Церковь и Троица
Кто-то из-за этого бежит, упрекая христиан в неискренности, кто-то замыкается в мире интереснейшей богословской литературы, превращая, однако, свою веру в некий «продукт» чисто интеллектуального труда, часто лишенный жизни, кто-то начинает мечтать о будущей «идеальной» Церкви в противоположность Церкви «исторической». Но реальность все же значительно сложней наших воззрений на нее.
Для начала стоит отметить, что в современных дискуссиях само слово «Церковь» употребляется в самых разных значениях, иногда не сводимых друг другу. Порой под ней подразумевается институция, возглавляемая патриархом и епископатом. В подобном понимании чаще всего можно услышать о политической, социальной, национальной и проч., «функции» Церкви. Другие говорят о ней как о сакральном пространстве, противопоставленном пространству профанному: сакральное, разумеется, является предметом особого почитания и благоговения, тогда как профанное всего лишь «место» нашей обыденной жизни.
Однако, наиболее знаменательно, что праздник Пятидесятницы в богослужебном круге объединен с праздником Троицы. Связь эта не случайна, но, напротив выражает наиболее глубокое и значимое понимание Церковью себя собой.
Тайна Святой Троицы – тайна единства во множественности и множественности в единстве. Отец, Сын и Святой Дух абсолютно едины, единосущны (homoousios) и в тоже время абсолютно уникальны и несводимы Друг ко Другу: «Божественное нераздельно в своих разделениях» (свт. Григорий Богослов). Между единством и троичностью в Боге нет никакого «временного» зазора, они равнозначны и «равноправны» в божественном бытии. Об этом прекрасно пишет тот же свт. Григорий: «Я еще не начал думать о Еди́нице, как Троица озаряет меня своим сиянием. Едва я начал думать о Троице, как Единица снова охватывает меня. Когда Один из Трех представляется мне, я думаю, что Это – целое, до того как мой взор наполнен Им, а остальное ускользает от меня; ибо в моем уме, слишком ограниченном, чтобы понять Одного, не имеется больше места для остального. Когда я объединяю Трех в одной и той же мысли, я вижу единый Светоч, но не могу разделить или рассмотреть соединенного Света».
Бог есть не просто некая сила, абстрактная, абсолютная и не изолированная в своем единстве Личность, пребывающая, как учили некоторые древние философские и богословские доктрины, в вечном созерцании своего собственного совершенства, но Троица, в которой Три Ипостаси находятся в постоянном общении любви, а значит в Бытии Божием присутствует не только единство, но и единение, понятое не в качестве временно́го процесса, а как вечный акт божественного динамизма, взаимопроникновения (перихорезис) Лиц: «Ипостаси пребывают и обитают одна в другой, ибо они и неотлучны и неудалимы одна от другой, но не так, чтобы они смешивались или сливались, но так, что они одна в другой находятся. Ибо Сын в Отце и Духе, и Дух в Отце и Сыне, и Отец в Сыне и Духе, без всякого уничтожения или смешения или слияния. И одно и то же у них движение, ибо едино есть устремление и едино движение трех Ипостасей, - чего в сотворенной природе усмотреть невозможно» (преп. Иоанн Дамаскин).
Именно как подобие троического общения любви Бог творит человека: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1:26). Здесь характерно именно множественное число: «сотворим», «Нашему». Поэтому греческие отцы подчеркивали именно тринитарное измерение человека: он есть результат целостного действия Троицы, он – существо, призванное к общению с Богом и с другими людьми. В самом деле, определяющая черта человеческого богоподобия – свобода, которую отцы мыслят, как категорию бытийную, онтологическую, - может быть реализована только в стремлении в Другому, в акте любви, творчества, заботы. Именно поэтому, для христианства влечение индивида к постоянному самоутверждению, к изоляции от Другого есть, в конечном счете, смерть: Я не может существовать без Ты, ибо общение определяет предельную идентичность человеческой природы.
Именно в изоляции и состоит существо грехопадения Адама: здесь человек пытается преодолеть свою природу. Бунтуя против Бога, стремясь поставить себя на Его место, жить вне божественной воли, он в действительности выступает против своего собственного естества, падая в бездну противоестественности и смерти, и оттуда, обновленный Крестной Смертью Христа, вновь воскресает для вечной жизни с Богом.
Православное видение Церкви лежит именно в этой плоскости – идее общения, как основы божественного и подобного ему человеческого бытия. Можно вспомнить со слов замечательного русского философа А. Хомякова, которые на первый взгляд могут показаться даже очевидными, но именно в них можно увидеть первичную интуицию христианина о Церкви: «Мы знаем, когда падает кто из нас, он падает один; но никто один не спасается. Спасающиеся же спасаются в Церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими членами».
Церковь есть икона Святой Троицы. Икона всегда мыслилась православным сознанием как знак, отсылающий нас к личности или событию, на ней изображенному. Она зрительно, при помощи физических средств, как-бы вводит нас в пространство незримого, непостижимого, неземного. Церковь зрима, ее можно ощутить, в ее пространство возможно войти, но Церковь и небесна, ее природа заключает в себе постоянное восхождение к трансцендентному, горнему. Ее можно сравнить с окном, при помощи которого христианин может увидеть мир божественного.
Как в Боге Три Лица едины, но при этом всецело уникальны, так и Церковь задумана в качестве соединения в любви неповторимых человеческих личностей, «единства в различиях». Это единство мыслится не терминах подчинения, государства, права и т. д., но в перспективе таинственного общения верных и их восхождения к Творцу всяческих.
Предельным осуществлением этого единения и является то, что апостол Павел именует Телом Христовым: «Мы, многие, составляем одно тело во Христе» (Рим. 12:5). В момент Вознесения Спаситель говорит: «Се, Я с вами до скончания века» (Мф. 28:20). И это пребывание Христа в тварной мироздании реализуется через Его единство с Церковью. Каким же образом это возможно?
Для того, чтобы ответить на этот вопрос необходимо обратится к другому новозаветному тексту. Это знаменитые слова апостола Павла о Евхаристии: «Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1Кор. 10:16-17). Для Павла тождественность Церкви- Ἐκκλησία Святой Евхаристии является посылкой, сквозь призму которой и рассматривается все остальное. В другом месте Послания к Коринфянам апостол упрекает последних, что они «собираются так, что это не значит вкушать вечерю Господню» (1Кор. 11:20). Церковь собрана вокруг Чаши, зримо являющей Христа. В евхаристическом священнодействие верные входят в глубину божественной жизни, становясь единым Телом Христовым. Один из крупнейших богословов XX века прот. Иоанн (Мейендорф) пишет: «Таинство Церкви состоит в том, что вместе грешники становятся чем-то отличным от того, что они представляют собой как индивиды, это «нечто отличное» есть Тело Христово».
И, наконец, завершающим моментов в христианском осмыслении Церкви является ее понимание как продолжение Пятидесятницы, когда Дух Святой в виде огненных языков сошел на апостолов, открывая их для вселенской проповеди Евангелия. Именно в Духе возможно подлинное и гармоничное единство верных, не перерастающее в взаимное поглощение и подавление: «Дары различны, но Дух один и тот же» (1 Кор. 12:4). Дух руководит сообществом христиан, Своей Силой претворяя Дары в Тело и Кровь Христовы, что отображено в Литургии св. Иоанна Златоуста: «И сотвори Хлеб сей честным телом Христа Твоего. А то, что в Чаше сей честной Кровью Христа Твоего. Преложив Духом Твоим Святым».
Итак, Церковь в первую очередь - икона Троицы, будучи общением верных, Телом Христовым, ибо Сын и Отец одно, даром Духа Святого. Через таинства, прежде всего, Евхаристию, она входит в глубину божественной Жизни, открывая ее всему творению («Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся»). Здесь мы не сможем построить какого-то стройного рационального экклезиологического учения, ибо любая логика оперирует исключительно земными пространственно-временными категориями, глубинная же основа Церкви лежит вне пространства и вне времени, восходя к сверхбытию, к вечности. Поэтому правильней, скорее, говорить об опыте, чувстве Церкви. Прот. Сергий Булгаков писал: «Прииди и виждь: только опытно, благодатно познается Церковь через причастность ее жизни».
Можно и нужно исследовать историческую церковную жизнь, она поддается методам научного исследования. Но разум никогда не проникнет в таинство единства Христа со своим стадом, в могучую силу любви Божией и человеческой, так же как не в силах он даже отчасти понять непостижимую тайну Святой Троицы.
Неусыпаемая Псалтирь – особый род молитвы. Неусыпаемой она называется так потому, что чтение происходит круглосуточно, без перерывов. Так молятся только в монастырях.
Видео 468316