Дух… празднословия не даждь ми

Чтение молитвы преподобного Ефрема Сирина на протяжении всего Великого поста показывает, что в ней Церковь увидела то, что она мыслит под изменением человека. В этих коротких и очень емких словах сконцентрировано христианское понимание покаяния.

В первой части молитвы мы просим Бога о том, чтобы он уберег и избавил нас от четырех качеств, на которые Церковь обращает особое внимание в дни Великого поста – праздности, уныния, любоначалия и празднословия. Опасность и пагубность первых трех страстей, более менее, очевидна для человека. Однако с празднословием все оказывается гораздо сложней.
Дело в том, что наша современная эпоха характеризуется тотальным выхолащиванием слова. Последнее попросту начинает терять свою былую силу. Благодаря Интернету и современным средствам коммуникации, мы имеем возможность жить во множестве пространств одновременно, в том числе и языковых. И действительно, даже в повседневной жизни современный человек говорит на разных языках. Способы общения дома, на работе, в Церкви существенно отличаются друг от друга. Меняется также и письменный язык. Значение слов постепенно размывается. В них вкладываются множество смыслов, которые зачастую попросту выдавливают первоначальные значения. Слово постепенно начинает мертветь в устах человека.

И вдруг в условиях постоянных информационных потоков, в условиях Интернета, мы неожиданно сталкиваемся со словами преподобного Ефрема Сирина – «Дух … празднословия не даждь ми». Часто бывает, что человек попросту пропускает это моление мимо ушей. Либо старается объяснить его какими-то историческими причинами.

Тем временем, в основе этого моления лежит глубочайшее и трепетное отношение христианства к слову и языку. Нашу веру иногда называют религией слова. Откровение Божие дано нам в слове. Уже этого достаточно для христиан, чтобы относится к последнему серьезно.

В богословии нет отдельного раздела, который был бы специально посвящен языку. Однако эта тема красной нитью проходит через все вероучение Церкви. Отцы обращаются к ней при рассуждениях о Троице, о создании мира, о молитве и т. д.

Евангелист Иоанн Богослов напрямую соотносит термин «λόγος» со Второй Ипостасью Троицы. С самого начала в понятие слова вносятся богословские мотивы. Ведь Сам Христос есть предвечное Слово Отца. Словом был сотворен мир. И, следовательно, способность к языку – это часть человеческого богоподобия. Того, что возвышает его над всем остальным творением. Язык – это основа разумности, ее условие.

Мученик Иустин Философ даже считает его «внутренним откровением» Божиим, которое более первично чем Священное Писание. Преподобный Максим Исповедник, богословие которого с особой мощью показало эсхатологическую сущность христианства, говорит о, так называемых «малых логосах». Бог-Слово есть начало и конец всего сущего. «Все чрез Него начало быть» (Ин. 1:3) и Им все завершиться. Малые логосы же есть, по сути, нетварные «проекции» Бога на мир, которые поддерживают его бытие, и возводят последнее к своему Источнику. Человеческое слово является фактически материальным воплощением этих божественных «проекций», ибо именно благодаря нему вещь получает свой смысл, свою логику. Ведь имя необходимо относит нас, по мысли Святых Отцов, к сущности именуемого. Человек как богоподобное существо через свою личность возводит к Богу весь неодушевленный космос, и язык здесь играет практически первоочередную роль.

Святитель Василий Великий прямо связывает способность языка с богоподобием: «Мы приведены из небытия в бытие, мы сотворены по образу Создателя, имеем разум и слово, которые составляют совершенство нашей природы и которыми мы познаем Бога». Стало быть, язык – это наивысшее выражение человека, как существа возлюбленного Творцом даже до смерти крестной.

Архимандрит Софроний (Сахаров) говорит даже более прямо: «Человеческое слово есть образ Предвечного Слова Отца… И наше слово обладает творческой силой, … и наше слово достигает вечности , если сказано в путях воли Его… Слова Литургии и вообще молитв не суть только человеческое, но и данные Свыше. Церковный язык относится к сфере Божественного бытия; он должен выражать откровение Духа и им порождаемые умные видения». Это не отвлеченное теоретизирование, а прожитый духовный опыт. Ведь самые главные слова, сосредоточенные в Молитве Иисусовой отсылают нас к Самому Богу.

Пожалуй сложно найти во всем богатстве дарований человека, способности более хрупкой и нежной, чем язык. Покалечить слово, гораздо легче, чем что-либо другое. Достаточно его просто опустошить, сделать пустым. Тогда перед нами предстает лишенная жизни, музыки, духа, акустическая обманка. Пустое слово закрывает мир от того, кто его произносит. Ведь подлинное слово всегда к чему ведет, на что-то направлено, что-то выражает. А в выражении оно дает сказать о себе неодушевленной реальности.

Именно поэтому в молитве преподобного Ефрема Сирина Церковь молит Господа избавить человека от празднословия, которое есть ни что иное как искажение Образа и Подобия Божия. Грех против слова гораздо опаснее, чем может предположить современный человек. Слова великопостной молитвы вторят псалму «Положи, Господи, хранение устам моим и дверь ограждения о устах моих» (Пс. 140:3). Теперь становятся более понятными суровые на первый взгляд слова Христа: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12:36). Такая безальтернативность является следствием того высочайшего призвания и достоинства, которое дано человеку вместе со способностью языка.

Автор: Артемий Сафьян.