Памяти отца Авраамия, в схиме Авраама

Слушая отца Авраамия (под таким именем иеросхимонаха Авраама запомнило большинство из нас), его живые проповеди с амвона, его простые и в то же время необыкновенные, со здоровым юмором, поучительные рассказы за столом среди братии, друзей и духовных чад, почти всегда возникало ощущение неповторимости момента, уникальности.

Потом приходило желание — это мгновение как-то зафиксировать, записать. И... ничего не записывалось — из раза в раз, из года в год. Понятно, почему: очень легко разрушить задушевную беседу записывающим устройством.

Хорошо это или плохо — Бог весть. Но если есть среди наших читателей те, кто мог бы поделиться своими воспоминаниями о батюшке в любой форме, — мы будем очень благодарны вам.

Спаси, Господи!

послушник Александр Горчаков

«ВЕРУЯЙ В МЯ ИМАТЬ ЖИВОТ ВЕЧНЫЙ…» (Ин.6:47)

Когда меня попросили написать воспоминания о почившем начальнике Сортавальского подворья отце Аврааме, я, к стыду своему должен сказать, поначалу отказался. Есть благочестивое правило: о почивших — или хорошо, или ничего. Перелистывая в памяти прожитые под его руководством без малого семь лет, все слова, которые приходили на ум, казались какими-то бледными, тусклыми и скудными по содержанию.

Подобное же ощущение было при попытке написать воспоминания о приснопамятном отце Георгии. О духовном человеке судить может лишь человек духовный, а оба этих почивших собрата наших были люди глубокой внутренней сокровенной жизни, — и моё духовное убожество могло видеть лишь малые искры того светлого огня, которым жили, горели и зажигали всех вокруг себя эти люди.

Сначала о главном. Первый признак того, что монах живёт в духе, заповеданном в Христовом Евангелии, — любовь его к людям, — а она является уже свидетельством его любви к Богу.

Отец Авраамий (как буду называть его по привычке) не делил людей на своих и чужих. «Наш, не наш...» — это ещё можно было от него услышать. Но, думаю, и все мы, в какой-то мере делим людей по этому признаку. И это вполне нормальное положение дел.

Ощущение, что тебя действительно любят, возникало как-то сразу, и, думаю, не у меня одного. И это не мешало ему быть в меру требовательным и строгим. Когда он начинал проповедь со слова «Дорогие!», то каждый сразу понимал, что он для него именно таким и является.

Я вспоминаю, как говорил проживающий в Сортавала прихожанин подворья р. Б. Виталий, человек закончивший высшее учебное заведение с красным дипломом: «Когда приезжает Отец — у меня всё!..» Фраза казалась незаконченной, но всё остальное сказали глаза.

Наверное, иногда от избытка сердца уста и молчат, и кто бы ни был с ним рядом: старые друзья, знакомые, благотворители — это всегда была единая семья. По-другому с ним быть просто не могло. Он прожил интересную жизнь, был прекрасным рассказчиком, имел дал рассуждения, его чувство юмора привязывало к себе на годы и десятилетия.

***

Я мало знаю о его прежней жизни, прошу простить за возможные неточности.

Родился он где-то в Сибири, какое-то время жил в Саратове. Работал на закрытом предприятии в области оптики и стекла, имел собственные изобретения (приборы). Советская наука делала тогда в этом направлении самые первые шаги, всё это имело огромное значение для экономики страны.

Потом был Псково-Печерский монастырь. В то непростое атеистическое время нужно было иметь немалое мужество так круто изменить свою жизнь. Он был знаком с отцом Павлом (Груздевым), приезжал к нему неоднократно, советовался с ним о дальнейшей жизни.

— На Валаам тебе. Тебе — на Валаам! — коротко говорил отец Павел.

— Ну как же, батюшка, на Валаам?

Монастырь закрыт, советская власть ещё крепка, как то стекло, которое они варили… Собралось как-то несколько таких человек у отца Павла:

— Ах, ну я не знаю, выбирайте сами… — в сердцах говорит отец Павел и веером разбрасывает по столу изображения разных монастырей. Перед Валентином (так звали в мiру о. Авраама до пострига. – Прим. ред.) ложится фотография с видом на Валаамскую обитель со стороны церкви святых Петра и Павла. В углу фото — одно окно: келья, где его потом и поселили.

***

В монастырь Валентин пришёл в 1990 году. Братья тогда, как рассказывают, жили жизнью подвижнической: ночные ежедневные службы, да и пост многие держали достаточно строгий, так что в Великом Посту иногда певчие пели сидя, будучи не в состоянии стоять на ногах.

Одним из них был и инок Валентин, будущий отец Авраамий, который рассказывал, что, приходя в келью, братья просто бросали на пол фуфайку, и, бывало, что даже спали на полу за отсутствием свободных мест.

Каждый монастырь имеет свой неповторимый дух, — и та братия переняла дух Старого Валаама, который хранили отцы, пришедшие в монастырь ещё до революции и сохранявшие его на Новом Валааме в Финляндии вплоть до начала 80-х годов.

И одним из тех, кто видел этих прежних монахов, был отец Авраамий. Присутствие именно древнего Валаамского духа очень ощущалось в общении с ним.

***

Из его духовных наставлений вспоминаются два случая, которые он рассказывал несколько раз, связанные ещё с Печорами.

Первый случай — трагический. Один брат, начавший неумеренно поститься, закончил тем, что сначала ежедневно носил себе вёдрами овощи, чтобы кушать (как бы поститься), а потом вообще ушёл из монастыря. Враг довёл его до того, что впоследствии он плеснул кислотой в лицо своей родной матери.

Второй рассказ о том, как некий брат, сначала ушедший из монастыря и какое-то время работавший в колхозе, вновь вернувшись в монастырь, был в очень короткое время пострижен после этого в монашество игуменом Гавриилом.

Когда часть братии начала роптать: «Сей же что?», отец Гавриил сказал, что знает — что делает. Это был урок мудрости игумена и того, что никогда и никому не нужно отчаиваться в своём спасении и возможности покаяния.

***

К отцу Авраамию приезжали на послушание разные люди со сложными характерами и непростыми судьбами. Приезжали воины, прошедшие Чечню и Донбасс. Был брат, отсидевший три срока (по слухам около 30-ти лет), и всё за убийства.

Приезжал несколько лет один наркоман из Петербурга, человек с несложившейся жизнью и серьёзными духовными проблемами, так и закончивший свой земной путь на игле. Он мог приехать буквально на два-три дня в состоянии ломки, и, даже не успев поздороваться с отцом Авраамием, вновь сорваться в Питер.

Вряд ли на него можно было положиться в чём-то серьёзном. В последний раз он вообще отказался участвовать в разборке старого дома (а это от силы полдня работы). Но, думаю, что всё-таки ворота подворья для него и тогда не были закрыты, как и для тех местных жителей, которые в нынешней сложной современной жизни приходили просить продукты.

Отец Авраамий благословлял помогать по мере возможности всем, — и это исполнялось неукоснительно.

Единой семьёй были все наши немногочисленные прихожане, — люди, очень любящие свою малую родину, то место, откуда собственно и пошёл, как говорил батюшка, богоспасаемый град Сортавала. И в последние дни его жизни почти все они находились рядом с ним в Петербурге, а это тоже очень о многом говорит.

О силе его характера и любви к Богу говорит ещё и то, что он уже в 70-летнем возрасте взялся за стройку. Были очень серьёзные проекты, нашлись благотворители, планировалась полная реконструкция всего подворья (об этом не хочу распространяться долго), — но сил и здоровья уже не хватило.

Он хотел поставить себе памятник на будущей могиле (я имею ввиду Крест), но думаю, что лучшим памятником будет ему наша благодарная память. Вечная память.

Всё, что он должен был отстрадать в этой жизни (и за нас тоже), он, наверное, дострадал в последние пять лет, когда жил, уже понимая, что болезнь его неизлечима.

***

И, в заключение, хотелось бы написать о самом грустном.

Отец Авраамий иногда рассказывал, как в сложные послевоенные годы приходилось выживать людям, как в Сибири бабушки, вытянувшие на своих плечах тяжелейшие годы войны, работавшие за трудодни («палочки») в колхозе, если вдруг заболевали, должны были (больные!) идти по сибирским сугробам за справкой 11 километров, иногда оставляя без присмотра детей. Иначе тюрьма.

«Как над людьми издевались!» — говорил батюшка. Затем он рассказывал, как на пространстве 10 – 12 кв. м. уживались две семьи (9 человек). Ещё говорил, что жили они дружно и никогда не ругались, что современному человеку может показаться совсем невероятным.

Свой рассказ он иногда заканчивал восклицанием: «Где же теперь люди? Ведь были же люди!», добавляя при этом слова из Патерика, сказанные Ангелом одному из преподобных: «Почему вы поставляете нам одну солому?»

Как это перекликается со словами архимандрита Павла в одном из его рассказов: «Какие же чистые, светлые люди были! Аух, теперя нету...»^[1]

***

Однажды я увидел в одном из выпусков газеты «Свет Валаама» старую фотографию отца Авраамия. Он стоит в нижнем храме около железной печи в той самой пресловутой фуфайке, которая иногда служила ещё и постелью…

Поразили его страшная худоба и измождённое лицо. Но ещё более привлекли внимание его в прямом смысле горящие глаза, глаза человека, готового умереть на послушании.

Думаю, что и сейчас довольно много среди братии спасающихся, наверное, больше чем половина, да и остальные у Господа Бога записаны в числе кающихся...

Но глаза такие встречаются всё реже и реже...

***

Вот воспоминания протоиерея Александра Шмемана о Ново-Валаамском монастыре в Финляндии:

«Здесь правит и царствует игумен Симфориан (последний игумен Старого Валаама. — Прим. авт.), восемьдесят шесть лет, в монастыре с 13-летнего возраста. Ревностно, почти фанатически и уж во всяком случае героически хранит предание…

Семь часов богослужения подряд, начиная в три часа утра с молебна (!). Убеждённый "мужицкий" стиль. Разговаривая с отцом Симфорианом, чувствуешь, что этот стиль для него, как и для десятков тысяч Валаамских монахов до него, — органичен, спасителен, что он действительно давал святых...»

Невольно задумаешься: а даёт ли современный Валаам в буквальном смысле святых?

Хотелось закончить на знаке вопроса, но, всё-таки, ещё более хочется верить... И не одного ли из них мы сейчас погребаем?

Надо бы покороче, но вот об отце Аврааме как-то не получается...

_______

[1] Архимандрит Павел (Груздев). Родные мои. Сборник рассказов. Ярославль. «Китеж». 2008. Родные мои архим. Павел (Груздев) (azbyka.ru)

---

НАПУТСТВИЕ ОТЦА АВРААМА

За несколько дней до кончины, накануне Сретения, 14 февраля, иеросхимонаху Аврааму исполнилось 75 лет. Он уже практически не вставал с постели, но радушно принимал всех приезжающих к нему, каждому старался уделить внимание по мере сил. Пришли поздравить дорогого батюшку и братия Валаамского подворья в Санкт-Петербурге.

Встреча эта затянулась, она получилась очень живой и трогательной. Так важно было увидеть, услышать друг друга, сверить взгляды и чувства! Исхудавший, физически немощный, но сильный духом отец источал любовь и внимание.

Игумен Пётр сердечно поздравил отца Авраама с юбилеем и от лица братии подарил ему портрет валаамского схиигумена Иоанна (Алексеева), который был написан насельником подворья монахом Вассианом, отошедшим ко Господу почти год назад.

Отец Пётр отметил, что при постриге в Великую схиму иеромонах Авраамий промыслительно получил имя ветхозаветного патриарха Авраама, который за верность и послушание Богу стал называться отцом всех верующих:

«Отец Авраам, ты старейший насельник монастыря, ты был одним из первых, кто восстанавливал Валаамскую обитель. Мало кто может понять сегодня, каково это – приехать и возрождать разрушенный монастырь, какие это труд, пот и слёзы, не говоря о внутренних бранях.

Мы с тобой застали, особенно в Печорах, откуда начинали путь, ещё тех святых людей, живых свидетелей благодати, истинных старцев, пример и духовная сила которых привлекли нас к монашеству. И наша задача – передать этот благодатный дар молодым.

Картина с портретом схиигумена Иоанна, которую мы тебе дарим, символизирует связь старого Валаама и сегодняшнего, возрожденного. Архимандрит Кирилл (Павлов), поздравляя как-то братию, говорил, что преподобный Сергий Радонежский уготовляет места своим насельникам, и мы надеемся, что преподобные Сергий и Герман Валаамские чудотворцы уготовляют места и нам.

Отец Авраам, ты находишься в таком состоянии, когда Господь может тебе что-то открыть. Прошу тебя сказать для братии напутственное слово».

Иеросхимонах Авраам поздравил игумена Петра с назначением начальником Московского подворья Валаамской обители и сказал, что молится о достойном его преемнике в Петербурге, а затем обратился к молодым монахам:

«Для младшей братии, что, в первую очередь, пожелаю… Держаться ближе старой братии!

Сейчас любят критиковать: этот так начудил, а тот – эдак… Да ещё неизвестно как сами начудим в своё время. Но без окормления, даже если оно кажется на первый взгляд не авторитетным (это часто поверхностный взгляд), обойтись невозможно.

Любое слово старшего брата – если не закон, то, по крайней мере, руководство к действию. Будем держаться друг друга! Это и есть поприще любви. Другого нам и не заповедано.

Будем держаться друг друга! Только в этом случае мы преодолеем все страсти-мордасти, которые нам мир посылает и которыми нас враг искушает.

А когда сами от себя начинаем выдумывать какие-то вещи, действия, которые якобы нас приведут куда-то… Может, приведут, а может и заведут, чаще бывает последнее… Иерархия – вещь благословенная! И более скажу: иерархия – это любовь, а любовь – это иерархия.

Братья, я вас всегда жду. Я вас всегда рад буду видеть здесь. Да и не только здесь, а, главное, в Царствии Небесном. Приходите, заходите...

Спаси, Господи, что посетили меня. Спаси, Господи...»

Прощаясь, все уходили с особым чувством, чувством рождения человека для Царства Небесного, понимали, что событие это не рядовое. Обдумывали слова старца о главной основе христианского жития — единстве в братской любви и смиренном послушании, о том, что важно не потерять духовную связь монашеских поколений, хранить священный дар Христов — единство Святой Церкви, — а Церковь врата ада не одолеют!

По материалам сайта Валаамского подворья в Санкт-Петербурге

---