О жизни трудника Илии Храмова

Воспоминания трудника Димитрия, земляка и близкого друга Илии

Илья родом с Вологды. Мама — заведующая в школе, проводит уроки и подрабатывает репетитором. Десять лет назад крестилась после смерти мужа. Отец по должности имел высокий статус в городе. Илью собирались устроить в институт МЧС. Мать он очень любил, отца уважал. После смерти отца, с матерью стал еще ближе.

Илья был веселым и жизнерадостным, надежным и отзывчивым другом. Его все уважали. У него не было такого, что мол — это мое. Есть у него конфеты — всем раздавал поровну. Или вещи какие-то, посчитает нужным — отдаст другому. Если человеку что-то понравилось — бери и всё, от души. В армии и здесь на Валааме всё тоже самое, искренне, по-братски: футболки, носки, что угодно. Когда давали фрукты на трапезе, он отдавал кому-то из рабочих, у кого есть дети. Чья-то улыбка и радость, для него это было всё.

Помимо родителей, у нас с ним были и другие воспитатели: улица и спорт. Если вдруг конфликты какие-то, подозревали его в чем-то — он всегда говорил прямо, искренне, смотря в глаза. Всегда защищал слабого, и в случае чего, мог проучить обидчика и наглеца.

Разгульная жизнь, наркотики, алкоголь — это было не про нас. У нас был спорт, постоянные тренировки, учёба. От этого вырабатываются волевые качества, чувство товарищества, братства, отчасти смирение и терпение. Занимались боксом и вообще спорт очень любили. Илюха так глубоко как я в спорт не лез, он на любительском уровне оставался, но постоять за себя и за других мог всегда.

К людям других национальностей он никакой неприязни, ненависти не испытывал. В любом человеке, ни смотря ни на что, ценил добрые качества.

Еще до своего воцерковления, Илья тяготел к справедливости, честности, жертвенности. Наверное, именно поэтому он рано пришел к Богу. Принял веру он еще до армии. Ходил в храм, у него был духовник, исповедовался и причащался.

Где бы он ни был — всегда оставался человеком с большой буквы. В армии, так случилось, что его подставили. Илья взял вину на себя… Дали тюремный срок. Он там был с Богом, с крестом на груди, никого не боялся, продолжал тренироваться. Даже там, всегда был защитой для младших и слабых.

В тюрьме по должности работал честно, порядочно. За это его уважали. Чем мог помогал близким на воле. По телефону позвонит: помогите брату, матери, по лечению или еще что-то. Просил друзей, чтобы в каждый день рождения для его матери привозили цветы на квартиру.

Когда вышел на свободу, стал работать. Развозил бетон на миксере, работал дальнобойщиком, хорошо зарабатывал. У него были водительские права всех категорий. Ему это было интересно, парень с руками и с головой. Всё с машинами, с техникой, всегда в мазуте, в грязи — тяжелый труд. Работы никакой не боялся, трудился честно. Деньгами помогал детям. Своей семьи у него не было, но он считал нужным обуть, одеть, накормить чужих детей. Матери говорил: «Съезди, отдохни на юг», а она ему: «Илюша, так может и тебе что-то нужно?»

Однажды я решил позвать Илью пожить на Валааме — потрудиться, помолиться, чтобы он отдохнул, духовно укрепился. В городе тяжело: искушения, ложь, предательство, алкоголь, тем-более своей семьи у него не было. Он говорит: «Димыч, сейчас вот работу заканчиваю и до Пасхи хочу на Валааме остаться. Я предупредил, что может быть нелегко — послушания разные, а в гостинице для трудников, в общих комнатах может жить до 20-то человек. Он ответил: «мне главное, чтоб молиться было время, в храм ходить, с отцами общаться».

Приехал он в декабре, благословили послушание трапезника. На полунощницу ходил неопустительно. Меня это поражало: человек с мира, даже если в два ночи уснет, на полунощницу всегда к пяти утра приходил. Он говорил: «Схожу с утра на службу, помолюсь в храме с отцами, там благодать. Приду, в кровать брыкнусь, еще пару часов до послушания посплю, и у меня и силы и энергия, ну и днем бывает возможность часик подремать».

На службы всегда был нарядно одет: белая рубашка, ботинки начищены. Я говорю: «Илюх, в монастыре-то не приветствуется это, попроще надо, чтоб не выделяться». А он отвечает: «Я к Богу иду, для меня это праздник».

Слышал, что он бывало поругается с кем-то из трудников в гостинице, расстраивался потом от этого.

Маме звонил каждый вечер, все рассказывал: как ему тут живется, чем занимается.

С духовником Илья сперва здесь не мог определиться. И Господь сам привел его к батюшке Науму, через такой случай. Илья бежал на разгрузку корабля, опаздывал. По пути видит, какого-то отца возле горы дров, носить ему - не переносить. Приостановился, задумался. Говорит: «Я и ему помочь хочу, и на разгрузку надо. Решил, что послушание у меня всё-таки, все трудники там. Прибегаю на причал, а там человек тридцать, половина стоят, ничего не делают. Некуда и воткнуться там, чтобы помогать груз доставать. Думаю, и чего отцу то не помог? Меня как будто развернуло что-то, и я обратно. А там уже все сделано — дров то уже нету, последние поленья. Мне так стыдно стало. Отец, говорю: прости! Я мимо пробежал. И тебе помочь хотел, и послушание нужно было исполнить. Вот вернулся, что-то подсказало, не знаю правильно или нет…».

Так они и познакомились. Стал Илья у отца Наума исповедоваться, созваниваться с ним. В соцсети у него появилась запись на стене: «Величайшей души человек», и фото батюшки.

К отцу Науму как-то в домик пришел на свой день рождения. Рассказывает: «Все скромно там у него, без роскоши. Батюшка и печку топит, и беседуем с ним, и чай пьем. Как с дедушкой со своим — приятно с ним посидеть, поговорить. Бывает, у меня и жаргонное словечко где-то проскочит. Отец все понимает, и подскажет, и в глаза посмотрит.

Потом созванивался он с ним: «Исповедоваться на Воскресенском скиту, батюшка, да?» И вперед — бегом, а иначе на послушание потом опоздает. Или на велосипеде иной раз приедет.

Отец Наум говорил, что он был готов к смерти, исповедовался по состоянию души как ребенок, с доверием.

Его маме, после смерти Ильи, я отослал икону и крест — подарок Илье от отца Наума. Периодически созваниваюсь с мамой его и отец Наум тоже.

Как-то разговариваем с Ильей, он и говорит: «Может, завтра уже не будет нас, откуда нам знать, да?» «Ну да» — говорю, а еще, завтра, может тебя в институт устроят. Ты бы еще внуков-то матушке подарил бы, прежде чем помирать».

Он хотел жить на Валааме, устроиться на работу, чтобы матери финансово помогать. Насчет братии определенно не говорил. — Я молюсь об этом, как Бог благословит, и семью тоже вроде бы хочу, в общем ничего не загадываю, пока живу тут и слава Богу. С батюшкой Наумом мне так хорошо стало: можно высказаться, обо всем посоветоваться.

Потом еще как-то говорит: «Хочу на Валааме быть похороненным». Я потом матери его эти слова передал, после его смерти, она говорит: «Дима, нет, нужно похоронить его рядом с отцом».

5 сентября ему исполнилось 37 лет. На дне рождения, после бани, он сильно простыл, потом стало хуже, поднялась высокая температура, воспаление легких. Врача в этот день на острове не было, фельдшер дала лекарства и велела срочно ехать в больницу. 18-го сентября в Сортавальской больнице, в 6-40 утра, он скончался.

Последнее время он побаливал, все слабость какая-то была, кашлял, на нервной почве может быть. Опоясывающий лишай незадолго до смерти еще случился, помучился он тогда, конечно. Похудел, на 15 кг, есть не хотел совсем. Климат у нас в Вологодской области другой: потеплее, ветров нет, и влажность, естественно, меньше.

Нашего фельдшера он очень уважал. Говорит: боевая такая Георгиевна, матерая (Светлана Георгиевна – прим. ред.). Илюха на процедуры к ней ходил: продышаться, уколы там…, становилось полегче. Я говорю ему: ты бы до конца вылечился, потом будешь и работать, и в храм ходить, и, все остальное.

Похоронили его 23 сентября рядом с отцом, в деревне Дуброво, Коротовского района Вологодской области. Там бабушка с дедушкой у него, он был единственным внуком. Гроб не открывали, 5 суток уже прошло. Приоткрыли только матери, она положила песочек еще что-то и говорит: «наверно, хорошо забальзамировали, совсем как живой был».

Иеромонах Наум, духовник Илии

Когда человек умирает, обычно все стараются говорить о нем только хорошее. О некоторых приходится думать, что бы такое сказать. Существует даже поговорка: «о покойниках плохо не говорят». Об Илье не надо думать, надо просто сказать так, как есть.

Илья очень полюбил Валаам. После того, как мы с ним в первый раз пообщались, он стал часто у меня исповедоваться. Чувство глубокой благодарности к Богу у него было настолько велико, что оно даже перекрывало собой покаяние, в обычном понимании нами этого слова. Конечно, он был еще в процессе воцерковления. Сначала он словно и не понимал в чем ему конкретно нужно каяться, но Господь дал ему такую радость, такую благодать, что он уже четко осознавал, что все то, что было раньше — позади. Подсознательно он свои грехи конечно же знал.

На исповедь он приходил всегда со светлым лицом и широкой улыбкой. На исповеди говорил обычно так: «Как я благодарю Бога, что теперь нахожусь здесь, в этом святом месте. Я здесь «как у Христа за пазухой». И это всё было очень искренно, с радостью. Часто сознание своей греховности у нас перекрывает радость и благодарность. А у него было наоборот.

Сначала, я все пытался его как-то повернуть на эту дорожку — на покаяние. Хотел услышать от него о каких-то грехах. Спрашиваю: «ты там никого не осуждаешь, не раздражаешься?» — Батюшка, я всех люблю, всех люблю! И так у него это все радостно было, такая благодать. Это конечно была благодать Божия. Я верю, что Господь дал ему её, когда он твердо решил покончить со старым образом жизни. Когда есть такая решимость у человека — Господь подает Свою благодать.

Знаю, что он сидел в тюрьме, может и наркотики там были. Сейчас, можно и об этом сказать. Он это все осознал и начал новую жизнь, новую страничку, твердо решил не возвращаться к старому. Вера у него не была какая-то отвлеченная, сомневающаяся, она была глубокая, искренняя и одновременно детская, очень радостная, живая. Он уже летел к Живому Богу, просто летел.

Потом я вспомнил, что в Про'логе есть такая повесть — о покаянии двух иноков. Там говорится примерно так: «Два брата, поддавшись сильному блудному вожделению, решили оставить пустыню (пустыня – пустыннический, уединенный образ монашеского жития - прим.ред.) и женились.

По прошествии некоторого времени они пришли в себя и сговорившись, решили вернуться, чтобы принести покаяние о своем падении. Отцы приняли их и благословили пребывать в затворе в течении года. Когда окончился срок покаяния, и они вышли из затвора, один из них, был высохшим как щепка, он был бледен и очень печален. А другой вышел светлым, здоровым и веселым. Отцы, увидев это, удивились, потому что оба брата находились в одинаковых условиях и получали равные пищу и питие. Тогда они их спросили какими размышлениями они занимали себя в своем затворе? Первый отвечал: «я представлял себе адские муки, которым должен подвергнуться за сделанное мною зло, сокрушался о своем грехе, укорял себя и плакал, просил у Господа прощения». А второй сказал: «я, сознавая всю тяжесть своей вины, воссылал благодарение Богу за то, что Он извлек меня из нечистоты мира сего и из мук будущего века, что воззвал меня в это ангельское жительство; непрестанно вспоминая о Боге моем, я веселился».

Отцы помолились, чтобы Господь им открыл, оба ли брата прощены в своем грехе. И им открылось, что пред Богом их покаяние равно».

Так и Илья прежде всего постоянно благодарил Бога.

Вспомнив этот рассказ, я решил принимать его исповедь как есть, уже не настаивал на том, чтобы он что-то конкретно говорил, каялся, а ждал момент, когда он сознательно сам к этому придет.

И пока он так благодарил Бога, это был уже большой-большой плюс. Постепенно он начинал и каяться, сначала замечал какие-то грехи, в которых мы все каемся, постоянно падаем в этих своих немощах: празднословие, осуждение и т.д., и т.д.… Как написано: ибо семь раз упадет праведник, и встанет... (Притч. 24:16).

Потом исповедовался и в более серьезных грехах. Больше всего мне как священнику приносит радость в исповеди, когда вижу такое искреннее раскаяние, зная, что Господь это принимает. Произошла эта глубокая перемена в его жизни, перемена ума.

Помню, еще за несколько недель до своего дня рождения, он начал мне говорить: «вот батюшка, у меня 5 сентября день рождения…» И каждый раз, когда мы с ним встречались, пересекались, он всегда мне это напоминал. Я думал: ну, наверное, он ждет, чтобы я его как-то поздравил. Обязательно, думаю, надо будет его поддержать, оказать какое-то внимание.

Все время я об этом помнил. Но вот настало 5 сентября, и в этот день приехали гости, и какие-то у меня там еще обязанности были. В общем, я не успел его поздравить. И мне было очень горько, от того, что я, наверное, очень сильно его огорчил, обидел, ведь он столько времени мне об этом напоминал.

На следующий день я ему позвонил, и думаю, сейчас объясню ему, постараюсь утешить. А он был сразу так рад, что я ему позвонил — никакой обиды, даже и не слушал того, что я хотел ему сказать. «Да батюшка…», — говорит, «это я просто хотел в свой день рождения, вас тоже как-то угостить, что-то вам подарить. Я сейчас свободен, можно к вам зайти?»

И пришел, принес какие-то угощения, сладости, орешки… А я, подарил ему икону Пресвятой Богородицы. Он был очень тронут, искренно так порадовался. И я очень рад, что эта икона сейчас находится у его матери.

Потом мы посидели, попили чай, пообщались. И даже из одного этого разговора с ним, я заключил, что он пришел в такую меру, в такое состояние… Как Господь говорит: «если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3). Он действительно уже был по-своему незлобив, можно сказать как дитя. Господь почему так говорит? —Дети не имеют злобы. Даже если их обидишь они обычно тут же прощают, не помнят зла. И эта его незлобивость, такая детскость и такая вера, постоянное благодарение, вот это то, что мне больше всего запомнилось у него, как главные отличительные черты.

Илья долгое время трудился во Славу Божию, а уже ближе к моменту своего преставления, устроился на работу. Сам он не имел нужды в каких-то материальных заботах, потому что был доволен своей жизнью в монастыре: есть пища, кров над головой, храм Божий… Часто любил повторять, что он здесь «как у Христа за пазухой». Работать он пошел, единственно из-за того, чтобы деньгами помогать маме, и на добрые дела.

Работал Илья туристическим водителем. Возил экскурсионные группы. Встречаясь со многими паломниками, с которыми я знаком, я от них узнавал, что возил их именно Илья. Он многим людям передал свою радость. Они действительно видели, как искренно он веровал, с каким усердием и любовью он выполнял свою работу. Для него это была радость, работал с утра до вечера.

Когда сейчас оглядываешься назад, смотришь на него, на его жизнь, то видишь, что он пришел в свою меру. За этим Христос и приходил… Господь говорит, что радость бывает у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк., 15:10). Смерть часто бывает неожиданной, но он был еще молод и поэтому никто не ожидал что он уйдет так рано. Как преподобный Амвросий Оптинский говорит, что Бог ждет самый удобный момент, когда состояние души человека будет наиболее гармонично и мирно для перехода в иной мир, для встречи с Богом. Он уже был готов, для этой встречи с Богом, и я не сомневаюсь, что эта встреча состоялась. Думаю, он обрел благодать пред Господом и будет всегда молиться, помогать своей маме, чтобы она тоже воцерковилась. Будет молиться, я верую, и со всем нашим братством, за всех с кем здесь встречался и пересекался.

Каждую субботу в течении многих месяцев, он непременно приходил на исповедь и потом причащался. А когда стал работать, уже не мог всегда приходить, но в целом, ходить в храм он никогда не переставал. На Успение Божией Матери, я служил на Гефсиманском скиту. Было бдение и сразу по окончании - ночная Литургия. Это была одна из последних служб, на которой я его видел. Он там стоял молился прямо как свечка. Хотя, я знаю, что до этого он трудился целый день на работе. Вроде бы без выходных даже работал. Мне уже было абсолютно ясно, что дальше без Бога, без Церкви он уже не мыслил свою жизнь.

Скорбь все равно остается, потому что человека уже больше не увидишь в этой жизни, но она перекрывается радостью и известным упованием, надеждою, что такую душу и такую перемену Господь примет, и принял.

Как он приходил к Богу? Думаю, что постепенно. Он уже не мыслил жизни без Валаама, хотел здесь жить. Его мама мне рассказывала, что когда он приехал в отпуск к себе домой, то последние дни он уже не знал куда деться, очень тяготился миром. Говорил: «Мама прости, я больше не могу, поеду домой. Он так и сказал - домой. Валаам — он уже считал своим домом. А Валаам невозможно считать своим домом, если человек не живет духовной жизнью.

Мама его сказала, что непременно приедет на Валаам. Мы несколько раз с ней разговаривали по телефону. Надеюсь, она тоже воцерковится и пойдет путём веры и доверия к Богу, где нет места никакому унынию и отчаянию.

Смог бы из Ильи в будущем получиться монах? Такую возможность я не отвергал, но сам ничего ему не говорил, а хотел, чтобы он сам принял решение. На Валааме есть люди, которые точно знают свой путь — спасаются в обители в монашеском чине. А есть люди, которые просто живут здесь, живут духовно, как-то помогают монастырю, трудятся, кто-то во Славу Божию, кто-то как рабочий. Поэтому я ждал, чтобы Господь как-то Сам его направил.

Когда Илья серьезно заболел в первый раз, он мне позвонил. Многие говорят, что он не долечился и вышел на работу. Вскоре он снова заболел, пытался уже сам поправиться, никому ничего не говорил, чтобы никого не отягощать. Когда ему стало очень плохо, его сразу увезли в больницу. Я пытался ему позвонить, но трубку уже никто не брал, он был в реанимации. В эти последние моменты своей жизни, я думаю, что он уже не боялся, потому что его вера побеждала всякий страх.

У него было редкое состояние — духовная радость. «Готово сердце мое Боже» — как написано в псалмах. О таких смертях можно не печалиться. Это и есть непостыдная христианская кончина, с верою, с таинствами.

Воспоминания брата, послушавшегося вместе с Илией в трапезной

Приехал Илья на Валаам Рождественским постом и сразу стал послушаться в трапезной. С виду обычный, довольно крепкий парень, чуть старше 30 лет, с добрыми глазами. После первых дней общения с Илией, его мужественные черты лица, судя по всему закаленные в кулачных боях, потеряли всю свою суровость и жесткость. По характеру он был добродушный, мягкий, как бы бесхитростный и открытый человек.

Илья часто улыбался, был очень общителен и приветлив. При общении с ним (а собеседник он был приятный) в нем, иногда была заметна легкая тревожность, печаль. Наверняка, это был отпечаток скорбной, тяжелой мирской жизни. Лезть к нему в душу «грязными руками» с какими-то расспросами, чтобы что-то такое разузнать, я, разумеется, не собирался. Во время послушания мы в основном разговаривали о жизни в монастыре. Послушание он выполнял ответственно и трудолюбиво, я бы даже сказал с желанием и радостью.

Немного забавный вологодский говор, с присущими Илье простотой и добродушием, быстро располагали к нему окружающих. Его отличительными чертами я бы назвал внимательность к людям, мягкость и даже ласковость в общении. Каждый раз при встрече со мной и другими братьями, с которыми он успел подружиться, Илья непременно хотел, как следует обнять человека, сказать что-то доброе, поделиться какой-то своей радостью, все с улыбкой, с любовью, по-братски.

Только завидит тебя и уже издали встречает теплыми словами: «Ооо! брат, дорогой, как здоровье и т.п..», и сразу спешит по-братски приобнять. Сперва, я предположил, что он еще совсем новоначальный, невоцерковленный человек, что сейчас, его переполняют первые впечатления от жизни в монастыре, призывающая благодать, и он сразу стремиться делом и словом, стяжать великую любовь ко всем людям без исключения. К стыду своему, я иной раз даже старался побыстрее пробежать мимо него, просто кивнув в знак приветствия, зная, что сейчас с его стороны должно последовать через чур, как мне тогда казалось, радостное приветствие. Но очень скоро я убедился, что был совершенно не прав — это действительно, были его глубокие внутренние качества: искреннее, теплое отношение к людям.

К сожалению, как приходится замечать это в себе самом и других, иной раз нам в тягость лишний раз даже просто улыбнуться своему брату, сказать хотя бы одно теплое слово, а тем более незнакомцу. Мы часто боимся, что нам могут сделать больно, «плюнуть в душу», когда мы ее немного приоткроем перед другим человеком. Отсюда бывает недоверие и отчужденность.

Удивительной была эта открытость сердца Ильи к окружающим. Не знаю, как ему удалось прийти в такое состояние, но думаю, это действительно была любовь к людям. Это всегда чувствуется, передается окружающим, даже и без слов. Всегда приятно находится рядом с такими людьми.

Источник фотографий: личная страница Илии Храмова в соцсети "ВКонтакте".