Дневник валаамской трудницы. Часть 1

День первый. Дорога на Валаам.

Еду на электричке. Колёса мерно стучат в такт с сердцем: «Валаам, Валаам, Валаам».

Это эхо звучит во мне с момента, когда пришёл ответ из Службы благочиния: «Приезжайте, ждём».

Как любопытный зверёк, толкается во мне сердечный шум, перемешивается с мыслями, сплетается в клубок неизвестности, волнения и ожидания, а потом облегченно расплетается вздохом «Слава Богу за всё».

И колёса электрички послушно повторяют, растягивая слова в напев: Слава Богу, Сла-ва…

Корабль. Через борт захлестывают брызги, порой как будто на палубу кто-то невидимый лихо выливает ведро воды. Называется корабль символично - «Святитель Николай».

Волны есть, но не слишком большие, во всяком случае, не страшно. Думается о дороге жизни, которая проходила здесь... Зеленоватая, глубокая и холодная вода, неласковый ветер. Как это было тогда? Читая о грузовиках, идущих через замерзшую Ладогу, не представляла, насколько она огромная. Фактически мы идём по морю - конца-края реке не видно. Каково было водителям машин, которые ехали по ней зимой? Грузовики были, как чёрные мишени на белой и замёрзшей простыне воды. Где ждёт полынья, неизвестно.

История открывается мне сегодня явно. Я прочувствовала этот путь таким, каким он был 70 лет назад.

С каждым качком корабля слышен глухой удар колокола. Это добавляет путешествию особый тон.

Плыть не меньше 4 часов. Я надела сразу всё: майку, свитер, жилет, две куртки, колготки и джинсы. Дополняет образ длинная юбка, дождевик и перчатки. Выгляжу не очень презентабельно, наверное, но мне тепло, а это важнее.

«Горе имеим сердца» - этот возглас из Литургии означает «Ввысь устремим сердца». И действительно, корабль бьётся о волны, ухает со всей силы вниз, а сердце летит вверх.

Валаам, Валаам, Валаам…

На корабле спустя 2,5 часа лица трети пассажиров приобретают зеленоватый оттенок. Часть лежит прямо на холодной палубе, часть перевешивается через борт. Другие ëжатся – замёрзли. Можно спуститься в трюм. Я пробовала. Там хуже. Тепло, но вестибулярный аппарат начинает шалить. Нет-нет, нам такого не надо. Убегаю в нос корабля, смотрю вперёд, всё, в том числе и внутреннее состояние, выравнивается.

Остров точно не для слабаков.

Ближе к острову ветер стихает, волны усмиряются. Корабль сопровождают чайки. Капитан грозно предупреждает по рупору, что кормить их нельзя. Сбавляем ход. На острове уже видны часовня, храмы. Сердце радостно и уже спокойно отстукивает свой ритм. Я приехала к тебе, Валаам. Я здесь.

Качу чемодан по брусчатке, поднимаюсь вверх по лестнице. Любопытство во мне разгорается: каким и где будет мое послушание? Ферма? Сад? Уборка? Что это будет?

Отец Симеон встречает меня чуть усталым и внимательным взглядом. Карточки уже ждут меня, они заполнены. Название послушания…

Я читаю название своего послушания и на несколько миллисекунд впадаю в ступор. Держу лицо, не показывая вида, что растеряна, только, может, чуть дольше ищу в рюкзаке паспорт. Собираюсь за это время с мыслями и уже спокойно слушаю правила поведения в монастырской гостинице для трудников.

Отец Симеон провожает меня в гостиницу, а дальше одна из трудниц - до трапезной. До конца ужина осталось 10 минут, можем не успеть. Но мы успеваем, конечно. Алёна, так зовут трудницу, забегает вперед, а я задерживаюсь, пока мою руки. Захожу. Поварихи цокают «эх, девочки, ничего не осталось уже!» Я киваю согласно – нет так нет. А они передают мне в руки тарелку с фасолью и большим куском рыбы, салат. Иду к столу. Там девушки едят пустые макароны и пустую же фасоль. Одна спрашивает: «А где это вы рыбу урвали?» «Мне дали» - чуть растерянно отвечаю – «давайте с вами поделюсь, мне много!» «Не надо» - это уже отвечает вторая «Раз вам дали, значит, вы заслужили». Желают мне приятного аппетита, уходят. Я ем рыбу, понимая, что хозяева острова благосклонны ко мне. Снова чувствую острый прилив благодарности. Слава Богу за всё.

На выходе встречаю знакомых уже мне по кораблю волонтёров. «Ну что», - весело кричат мне они, - «где послушаешься?» .

Молча вытаскиваю бумажку из кармана, даю прочитать. Их лица вытягиваются.

Я довольна произведённым эффектом. Там одно слово. Не теплица, не сад, не коровник.

Кладбище.

День 2

Утренние службы начинаются с 5 утра. Спешу в храм. Передо мной выплывают стройные фигуры монахов. Один, второй, третий. Ещё не рассвело и в сумраке они кажутся лёгкими тенями. Что-то торжественно красивое есть в них. Мантии струятся по ветру.

В полутемном, освещённом только огоньками лампад храме, строгих монашеских силуэтов практически не видно. Выделяются женщины светлыми и яркими пятнами. Но потом монахи вереницей идут прикладываться к святыням и становится понятно, что их здесь много.

Служба идёт почти до 10 часов. Моя решимость стоять до конца слабеет к концу третьего часа. Ухожу домой. Время 8 утра. Мдаа, не готова я к монашеским подвигам – стоять 5 часов на службе. Часть монахов ушла после первого часа, после полунощницы. Думаю, они уже приступили к своим послушаниям. Моё же начнётся сегодня попозже. Пью чай, пишу этот текст, думаю…

Нет, что тут думать – обратно, на литургию! Успела и к кресту, и к раздаче просфор. Нет, наберусь всё же стойкости и обязательно выстою всю службу в следующий раз.

***

Сегодня первый день послушания. Кладбище небольшое, на нём давным-давно никого не хоронят. Старинные могилы монахов, мирян-благотворителей монастыря. Моё дело – убирать листья. Кленовые, дубовые - необычные, не такие, как у нас. Грести их, честно говоря, одно удовольствие. Спустя пару часов замечаю, что подустала. Сказывается непривычка к размеренному физическому труду. Но никто не торопит и не гонит, здесь всё идёт своим чередом. Никакого дедлайна. Всё просто и разумно.

И вот мой рабочий день закончен. Пойду осматривать окрестности. Немного вяло текут мысли – перемена часовых поясов всё же даёт себя знать. Но ничего, к этому быстро привыкну. Кофе и вперёд.

***

Сижу на причале. Тишина и спокойствие. Только звуки природы: дятел упорно долбит ствол, вдалеке кричат чайки, ворона пытается их перебить, но быстро сдаётся. Шум деревьев. Всё это я впускаю в своё сердце. Смотрю на воду, на храм, хочу сохранить это всё в себе. И сохраняю – в словах.

День 3

Проснулась в 4-30. Из-за разницы в часовых поясах это легко. Дома уже полдесятого. К вечеру, правда, голова словно варёная.

Служба прошла, по ощущениям, быстрее, чем вчера. Сегодня настроилась и было легче.

Хор здесь очень необычный. Мужской голос, сопровождаемый равномерным брутальным «гудением». Сами напевы тоже отличаются от привычных. Когда я слушала валаамские песнопения в записи, мне как-то не очень понравилось. А тут, под глухим сводом старинного монастыря, в полумраке, рассеиваемом только огнями лампад и восковых свечей, эти звуки воспринимаются совершенно иначе. Завораживает.

Монахов называю про себя «воины света». Они все в чёрном, я не смотрю им в лица – опускаю глаза, но от каждого веет силой. И это не физическая агрессия, это совсем другое. Воины света. Женщины в мужском монастыре лишние, ощущение, что хозяева терпеливо сносят наше присутствие, но не более того. И бойкие в других местах девчонки смиренно стоят в далёких углах, стараясь не выделяться.

Сегодня дождливо и ветрено, поэтому кладбищенское послушание мне сменили на архив. Сканировала старые фотографии, открыла для себя художника Геннадия Доброва. Говорящая фамилия. В советское время он писал калек, обиженных судьбой людей, которые жили на Валааме в Доме инвалидов. Страшные реалии послевоенного времени. Тут же фото самого портретиста с его моделями. Добров, в полном соответствии с фамилией, излучает добро, искалеченные люди с теплым любопытством и любовью заглядывают ему в глаза.

Очень реалистичные картины. В альбоме каждая имеет краткую подпись: что за человек на ней изображён, что с ним произошло.

Неизвестный солдат. Обрубок. Ни рук, ни ног. Не говорит, только видит. Ещё один – пуля прошла навылет в голову. Глаза – как у страдающего Христа.

Мужчина, тоже без рук и ног – потерял на войне. У него спокойный улыбчивый взгляд. Жена Лида в войну осталась без ног. Стали друг другу руками и ногами. Родили двоих сыновей.

Целая серия картин – всего сорок. Я смотрела, читала описание и думала о силе человеческого духа. О душе молодого парня, закованной в ставшее бесполезным тело. О том, какую скорбь пропускал через себя Добров – творческий человек, он не мог остаться безучастным. Страшные картины обезображенной реальности. Ещё более страшные сейчас, когда идут братоубийственные сражения.

После фотографий обрабатывала личное дело репрессированного в 1937 году архиерея. Короткое расследование – хотя какое там расследование? Один протокол, составленный из высокопарных фраз молоденького сержанта, состряпавшего дело. И короткий приговор заседания «тройки» - расстрел и конфискация имущества. Эх, сержант-сержант, наверняка нет тебя уже в нашем мире. Как ты жил потом? О чем думал? Вспоминал ли своих невинных жертв? Где сейчас твоя душа, сержант?..

День 4

С утра причастие. На службе смотрела на толщу сводов и стен. Так надёжно и крепко построен монастырь: большие каменные плиты на полу, деревянный иконостас из цельных брёвен, изразцы, выложенные из плиток чёрного камня. Внушительно.

Снова любовалась быстрым шагом монахов. Друг за другом в конце полунощницы они совершают земные поклоны, прикладываются к мощам и иконам. Как птицы совершают полёт, так и они быстро облетают свой священный круг. Воины света совершили ритуал. Все на месте. Всё хорошо.

***

На послушании надо было срезать хосту на могилках. Это растение с пышными листьями, которое уже начало терять свою красоту из-за заморозков. Чтобы убирать траву, приходилось наступать на землю между могилок. Помню, что могилы здесь достаточно условные, похоронено много братии.

Поэтому, наступая, просила прощения и просила упокоения каждого. Лёгкое с виду задание сильно вымотало. Однообразные движения: нагнуться, вырвать, срезать – в мешок, нагнуться, вырвать, срезать – в мешок – и так бесконечное количество раз. Набралось шесть или семь больших мешков. И сделана только половина работы. Но и результат заметен сразу, что радует.

После работы взяла местный велосипед и покатила по просторам. Хотя «покатила» - это очень громко сказано. Сначала велосипед вёз меня, потом я его. И кажется, я его везла чуть больше.

***

Вечером на игуменском кладбище в часовне служили панихиду. Это очень значимо, потому что сегодня память моему свекру - нашему гаге Грише. Почему гаге? Маруся, когда была маленькой, не выговаривала «деда», а называла «гага» . Так и прижилось. Вчера, позавчера в монастыре не было панихиды. И то, что она была именно сегодня – как особенный знак для меня.

День был прекрасный, вечер тоже и поэтому дождь после службы был неожиданным. «Как будто с неба Они подают нам знак»- сказала одна из девочек. Остальные молча согласились. «Как хорошо здесь!»- воскликнула вторая, - «с людьми, которые тебя понимают. А в миру скажи про знаки с неба – прямая дорога в сумасшедший дом».

Мы шли по дороге через лес, моросящий дождь кропил тёплой водой. Я думала о том, какие мы все разные. И о том, что Господь любит нас. Каждого. И всем хватает знаков от него, внимания и утешения.

День 5

Сегодня побывала с экскурсией во Владимирском скиту. Я подъезжала сюда вчера, на велосипеде, но охрана сказала «ни-ни, закрытая территория». Ну что, стучите, да отворят вам. Ищите, да обрящете.

Скит очень необычный, назвала его про себя «православный Диснейленд». Всё потому, что выглядит он необычно, сказочно. Башни и башенки, узкие оконца, белые строгие стены и чёрные купола с золотыми линиями. Немного напомнило муромские храмы, но они суровые, а этот – лёгкий, высокий, я бы даже сказала, по-юному прекрасный. Внутри совершенно неожиданно он щедро расписан от пола до потолка. Три зала, каждый не похож на предыдущий. Словно художникам дали полную волю – творите!

Отчасти так и есть: в скиту живут иконописцы. Несмотря на обилие иконной росписи на стенах, выглядит органично, хоть и непривычно ярко.

На территории – резиденция Святейшего Патриарха Алексия ll, очень почитаемого на Валааме. В музее узнала, что он впервые побывал на острове в 9-летнем возрасте, очень полюбил валаамских старцев и вёл переписку с ними. Вот уж точно, с детства предначертано ему было стать необычной фигурой в русском православии.

Именно благодаря Патриарху Алексию II было восстановлено монастырское хозяйство в советское время, точнее – возведено из руин.

***

На вечерней службе было много исповедников. Подолгу стоят у аналоя люди, многие плачут.

Сама себе удивляюсь – как мне могли не нравиться валаамские распевы? Они удивительные, глубокие, вдумчивые. Наверное, стоит побывать на службе и услышать вживую, чтобы навсегда влюбиться в них. Мне понравилось, как про валаамское пение сказала трудница Светлана, в миру регент московского храма. Объясняя основы богослужебного круга, гласы: 1-й, 6-й, 8-й, правила их исполнения, в конце добавила: «Но когда приезжаешь на Валаам, обо всём этом можно позабыть, потому что здесь песнопения абсолютно уникальные, не похожие ни на что другое».

Уникальный Валаам. Спасибо, что я здесь.

Продолжение следует