«Послушник ста игуменов» (третья часть)

— Владыка, на Валааме бывает много, скажем так, — высокопоставленных паломников. Это могут быть и люди очень обеспеченные, и чиновники высокого уровня... Нет ли сложностей с необходимостью оказания чрезмерного внимания этим людям? Может им полезнее где-то в очереди постоять вместе со всеми… У нас иногда даже шутят: «Это вот кто стоит на клиросе?» — «А-а... это группа ВИП-молящихся». Как Вы относитесь к этому?

— Точно так же, как я сказал перед этим, — с уважением! Если мы будем и к этим людям относиться так же, как ко всем остальным — с уважением, — то ничего плохого не будет.

Я могу вам привести пример с очень достойным человеком, как Вы говорите — ВИП, — это Евгений Максимович Примаков. Он перед нами был в другом монастыре. Их встретили там с некоторой прохладцей, — и к нам они приехали уже слегка настороженными. А у нас, как Вы знаете, есть гостеприимный отец Мефодий, любвеобильнейший человек!..

У Евгения Максимовича, личности действительно большого масштаба, просто сердце оттаяло... и он захотел исповедоваться! Я поразился чистоте его души, чистоте его стремлений, его жизни. Не всякий церковный человек может так искренне исповедаться. Он у нас причастился и с тех пор стал понемножку воцерковляться. Для меня этот пример очень значимый.

Очень важно неформальное общение, когда люди лицом к лицу встречаются, пускай за столом даже, — раскрываются и говорят такое, что, может быть, в другой обстановке и не сказали бы. И это очень важная миссия, потому что люди начинают меняться: они начинают располагаться к Церкви. Они начинают понимать, что в храмах не только службы красивые, хоры прекрасные, — но там жизнь. Добрая жизнь.

— Вы возглавляете синодальную комиссию по канонизации. Мы часто говорим о том, что новомученики – это сокровище нашей Церкви, надежда нашей Церкви. Но насколько действительно у нас сложилось понимание этого и почитание новомучеников? Я помню, однажды разговаривал с Мариной Андреевной Журинской, основателем и бессменным редактором журнала «Альфа и Омега», и она сказала, что есть такой критерий: сравнение — сколько молебнов заказывают, например, святителю Николаю — и сколько новомученикам? Мы сразу видим совершенно разную картину. Как Вы считаете, есть здесь проблема?

— Да, к сожалению, существует некое, не совсем здоровое желание прославить как можно больше новомучеников. Мы постоянно с этим сталкиваемся. И нашу комиссию обвиняют, что мы не понимаем, препятствуем, доверяем протоколам советских силовых карательных ведомств. А надо прославить больше, больше, больше... Но как больше? У нас уже почти 2000 святых. И о большинстве из них знают только там, где они служили или были казнены...

Конечно, есть почитание в общем Соборе новомучеников, — но оно недостаточное! И Святейший Патриарх неоднократно об этом говорил. И даже специально был создан церковно-общественный совет по увековечиванию памяти новомучеников. Но Вы понимаете, что это административные меры?

И меня удивляет та настойчивость, с которой многие люди хотят прославить какого-нибудь человека, который пострадал, который был репрессирован. Но после прославления — равнодушие тех же людей к нему. «Мы добились! Теперь он во святых!» — и всё, и достаточно... Несообразность какая-то получается.

То есть, с одной стороны, мы хотим, чтобы он был прославлен, — а с другой стороны, тут же забываем о нём и служим молебны другим святым, но только не ему.

И ещё... понятие «новомученики» непростое. Кто такие новомученики? Мученики – понятно, это те, кто исповедал Христа, кого вынуждали отречься от Него, кто за исповедание своей веры пострадал. А новомученики? Ведь их не принуждали отречься от Христа, от своей веры. Их принуждали к тому, чтобы они подтвердили какие-то немыслимые фантастические обвинения.

И вот тут возникает вопрос об этих документах, протоколах, которые остались в архивах ГПУ, НКВД и так далее. Действительно это документы, которые бывают просто нелепыми: обвинения в шпионаже в пользу Японии, кого угодно... Но нет нигде такого: «ты должен был отречься от Христа». Нет.

И что тогда выходит на первый план для нас, для нашей пользы, для нашего назидания? Пример этого человека. Стояние в вере, конечно же. И стояние в Истине. То есть — человек не погрешал против Истины: не оговаривал ни себя, ни других, не сознавался, что он с японцами сотрудничал или хотел Сталина убить...

И именно этот нравственный пример важен для нас. Мы, читая его житие, должны понимать, как должен вести себя христианин в сложных обстоятельствах перед лицом смерти.

Те, кто обвиняет нас в том, что мы кого-то не прославили, — просто не изучали должным образом всех документов. А для нас важно собрать все материалы, всё, что можно узнать об этом человеке.

Например, в Московской епархии, которая прекрасно изучена, поскольку в то время были открыты все архивы, просмотрены сотни тысяч дел. И из этих сотен тысяч набралось всего лишь несколько сот человек, которые действительно явили святой образ. Они не оговорили себя, они не выдали никого. Действительно новомученики.

— Владыка, что только не называют сегодня «любовью»… В сознании обычного человека, наверное, — это любовь мужчины к женщине или родителей к детям. А вот для монаха — что такое любовь в первую очередь?

— Всё то, что Вы назвали: любовь родительская, супружеская любовь, любовь к Богу и любовь к ближнему. Это всё любовь. Проявления разные, уровни разные, — но, по сути, это одно.

У монаха любовь, конечно, прежде всего должна быть к Богу и к ближнему. Чем больше мы любим брата, тем ближе мы к Богу. Помните такой знаменитый рисунок преподобного аввы Дорофея: круг и точки, — чем ближе точки друг к другу, тем ближе они к Центру, который есть Бог.

Поэтому для нас это одно: любовь к Богу и любовь к ближнему. Но, конечно, настоящая любовь — это дар Божий. И еще раз повторю: для монаха путь к любви настоящей, подлинной, лежит прежде всего через молитву. Через молитву о ближних, о себе, о своей душе. Прежде всего — через Иисусову молитву. Потому что это молитва — предстояние пред Богом интимное, абсолютно уединенное. Она во многом определяет — каким будет монах, каким будет его путь; определяет всё, что называют духовной жизнью.

— Владыка, Вы сказали в начале нашей беседы, что любовь важнее, чем Типикон, — и что осознание этого не так просто у Вас происходило. А что должно произойти? И где здесь граница? Это же не значит, что нужно отменить Типикон?

— Мы должны понимать прежде всего, что и Типикон, и все богослужения суточного круга, — утреня, вечерня, повечерие, — это всё средства. Многие отцы писали, что тропари и каноны —хорошо, замечательно, — но это всё средства. Как-бы первый этап в молитве. А настоящая молитва начинается, когда инок предстоит в своей келье Богу — и от всего сердца, от всей души, из глубины всего существа своего взывает к Богу. Молится Иисусовой молитвой. Вот это самое главное.

Но здесь надо помнить, конечно, что, как писал святитель Феофан, Иисусова молитва — не есть что-то магическое, какой-то фетиш, что-то необычайное… Это такое же средство, но просто очень удобное и проверенное многими веками. Можно, конечно, как угодно молиться (мы читаем об этом в древних Патериках) — это не важно. Важно само предстояние Богу и искренний вопль души. Естественно, без воплей, без эмоций.

В Троице-Сергиевой Лавре был один брат, который действительно вопиял во время молитвы. Он так громко молился, что его отовсюду гнали. Братья отдыхают летом, открывают окошки в сад, — а из сада вопли этого брата… Ну, конечно, разные пожелания ему неслись из окошек (смеются).

Однажды прибегают испуганные рабочие: «Там кто-то прячется и кричит!» — «Где?!». Я как раз экономом был в это время, пошли разбираться. А там на стене крепостной лежали старые матрацы. Время было прохладное, — и этот брат забивался в матрацы, —и вопиял! Рабочие пришли матрацы убирать, а там кто-то шевелится и кричит…

Конечно, не о таком «вопиянии» я говорю, — а когда от всего сердца, от всей души, всем существом человек глубоко молится, — вот эта молитва действительно преображает душу человеческую.

— Спасибо огромное, Владыка, за этот разговор. В заключение хочу Вас попросить поставить знак препинания в предложении, где от местоположения запятой зависит смысл.

Я как-то был свидетелем дискуссии на тему: может ли сегодня быть снят художественный фильм о конкретном новомученике? И такая дискуссия была нешуточная! Кто-то говорит, что только это и нужно, потому что так мы людям расскажем, чтобы было интересно, привлекательно. А кто-то говорит: нет, ни в коем случае, любое искусство — это вымысел, это всё равно виденье и вымысел художника. Все биографические фильмы вызывают всегда много нареканий, — а тут о святом.

Как Вы относитесь к возможности снять о конкретном святом художественный фильм? В предложении «Снимать нельзя отказаться» — где Вы поставите знак препинания?

— После слова «снимать». Снимать, конечно, снимать! Потому что именно этого не хватает.

Почему у нас мало почитают новомучеников? Потому что мы просто не знаем о них ничего. И пусть будет в фильме элемент вымысла, — об этом надо честно сказать, что основано на том-то и том-то, не на сто процентов… Есть такая книга «Отец Арсений», так там до сих пор идут споры, — был ли этот человек? Существовал он или не существовал? Это споры специалистов.

А для людей какая польза огромная от книги! Это одна из тех книг, которые меня буквально перевернули, — и большую роль сыграли в выборе жизненного пути!

И мне кажется, что здесь то же самое с фильмом может быть. Если фильм снят талантливо, так, чтобы душу проняло, — это будет очень хорошо, очень полезно.

— Спасибо огромное дорогой Владыка, спасибо! Очень Вам признательны за эту беседу.

— Спасибо, до свидания, всего Вам доброго.

Валаам, 7 июня 2020 года

---