругом всегдашняя великая суета, а в Лавре было спокойно – у преподобного Сергия за пазухой. Данилов монастырь, конечно, тоже был уже восстановлен: там было своё братство, хорошая трапеза, богослужения, хороший клирос и всё было отлично. Но недалеко от Данилова монастыря находится Савёловский вокзал – постоянно слышишь посторонние звуки, а в Лавре я особо ничего такого не слышал.

Отец Фотий, молодой иеромонах Возле Данилова круглосуточно происходят какие-то манёвры. Справа находится монетный двор, там тоже грохот стоял. Слева работала какая-то «гильотина», – аж на кровати подскакиваешь, когда она начинала работать. Ещё там на повороте разгонялся трамвай и ехал на всех парах, потом тормозил, поворачивал, и снова набирал скорость. Это все постоянно слышали. Плюс рядом, на Даниловской площади расположен Даниловский рынок…

Но мы, конечно, не унывали по этому поводу. Идём летом по площади Данилова монастыря, а вокруг всё в граните, и мы ощущали, что это как будто пустыня египетская. Там все в камне, жарко, нигде не спрячешься, кроме кельи.

А как нас Валаам заинтересовал? Честно говоря, он нас никак не интересовал, и мы никуда не собирались. Был у нас такой иеродиакон, отец Иаков, он бывал на Валааме: как отпуск — едет на Валаам.

— Кем был отец Иаков?

— Сначала он тоже был лаврский, потом его перевели в Данилов, а нас вслед за ним. Он в Даниловом чего-то никак не мог успокоиться — начал чего-то искать. Ну, и к этому времени, как раз к 1000-летию Крещения, Валаам отдавали Церкви. Отец Иаков тоже был чадом отца Кирилла. Архимандрит Виктор (Пьянков) окормлялся у отца Кирилла, а отец Иаков одно время был келейником батюшки Кирилла.

— А отец Виктор (Пьянков) кем был на момент 1988-1989 года?

— Он был экономом Ленинградской епархии.

— Потому что Валаамский монастырь сначала был прикреплён к Ленинградской епархии?

— Совершенно верно.

— Значит постройки монастыря уже начали передавать Церкви в 1988 году?

— Да. И Ленинградским и Новгородским митрополитом тогда был владыка Алексий, будущий Святейший Патриарх, который в детстве не раз приезжал на Валаам.

— Мы о поездках на Валаам будущего Патриарха Алексия не один раз писали.

— Да-да. Так получилось, что сошлись обстоятельства и время… То есть владыка Алексий — правящий архиерей Ленинграда, и Валаам тогда, стал находиться под его управлением. И так получилось, что он начал возрождать в своей епархии наш монастырь, Валаамский. Через отца Иакова искали братию, даниловскую, лаврскую — кто поедет, и он стал агитировать.

— Батюшка, простите, что прерываю, а почему отец Виктор не закрепился как наместник? Почему очень быстро его сменил отец Андроник (Трубачев)?

— Отца Виктора на Валааме мы видели всего несколько раз. Он с нами не жил, а занимался в городе на подворье хозяйством и снабжением, потому что Валаам – это остров, и в первое время кому-то нужно было организовать и осуществлять все эти сложные процессы.

До игумена Андроника архимандрит Виктор официально был наместником. В декабре 1989-го мы приехали, а летом в 1990 году отец Виктор передал дела отцу Андронику. Это произошло вскоре после того, как в начале лета того же года, к нам впервые, в открытый монастырь, приезжал владыка Алексий. Он освятил нижний храм, тогда же рукоположили в иеродиаконы отца Виссариона (Эрлиха).

В «морском домике» Владыка попил у нас чаю. У меня был подарок Святейшего Патриарха Пимена — чашка с патриаршими вензелями. Лучшей чашки у нас не было, поэтому мы поставили её митрополиту Алексию. Он уехал, и вскоре его избрали Патриархом, а отца Виктора рукоположили во епископа, то есть уже заместили его, потому что нам был нужен Игумен, который бы жил с нами на Валааме. Отец Виктор был хозяйственник, занимался хозяйственным управлением митрополии при владыке Алексии, вероятно, Святейший Алексий решил взять своего помощника с собой в Москву.

— Когда отец Иаков уговаривал Вас отправиться на Валаам Вы не хотели ехать?

— Нет, конечно. «Вы пойдите к отцу Кириллу, спросите», — говорит мне с отцом Геронтием Иаков. А мы же были убеждены, что отец Кирилл нас не благословит никуда ехать. Мы и в Данилов монастырь не хотели, думали, может, куда-то в другое место поехать. Я вообще думал может быть в Почаев, на Родину уеду. А отец Кирилл сказал: «Нет, не надо никуда ехать. Будьте там», — то есть в Даниловом монастыре.

И вот, чтобы от нас отстал отец Иаков, мы с Геронтием пошли к отцу Кириллу, чтобы убедиться, что он нам, конечно-же, не благословит никуда ехать, у нас и желания-та совсем не было. В общем, мы были уверены, что на Валаам не поедем…

Отец Фотий крайний слева Мы с отцом Геронтием постриженики отца Кирилла – он наш духовный отец, поэтому его слово для нас очень много значит. И вот мы пришли к батюшке и спросили: «Нас тут отец Иаков подбивает на Валаам ехать. Как Вы, батюшка, скажете?» Он сперва сколько-то помолчал, и это нас сразу насторожило, и говорит: «Ну, поезжайте».

— Какая была ваша первая реакция?

— Первая реакция? — мы там обомлели просто, дар речи потеряли. Мы же никуда не собирались, уже смирились и хотели спокойно жить в Даниловом, хоть там и были некоторые смущающие нас вещи, об этом чуть позже скажу. А отец Кирилл говорит: «поезжайте». Мы понимали, что старца ослушаться невозможно, а иначе будут очень серьезные искушения. Поэтому мы с отцом Геронтием не на шутку испугались – маловеры. В Даниловом монастыре, уже как-то прижились, а тут опять куда-то ехать.

Был такой отец Антоний, звонарь Данилова монастыря, он нам говорит: «Спросите у отца Павла». Отец Павел (Груздев) уже очень плохо видел, но продолжал служить. Как-то отец Валентин Асмус написал ему чин Литургии такими аршинными буквами.

И, зная, о его зрении, я написал ему письмо большими буквами – всего пару фраз: «Как Вы, благословите? Нам предлагают ехать на Валаам». Помню, я взял такой серьезный конверт, тщательно запечатал и через отца Антония, который к нему поехал, передал отцу Павлу. А отцу Антонию я не говорил, что спрашиваю у отца Павла. Отец Антоний вернулся, и спрашиваю его: «Что сказал отец Павел?» — потому что я понимал, что отец Павел письменно не ответит – уже не то зрение, чтобы писать.

И Антоний рассказывает: «отец Павел взял конверт, достал письмо, и не читая, сказал: "Двумя руками благословляю"». Я за голову схватился — теперь точно придется на Валаам ехать, еще и отец Павел нас туда посылает.

— Воля Божия.

— А еще был владыка Нифонт, которого я упоминал, он очень мне помог первое время. Когда я поступал в семинарию, он был моим духовным наставником. Владыка как-то приехал в Лавру, а я был уже в Даниловом монастыре, как раз в то время, когда уже было дано два благословения ехать на Валаам — от отца Кирилла и отца Павла. А владыка Нифонт хотел, чтобы я вернулся к нему. Он был архиереем сначала в Хмельницке, потом у нас на Волыни. Ему нужны были кадры. И он раз пять просил Святейшего, чтобы меня отпустили, но тогда я уже жил здесь, в Приозерске. А до того, – не помню, владыка Нифонт просил за меня или нет.

Но суть такова: он приехал, и я ему говорю, что есть нам такое предложение — ехать на Валаам. Но я не сказал ему, что отец Кирилл и отец Павел нам это благословили. Мы гуляли в Даниловом монастыре, разговаривали в том числе и о Валааме, он остановился, подумал и говорит: «Вы хотите на севере подвизаться? Ну, ладно, поезжайте». Так что теперь уже точно некуда было деваться (смеется).

архимандрит Павел (Груздев) Потом владыка Алексий как-то через академию, через ректора нас уже забирал, потому что мы же еще учились в академии и были насельниками Данилова монастыря. А из Данилова нас не хотел отпускать наместник архимандрит N.

Он де-факто узнал, что нас уже переводят на Валаам. А он всего год назад просил нас из Лавры, ему нужен был человек, который смог бы заняться одним важным хозяйственным послушанием. В Лавре я нёс послушание смотрителя митрополичьих-патриарших покоев. Мы принимали Святейшего Патриарха Пимена, когда он к нам приезжал… в общем, я был с этим хорошо знаком.

И вот в Даниловом монастыре, была построена патриаршая резиденция, и как только меня перевели в Данилов, то тут же поставили послушаться туда – смотрителем в резиденцию. У отца Геронтия тоже было послушание. А тут — два брата неожиданно уезжают.

Отец наместник, конечно, очень негодовал, благословил не ехать. Мы-то и не предполагали, что там наверху, оказывается еще до конца не договорились. Он так очень сурово с нами обошелся. Всё Всенощное бдение его упрашивал благочинный отец Ипполит, который потом был епископом на Украине. В конце концов отец наместник смягчился: «Ну, ладно, поезжайте, только не утоните там».

— А как нашлись остальные четыре человека?

— Двое были из Санкт-Петербургской академии. Это отец Варсонофий, иеромонах при академии, и послушник Вадим, будущий Виссарион, который сейчас на Коневце.

Они к нам присоединились, или может быть это мы к ним присоединились... Когда я рассказываю, то получается, что это они к нам присоединились, а когда отец Варахиил, – то это мы к ним (смеется). Это я недавно в газете прочитал об этом, и думаю: так значит, наверное, это всё-таки мы к ним присоединились, потому что отсюда из Петербурга-же формировали первый десант.

И еще было два человека из Приозерска — иеромонах Серафим и покойный послушник Леонид. Когда мы уже ехали на Валаам, то заехали сюда, в Приозерск, и взяли ещё двоих братьев.

— Мы много раз читали или слушали рассказ нашего Владыки, как он вместе с отцом Мефодием в первый раз попал на Валаам. А когда Вы в первый раз попали на остров, какие у вас были впечатления?

— День тот был незабываемый. Это была зима, и когда из Питера выехали… а в Питере зима всегда какая-то слякотная, сырая – «зима не зима», то здесь, когда ехали уже в сторону Приозерска, – то было как в сказке. То есть была такая хорошая, красивая, снежная зима, – небольшие, но были морозы. Ехали и удивлялись, все деревья, сосны, ели… – как они покрыты красивым зимним убранством.

В Приозерске поехали на причал. Я не запомнил, какая это была бухта. Отец Варахиил думает, что с Владимирской бухты мы отплывали, но я что-то этих пейзажей не припоминаю, когда сейчас там бываю. Поэтому думаю, что здесь, в Кузнечном, с грузового причала откуда возят щебёнку мы и отплывали. Пейзаж запомнился отсюда.

И вот мы видим, как к нам приближается рыболовецкий кораблик, ломая перед собой лёд. До этого там пытались прорваться финны, но на Ладоге было неспокойно, и они не смогли пройти. Отец Виктор, помолившись в академии Царскосельскому образу Божией Матери «Знамение», нам сказал: «Всё, проедете».

По-моему, через день мы собрались и поехали. В шхерах был очень толстый лёд, и мы перенесли по нему свои вещи, до того места куда смог пройти корабль. Пока он пробивался через лёд, чтобы подойти как можно ближе к причалу, у него на кухне перебилась вся посуда. На рыболовецком судёнышке была небольшая уютная кухонька, в ней было тепло и мы пили там чай. Плита там была чуть ли не дровяная.

Когда мы погрузились и отправились, уже был солнечный день, и Ладога была спокойная, то есть не было плавающих льдин, она была открытая и тихая. Мы быстро проплыли без всяких испытаний. Вокруг красота и тишина.

Когда причалили в Никоновскую бухту и выгрузили вещи, сразу же стемнело. Обратно кораблик шёл в темноте и без проблем вернулся.

Помню на пристани болталась одна неразбитая лампочка. На Воскресенском скиту кто-то жил, скорее всего экскурсоводы. По-моему, там была какая-то туристическая организация. На Валааме в то время была воинская часть и вещи нам помогли перевезти солдатики — помогли нам все загрузить и выгрузить. А поселили нас в так называемый «морской домик» рядом с Зимней гостиницей.

Я потом рассказал отцу Павлу (Груздеву) в каком домике мы живём. Сам отец Павел был старенький, на Валаам и никуда вообще особо ездил, только мы к нему приезжали. Приезжающих летом, поселяли туда. А стоял декабрь месяц, и помещения в этом доме, конечно, никто не протапливал, поэтому там всё промёрзло. Были печи, но сухих дров не было. То ли так случилось, то ли умышленно, но из дров почему-то была привезена только осина, причём сырая. И нормальных дров, чтобы согреться, было не найти.

Хорошо, что было электричество, и были обогреватели. Мы брали с собой какие-то шубы, так что с Божией помощью не замёрзли.

Потом, когда монастырю отдали часть Центральной усадьбы, мы оттуда переселились, и вместо нас туда поселили наших моряков, поэтому этот домик стал называться «морским», а сейчас он зовется «Администрация».

— А когда Вы впервые зашли в собор?

— Мы пошли в тот же день, как приехали, потому что знали, что последняя братия, перед уходом с Валаама ударили 12 раз в колокол. И мы с о. Геронтием тоже решили: «Давай заберемся на колокольню, посмотрим, есть ли что там, во что звонить».

Поднялись, и там, к нашему счастью, был огромный такой колокол с язычком. Правда, колокол не родной, он был привезён музейщиками откуда-то с Всехсвятского скита. И мы 12 раз ударили в знак начала возрождения Валаамской обители, начала монашеской жизни, новой жизни.

— Когда зашли в нижний храм, какие у вас были первые впечатления?

— Очень радостные, потому что думали, что окон и дверей не будет, но увидели, что они все-таки есть, да ещё и печи, ещё и дрова там были, такие неплохие. Еще и истопник там был. Отец Виктор (прим. ред. – наместник) с кем-то договорился, там какой-то парень первое время топил. Так что мы очень обрадовались.

Из Питера мы взяли с собой престол, жертвенник — в храме Владимирской иконы Божией Матери изготовили, и сосуды с собой взяли.

— А отец Виктор, получается, раньше вас приехал на Валаам?

— Тогда он не приезжал. Что-то надо было — отец Виктор собирал и отправлял. Первое время мы без иконостаса служили.

— То есть храм был относительно чистый, когда вы пришли?

— Да. Ничего тогда уже не было, ни склада, ни картошки… Ведь отец Павел же рассказывал, что в соборе было картофельное хранилище, когда он ездил на Валаам еще в 80-х годах.

— А разве не мясобойня там была? Я в чьих-то воспоминаниях об этом читал…

— Нет, он не говорил про это. — Отец Павел говорил, что, когда он приезжал, в храме было картофелехранилище. Рассказывал: «Приехал я на Валаам, там мужики валаамские. Я говорю им: петь будем, служить будем, они мне морду набили. А в следующий раз я был поумнее. Взял водки, приехал и говорю: «Мужики, как попасть сюда, в храм?» Дал им бутылку водки. Они: «Как тебя зовут?» — «Отец Павел». — «А, отец Павел, пойдём», — и они открыли».

Летом в те годы на Валаам регулярно ходил двухпалубник, то есть ходили туристические корабли. Отец Павел брал билет и ехал на Валаам. Ходил там по скитам, молился. Несколько раз я приезжал к нему из Лавры, когда он жил в Верхне-Никульском. И, когда приеду, он каждый раз мне всё про Валаам рассказывал. Мы приезжали с отцом Геронтием, с будущим владыкой Нафанаилом, и он тоже много про Валаам говорил. Я потом уже сообразил, к чему это он…

— Потому что хотел, чтобы вы стали насельниками Валаама, возродили монастырь?

— Не знаю, чего он хотел, но он, видимо знал, что дальше будет, что я буду на Валааме. Потому что он всё детально рассказывал про монастырь, как там, что, где часовня есть, где нет...

— Он очень любил Валаам?

— Да, очень любил. Я даже удивлялся, с какой он теплотой все рассказывал, и очень сокрушался… В один из годов приезжал — Владимирская часовня ещё стояла у Владимирского моста. Говорит: «В другой раз приехал — уже сожгли. Вот привёз угольки в баночке». То есть даже так. Он настолько скорбел, что её сожгли, что привёз с собой угольки, как благословение.

— А регулярно служить на Валааме вы когда начали?

— Сразу стали служить.

— Каждый день служили?

— Да, суточный круг. Вот приехали и вечером сразу стали служить. А Литургию мы служили — среда, пятница, суббота, воскресенье.

— Местные жители ходили на Литургию, причащались?

— Приходила молодая пара, потом экскурсоводы Таисия и Иоанна постоянно причащались. На Рождество местные жители пришли, человек 70. Мы даже удивились. Они, наверное, не понимали, что происходит, не понимали, для чего мы сюда приехали. Поначалу каких-то конфликтов не было. У них вероятно был интерес, что там монахи делают, как возрождают монастырь...

Я так понимаю, что к нашему приезду всё вычистили, потому что храм был убран. А отец Павел в 80-ых застал там овощехранилище, а другие люди, туристы, которые приезжали на Валаам, говорят, что было очень сильно загажено, в прямом смысле.

— Нам часто рассказывали про конфликты с местными жителями. На начальном этапе их не было?

— Нет, в первую зиму ничего такого не было. Правда, когда мы звонили благовестом на Рождественскую ночную службу, отец Варсонофий говорил, что кто-то нервничал, кричал, что «они нам спать не дают, буду стрелять!». Но его как-то успокоили.

Когда уже отец Андроник приехал, встал вопрос — куда его поселять? Мы к ним обратились, ему дали комнату в Зимней гостинице. Ну, мы думали, будет отдельно жить, как Игумен, а потом он пришел к нам и говорит: «А нет у вас комнаты, чтобы с вами жить?» Мы спрашиваем: «А Вам там не нравится?» — Там комнату-то дали, но туалет всегда заперт: ни сходить, ни помыться…

По центру игумен Андроник (Трубачев), крайний справа отец Фотий Тогда мы пошли спрашивать в больничку, зная, что там были покои игумена Дамаскина. Пришли к старшей сестре. «У нас Игумен приехал, негде жить. Нет ли у вас свободного жилья?» Она говорит: «Есть, только оно холодное. Там никем не занято». — «А покажите». Она открыла нам, это оказались Игуменские покои, где сейчас живет владыка Панкратий.

— Это угловой подъезд во Внутреннем каре?

— Да. Там ничего медицинского не было. Там уже был свой туалет, конечно выгребной, но чистый, и чистые помещения. Ну и мы спрашиваем: «Разрешаете нам здесь жить?» — Да, пожалуйста, живите. Мы даже скрыли свою радость — боялись показать её, потому что это же Игуменские покои и как раз для нашего Игумена отца Андроника. Там он и поселился. Тогда речь не шла о передаче корпуса, не было такого, что — наши, ваши. Есть свободное помещение — заняли, протопили, живем. И это было для нас, конечно, большое счастье.

Потом трапезная. Заходим, смотрим помещение, где нынешняя братская трапезная, — а оно тоже не занято, никого нет. Какой-то тут паркет лежит, по-моему, собственность музея. Обращаемся к музейным работникам, по-моему к Рудиной, жене директора музея В.В. Рудина.

И тоже мы говорим так: «Нам негде собраться. Трапезной у нас нет, а старая монастырская трапезная пустует. Что у вас там?» Она говорит: «Ничего там нет. Ну, берите, занимайте». И тоже ничего не говорили такого — наше, ваше. Мы, конечно, тогда тоже очень обрадовались — это же полноценная монастырская трапезная, с поварней.

А потом, мы стали их немножко теснить. Там вот это помещение угловое, в келарской, где сейчас склад продовольственный с подвалом, в подвале у них ничего не было, а сверху лежали какие-то музейные вещи. реликвии, какие-то куски металла, какой-то антиквариат. Мы попросили: «Нам склад нужен, а у вас там почти ничего нет. Вы можете куда-нибудь перенести это?» И они нам говорят: «на следующей неделе», потом снова на следующей… И мы поняли, что они тянут время, не хотят отдавать.

Потом были конфликты с председателем местного поселкового совета, тоже из-за помещений, потому что они сдавали эти помещения… Мы говорим: «Вот там пустуют квартирки, во Внутреннем каре, они нам нужны».

Уже стали братия подъезжать, отец Борис (Шпак), покойный отец Феофан (Краснов), их тоже надо было куда-то поселять, плюс паломники появились. А местная поселковая власть сдавала комнаты питерским. Питерские приедут, лично им деньги заплатят, и все лето живут, рыбачат, ещё что-то делают. И, конечно, местная власть не хотела отдавать свои доходы.

— А еще нам рассказывали, что пьяные жители драться лезли. Такое было?

— Что-то было, но каких-то таких случаев, чтобы кого-то из братии побили, чего-то я такого не помню. Потом, когда я уже уехал с Валаама, какие-то случаи, говорят, были.

— А еду вы где брали?

— Когда ехали из Данилова монастыря, взяли с собой.

— Так много взяли?

Игумен Андроник слева от креста, отец Фотий рядом с ним — Сколько смогли. Келарем там был покойный отец Даниил, духовник, мы у него тоже исповедовались. С благословения наместника, он дал нам много овощей, продуктов.

Не помню, чтобы нам дали продуктов в Питере. У них там у самих, по-моему, не особо было… Фактически продукты у нас были только те, которые мы взяли с собой из Данилова монастыря. Может, остальные думали, что на острове нам всё купят? Хорошо, что мы взяли картошку, свёклу, морковку.

А хлеб был на Валааме, пекарня работала. Хлеб покупали. Какие-то деньги нам дали, тоже отец Даниил. Наверное, были деньги и у отца Варсонофия. Сахар, чай – тоже покупали.

Но где-то к Великому посту овощи закончились, и пост без овощей — трудновато было. На Валааме ничего не было, один только лук у них был. Потом уже познакомились с местными, купили картошки, помню, на Пасху.

— А что в пост ели?

— Кашу варили. Каждый день гороховый суп. Надолго горохового супа наелись (смеется)

Помню еще на первую Пасху приходит телеграмма от отца Иакова: «Тебя вызывает отец Кирилл». Я сказал об этом отцу Варсонофию и поехал. А уже недолго было до Пасхи, потому что я возвращался уже с куличами, купил куличи. На Валааме нам самим их было не испечь и другие бы не стали их нам печь.

С этими куличами такая история. Тогда же с Валаама летал вертолёт в Хелюли (Прим. – Хелюля — посёлок городского типа в Сортавальском муниципальном районе Республики Карелия), а заключительным рейсом в этот день он летел в Петрозаводск. Я ждал пока он всех перевезет, и полетит в Петрозаводск, а оттуда мне на поезд — и в Москву.

И вот когда я сел в поезд, то стал понимать, что у меня стало другое восприятия внешнего мира. Полгода мы прожили на Валааме, без московской суеты, без столпотворений людей и мы были этому очень рады. А в поезде, я понял, что рад людям, которые мне встречаются. Даже удивился, думаю, надо же! Москва стала какая-то другая, все люди для меня стали другими.

Когда возвращался, в Петрозаводске нужно было проходить таможню. Там всё так проверяют, будто бы ты садишься в какой-то лайнер и летишь за рубеж. А я с этими коробками — с яйцами, с куличами, и ещё что-то вёз. Прошёл всю таможню, всё занёс – несколько раз таскал коробки туда-сюда, потому что один всё вёз. Погрузили моё добро в вертолёт, только садимся – отбой, непогода говорят. Опять в зал ожидания. Перенёс коробки обратно. «Сколько ждём?» — «Ждём 2 часа». Через 2 часа объявляют посадку. Опять по полной прохожу всю таможню… Загрузил, сел в вертолёт. Только поднялись — и в нас заряд снега, буря какая-та началась, вертолёт чуть-ли не к земле прижимает. «Отбой, – выгружайтесь!» Вынес коробки обратно. «Сколько ждём?» — «Не знаем». Где-то час подождали, ещё раз все загрузил, — ну и все-таки полетели на Валаам. Памятная была такая история…

Слава Богу — привёз куличи на первую Пасху, яиц накрасили. Потом купили молока, творожку, сделали творожную пасху. Так что первую Пасху на Валааме встречали по-настоящему.

---

[1] цпупыпыыппыпыпы

[2] 12к1е3пцу

Михаил ТАКОЙТО., 2051

---