На кончину Схимонаха Иоанна (Шевченко)

Пустынным живот блажен есть,
Божественным бо рачением воскрыляющимся...

Схимонах Иоанн (в миру Шевченко Иван Григорьевич) родился в декабре 1930 г. в простом украинском селе. После семи классов школы пошёл работать. Потом – четыре года армейской службы, где он летал на самолётах вторым пилотом. После армии заканчивает институт и с энтузиазмом молодости берётся за науку и даже достигает некоторых успехов и открытий в физике электричества переменного тока. В это же время он создаёт семью, у него появляется сын, а затем дочь.

И вот, будучи уже в зрелом возрасте 52-х лет, подобно евангельскому "наёмнику 11-го часа", он призывается Господом к Нему на Службу. Прожив более полувека, душа о. Иоанна, искренне всегда искавшая ответы на бытийные вопросы жизни, не утеряла юношеского вдохновения, творческого энтузиазма и мудрой чуткости.

В 1982 году он встречает одного иеромонаха, который ввергает евангельское семя жизни на жаждущую плодородную почву его сердца. После чего о. Иоанн приходит домой и на удивление всем своим домашним выносит в сад всё множество своих научных рукописей и сжигает их. Он оставил только своё открытие о переменном токе – незащищённую диссертацию, с той целью, чтобы помочь своему небогатому многодетному другу. Он отдаёт эту диссертацию сестре и говорит: "Отдай моему другу Лёне, пусть оформит всё на себя, мне теперь уже ничего этого не нужно, а ему всё ж какая-нибудь копеечка будет".

Прожив три года с тем иеромонахом в Курской области и восприяв от него предание монашеской жизни, в 1985 г. в возрасте 55-ти лет о. Иоанн уезжает в Кавказские горы, простившись со своими родными и близкими. Он навсегда сохранил к ним молитвенную любовь, но возгоревшись любовью ко Христу, умолил не мешать ему и не удерживать его в чистых и искренних стремлениях его ещё по юношески горящего сердца. Двенадцать лет он проводит в пустынных горах Кавказа, как раз в те нелёгкие годы, когда милиция имела строгие указания отлавливать монахов-отшельников, как будто каких-нибудь "бомжей" и тунеядцев, отлынивающих от работы по выполнению "великих планов" государственной партии.

До самых нелёгких грузино-абхазских военных событий он оставался в глубокой пустыне Кавказских гор, а в 1997 г., по приглашению Игумена Валаамского монастыря о. Панкратия, с которым он встретился в Ново-Афонской обители, о. Иоанн приезжает на наш далёкий и холодный северный остров.

На Валааме его сразу же посылают на самый строгий Предтеченский скит. Зная свою особую словоохотливость, любообщительность и открытость к людям, о. Иоанн сознательно лишает себя и этого утешения и испрашивает у Игумена благословения на уход во внутреннюю пустыню, в полный затвор. Там, в самом строгом скиту Валаама, в котором круглый год не вкушают не только молочную пищу, но даже и рыбу. Учинённый брат лишь приносил ему раз в день немножко остатков от братской трапезы и оставлял у него за дверью. И раз в неделю к нему приходил духовник, чтобы исповедовать и причастить его Святых Христовых Таин. Только такая же открытая людям и любообщительная душа, как у о. Иоанна, смогла бы оценить, чего стоили ему эти годы полного затвора.

Будучи благочинным Валаамского монастыря, я могу с благоговением засвидетельствовать, что только один о. Иоанн, не смотря на свой почти 80-летний возраст и очень слабое здоровье, никогда не просил ни средств, ни отпуска на лечение. И хоть он далеко не самый молодой в нашем многочисленном братстве, в котором большинство в два, а некоторые и в три раза моложе его, я ни разу не слышал от него какой-нибудь жалобы на своё здоровье или какого-нибудь "Ох!".

Хочется обратить ваше внимание и ещё на одно, истинно монашеское качество, которым обладал о. Иоанн, это – постоянство. Однажды, подобно евангельскому мытарю Матфею, он услышал от Христа: "Гряди по Мне", – и он восстал "абие" (сразу), и пошёл за Христом, ни разу не озираясь вспять! Для нас, христиан вот уже 21-го века, это действительно похвальная и важная черта. Ведь как многие из нас, и даже искренне и пламенно любящие Христа, не могут пребыть теперь без развлечений и всяческих "утешений" даже и несколько дней. Мы живём и движемся больше какими-то рывками и вспышками. А о. Иоанн 12 лет провёл в полной нищете в пустыне Кавказских гор, и потом столько же здесь, на самом закрытом для всех развлечений ските нашего пустынного острова! За что и получил в своём первом постриге имя в честь великого безмолвника и исихаста Исаака Сирина.

Его полное нестяжание и беспопечительство о всём земном свидетельствовало о глубокой вере его сердца, предавшего всего себя в руци Божии. "Пустынным живот блажен есть, Божественным бо рачением воскрыляющимся", – так мы воспеваем в чине отпевания. Всякого приходящего к нему в келлию он встречал по пустынническому обычаю: подводил в Святой уголок к иконам, читал молитвы ко Спасителю и Божией Матери и только после этого обнимал и давал братское лобзание.

Когда-то, несколько лет назад, о. Иоанн пришёл ко мне, чтобы исповедать тайное желание своей души: сделать себе гроб. Он говорил: "Я – схимник, и должен оправдать пред Богом это высокое призвание". С великим сожалением, уже в 76 лет он говорил, что вынужден заменить часть поклонов земных на поясные. Почти до самого конца своей жизни он клал на своём правиле 300 земных поклонов и строго сохранял свой ежедневный распорядок. Но как только его постригли в Великую схиму, Господь отнял от него силы, и он хотел восполнить недостаток своих монашеских обязанностей памятью смертной, для чего и решил сделать себе гроб – тот самый, в который ныне и был положен. Я спрашивал его тогда: "Ты что же, умирать собрался?". А он отвечал: "Нет. Мой отец дожил до 79 лет, а мне ещё 76. Так что, ещё года три, даст Бог, пожить надо!". Так и сбылось его пророческое слово. "Дние лет наших, в нихже седмисят лет, аще же в силах осьмдесят: и множае их труд и болезнь!" (Пс. 89,10).

Придя в монашество уже в таком зрелом возрасте, он не сразу встретил на своём пути близкого себе духовного руководителя, что, конечно, не смогло сохранить его от некоторых ошибок. Но он и плакал о них первый, с глубоким смирением, что я могу засвидетельствовать пред Богом и людьми, как священник, пред которым о. Иоанн приносил не раз свои глубокие исповеди. Ибо "не ошибается тот, кто ничего не делает". Да и само это прискорбное обстоятельство – подвизаться, искать и учиться самому, в одиночестве, в нелёгком пути духовной жизни, свидетельствует о достоинстве и цене его сокровенных трудов и болезней.

Отец Иоанн имел душу поэта и был глубоким мыслителем, философом и созерцателем Таин Божиих. Днём и ночью поучаясь в Законе Божием, он с глубоким благоговением исполнял Заповедь Христову: "Испытайте Писания!". Глубокое изучение Священных Писаний и благоговейное чтение творений Святых отцов было его главным рукоделием и единственным нетленным утешением. Само это чтение с усердным богомыслием рождало в нём не рассеянную и пламенную молитву, и потом эта же молитва вновь приводила его к сродным созерцаниям трудов любимых ему отцов.

Как сказано в Псалме: "Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо". Господь, восхотев до конца очистить его сердце от столь свойственной всякому человеческому естеству гордости, в самом конце его жизненного подвига посылает о. Иоанну нелёгкую болезнь – инсульт, чрез что его и без того искренняя и простая душа обнажается от всякой многосложности и становится в своей простоте во всём сродна и подобна незлобивому младенцу.

Думаю, что ещё по одной причине о. Иоанн, ныне преставившись от этого временного мира, предстанет пред лицем Божиим и в числе нашего Старо-Валаамского братства, которое волею судеб Божиих, оказалось в очень нелёгких обстоятельствах чужбины и стало так же восславленным за свою исповедническую верность церковному преданию в праздновании Пасхи. Ибо и о. Иоанн, ещё живя в горах Кавказа, созерцал и изучал своим творческим умом движение Солнца и планет. Из подручных материалов он сделал тогда простой механизм, с помощью которого мог с лёгкостью вычислить точный день празднования Пасхи на любой год. Ибо в Христианской Церкви всё пасхоцентрично.

Отец Иоанн любил часто толковать, что для монаха Пасхальное приветствие "Христос Воскресе!" есть не просто привычная фраза и приветствие, а глубокий бытийный вопрос, заставляющий монаха углубиться внутрь сердца, и испытать, каков плод всего его великопостного подвига. Ибо жизнь монаха – это и есть ничто иное, как великое поприще четыредесятницы, предуготовляющей его к Пасхе. И это глубокий и главный вопрос всей его монашеской жизни: "А воистину ли и ВО МНЕ Христос Воскрес!?".

Ещё задолго до отделения Украины и Белоруссии от России, о. Иоанн, живя в горах Кавказа, глубоко размышлял и пророчески болезновал о великой тайне Святой Руси. На обложке одной книги, которую о. Иоанн прислал своей сестре из пустыни, он написал одно из пророчеств прп. Лаврентия Черниговского: "Как нельзя разделить Пресвятую Троицу – Отца, и Сына, и Святого Духа – это Един Бог, так нельзя разделить Россию, Украину и Белоруссию. Это вместе – Святая Русь! Знайте, помните и не забывайте! Малороссия, Белоруссия и Великороссия – только сии вместе и есть Святая Русь!". Это был очень важный для него вопрос и причина его печали.

И в заключение хочу обратить ваше внимание ещё на одно весьма важное и ценное пред Богом и людьми качество души ныне отшедшего от сего мира нашего собрата о. Иоанна – его сохранившееся даже и в 79 лет почти юношеское вдохновение и мужественную верность первой Благодати и его первой духовной любви – по слову его небесного покровителя Иоанна Богослова, чрез которого про- гремел Господь в Апокалипсисе: "Воспомяни первую любовь твою, которую ты оставил, и покайся, и первые дела сотвори!". И вот, на обложке той же книги, которую о. Иоанн выслал своей сестре из пустыни Кавказских гор, он написал ей своё стихотворение-молитву, обращённую в глубоком покаянии и смирении к воплотившемуся на земле Спасителю мира, которую мы, ныне стоящие вокруг его гроба, можем услышать как бы от его уст.

Что стоишь Ты, как-то вяло? На земле Тебе не рай, В бледных щёчках света мало, Знать кому-то через край.

Натерпелся в колыбели, Но не плачь, не хмурь уста, Злые люди "одолели" Милостиваго Христа...

Но воскрес Господь из Гроба, И горит моя утроба, Чудотворствуя из тлена, Возвратившися из плена.

Мой Господь за мя заклатый, В яслех страждет спеленатый, За безмерну красоту, Положился в корм скоту.

О, Отец! Воззри на сына! Как последняя скотина, Потерявши Божий страх, Заблудился я в горах.

Во Христе мне перемена! Примет на свои рамена, Как заблудшую овцу Принесёт меня к Отцу.