Игумен Харитон о монастырях и просвещении

Монастыри и просвещение

Какое место ты избрала,

Какой воздвигла ты алтарь,

И как прилежно воспевала

В нем Бога истинного, тварь!

(Из стихотворений о Валааме)

Мы предлагаем вниманию наших читателей краткий очерк духовного просвещения, распространяемого монастырями. Просвещение это особенное, не похожее на все другие виды просвещения, свойственное одним лишь монастырям. Мы разъясним этот вопрос не на основании своего ума, а на основании суждений просвещенных наукой и опытом людей, суждений, крупицы коих попали не только в нашу тетрадь, но и на скрижали нашего сердца.

Существует три рода просвещения.

Первый вид состоит в том, что человек учится читать и писать, приобретает сведения из математики, истории, географии, физики, химии и прочих наук. Словом, обогащает свой ум познаниями и умственно развивается. Это то просвещение, которое некогда, действительно, ютилось при монастырях, потом сосредоточилось в школах и которое Православная Церковь именует «внешним» просвещением. Потому «внешним», что оно, давая человеку знание и развивая его умственные способности, нисколько не изменяет внутреннее состояние его души, воли и чувств. Можно обладать этим просвещением в самых широких размерах и пользоваться им не на добро, а на зло, на удовлетворение своих грубо-эгоистических стремлений. Это нож обоюдоострый, которым можно резать хлеб и убивать человека, в зависимости от того, в чьих руках он находится.

Мир ценит это просвещение и ставит его очень высоко: от его всеобщего распространения зависит, по мнению многих, всеобщее счастье. Оно составляет единственный предмет усвоения во всех наших начальных, средних и высших светских учебных заведениях. Но Церковь так высоко его не ставит: в ряду видов просвещения она отводит ему низшее место, именно потому, что оно дает человеку знания, но не изменяет к добру его душу.

Порицатели монастырей, часто зная только этот один вид просвещения и замечая, что монастыри не распространяют в народе сведений по естественным наукам и политической экономии, начинают говорить, что монастыри перестали быть центрами просвещения.

Впрочем, уже начинают понемногу осознавать, что в одном обогащении ума познаниями еще не заключается истинное просвещение, ибо ясно, что самые обширные познания не предохраняют людей от совершения преступлений, от отчаяния, самоубийств и душевных расстройств. И вот заговорили о том, что наши учебные заведения должны не только давать знания своим воспитанникам, но и воспитывать их волю и чувства.

Английский писатель Герберт Спенсер писал следующее:

«Общество до крайности испорченное может состоять из людей, которые по остроте ума равняются Мефистофелю; и наоборот, хотя члены данного общества тупы и не развиты, само общество может быть полно счастья, если его члены добросовестно выполняют потребности своих ближних и высказывают им деятельное сочувствие. Вполне уяснив значение этой истины, люди стали бы ценить гораздо выше деликатную и ненавязчивую доброту и превозносить гораздо менее тех, заслуги которых состоят только в умственных дарованиях. Повсюду слышен крик: "Образование! Образование! Образование!" Но усовершенствование слуги, то есть ума, только дает возможность господам, то есть страстям, легче достигать своих целей».

Время, которое мы теперь переживаем, есть время болезненное для большинства нашей интеллигенции. Развитие доминирующего класса образованных людей сложилось ненормально: переразвит рассудок и недоразвиты возвышенные чувства сердца. Что же делать, чтобы облегчить эту уродливо сложившуюся для нас тяжесть жизни? Что делать, чтобы излечить все эти временные болезни души человеческой?

На эти неотступные вопросы дает ответ философия великих христианских подвижников. Вникнув в эту философию, мы видим наше главное зло. Зло это в том, что мы, устремив все силы на развитие нашего мозга, забыли про наше сердце, подавили наши светлые, добрые способности, подавили невинность наших чувств, что мы холодным умом разрушаем любовь. Неудовлетворенность сердца и дает себя чувствовать исстрадавшимся людям. И выход из этого положения один: надо начать работать над собой, давая пищу и сердцу.

Сердце как орган религиозного восприятия должно быть отлично от души, ума, духа, от сознания вообще. Оно глубже и, так сказать, центральнее, чем психологический центр сознания. Сердце — центр не только сознания, но и бессознательного, не только души, но и духа, не только духа, но и тела, не только ума постигаемого, но и непостижимого. Одним словом, оно есть абсолютный центр. Чрезвычайно характерная особенность восточного христианства состоит в том, что для него ум — интеллект, разум — никогда не есть последняя основа, фундамент жизни, а умственное размышление о Боге не означает подлинное религиозное восприятие. Восточные Отцы Церкви и русские старцы дают такое указание для подлинного религиозного опыта: «Нужно умом в сердце стоять». Один старец говорил про современного человека: «Вот у него ум, вот — сердце, а между ними каменная стена!» Эта стена и делает невозможной истинную религиозную жизнь. Ученый европеец знает многое, часто знает и Библию, знаком и с мистикой, и с теологией, и с оккультизмом, но все это только знание, лишь любопытство. Отдельно существует совокупность знаний и совершенно отдельно, отгороженное от него стеною, живет сердце, потерявшее свое великое значение, свою центральность, свое право быть фундаментом всего. Ум не находится в сердце: он стоит отдельно, он не согревается теплотою сердца. Вся наша цивилизация, ведущая происхождение от Ренессанса, вся эта безрелигиозная цивилизация хочет лишить сердце его центрального положения и дать это центральное положение уму, науке, познанию. В этом смысле пророческим для всего новейшего интеллектуализма остается изречение Леонардо да Винчи: «Великая любовь есть дочь великого познания». Мы, христиане Востока, можем сказать как раз обратное: «Великое познание есть дитя великой любви».

Перейдем теперь ко второму роду просвещения.

Это просвещение состоит в усвоении истин религии и нравственности, то есть тех именно истин, которые дают ответы на самые важные для каждого человека вопросы о цели и смысле его существования.

Казалось бы чего еще лучше? Человек изучает Священное Писание, творения Отцов Церкви, церковную историю, богословие, различные системы философии и нравственности. Но, к сожалению, изучая все эти предметы, столь отличные от вышеупомянутых по своему содержанию, человек нередко усваивает их тем же самым способом: внешним, механическим — одной памятью, а потому душа его при этом остается не затронутой. Изменен предмет изучения, но отношение к нему не изменилось. Знания человека в этом случае являются внешними, не проникают в глубину души его, не влияют на его жизнь.

Обратимся теперь к третьему виду просвещения.

Это просвещение, по справедливости, можно назвать внутренним или духовным. Оно не гонится за количеством сведений, но стремится и малыми сведениями просветить всего человека. Как и второй вид просвещения, оно сообщает человеку познание истин религиозных и нравственных, но сообщает их не уму только, не памяти, а сердцу и всему существу человека, дает человеку возможность опытно ощутить их. Вследствие этого оно духовно обновляет человека, совершенно изменяет его понятия, желания, стремления, заставляет его ощутить как бы новую жизнь. Оно очищает человека от всего греховного, мрачного, унылого, дает ему чистое и радостное сердце, запечатлев в нем образ Христа, создает в душе его Царство Божие.

Чтобы яснее показать сущность этого вида просвещения, приведем несколько примеров. Каждый знакомый со Священным Писанием знает, что там есть такие слова: «Начало премудрости — страх Господень». Слова эти можно заучить внешним образом: сохранять их только в памяти, при этом они никакого изменения в настроение души человека не производят. Но можно эти же слова изучить совершенно иначе: можно научиться ощущать страх Божий, благоговеть перед Богом так, что это чувство сделается основным настроением сердца и руководителем в жизни. Это будет опытное постижение страха Божия, третий вид просвещения. И каждый согласится с тем, что постижение одного этого религиозного ощущения на собственном опыте бесконечно важнее теоретического усвоения всего Священного Писания. Недаром же оно и именуется «началом премудрости».

Возьмем другой пример. Спаситель наш говорит: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное; блаженны плачущие, ибо утешатся». Всем нам известны эти слова Его, но известны теоретически. Мы их помним, но не ощущаем их содержания. И только смиренный может постигнуть блаженство смирения, и только умеющий плакать знает блаженство слез. Итак, очевидно, чем отличается третий вид просвещения от второго: он отличается не по содержанию своему, ибо содержанием того и другого равным образом являются религиозно-нравственные истины; он отличается тем, что в то время как второй вид просвещения показывает эти истины с внешней стороны, третий же вид просвещения вводит в самую сердцевину их. Употребляя простое и грубое, но верное сравнение, можно так сказать: усваивающий религиозно-нравственные истины вторым способом просвещения подобен человеку, который заключает о достоинстве какого-либо кушанья по его внешнему виду, а изучающий их третьим способом просвещения подобен тому, кто ест это кушанье.

Если мы посмотрим теперь, какие виды просвещения существуют в нашем обществе, то увидим, что, кроме первых двух видов, иных оно не знает. Что касается третьего вида просвещения, то он совершенно ему не известен. Присмотритесь вы, в самом деле, к нашим образованным людям, прислушайтесь к их разговорам и интересам. Услышите ли вы где-нибудь беседу о том, как приобрести страх Божий, как отделаться от тщеславия и победить гордость, как научиться искренней и горячей молитве, любви? Если вы где-то и услышите подобные разговоры, то это прямые признаки того, что ведущие их побывали в монастыре.

Таким образом, третий вид просвещения существует лишь в монастырях и оттуда распространяется среди остального общества.

И действительно, не видим ли мы постоянно, что все те, которые серьезно задумываются о душе своей, над своим религиозно-нравственным состоянием, захотят учиться страху Божию, молитве, найти утешение в тяжком горе, тотчас же направляются в монастырь: стараются пожить в монастырской обстановке, надышаться, так сказать, монастырским воздухом, замечательно успокоительно и целительно действующим на душу? Что это значит? Это значит, что алчущая и жаждущая правды Божией душа не находит себе пищи, не находит ответа на свои серьезнейшие запросы в мире. Это значит, что только в монастырях сосредоточена та светлая, духовная, истинно-христианская жизнь, без которой задыхается истинно живая душа.

Итак, пусть в наших монастырях даже и совсем не было бы двух первых видов просвещения, мы не стали бы жалеть об этом, так как об этих видах просвещения и без нас заботится мир. Лишь бы только в них существовал тот последний вид истинного просвещения, который обновляет и оживляет всю душу человека, дает ей истинное счастье и невозмутимый мир, наполняет ее добрыми и чистыми стремлениями.

В каких размерах этот последний вид просвещения осуществляется в нашем монастыре, сказать трудно и, пожалуй, неуместно. Но, во всяком случае, ревность к внутреннему просвещению у иноков не угасла: многие из них жаждут восстановления древних внешних условий жизни для «внутреннего иноческого делания».

Валаам, 15 сентября 1926 года.

Иеромонах Харитон.