«Пост, – пишет прп. Исаак Сирин, – ограждение всякой добродетели, начало борьбы, венец воздержанных, красота девства и святыни, светлость целомудрия, начало христианского пути, матерь молитвы, источник целомудрия и благоразумия, учитель безмолвия, предшественник всех добрых дел»
27.03.2015
Трудами братии монастыря
15 074
«Пост, – пишет прп. Исаак Сирин, – ограждение всякой добродетели, начало борьбы, венец воздержанных, красота девства и святыни, светлость целомудрия, начало христианского пути, матерь молитвы, источник целомудрия и благоразумия, учитель безмолвия, предшественник всех добрых дел». В наше время тотальной секуляризации мы зачастую забываем эту поэтику поста. Для нас он все чаще превращается в нечто механическое – в некоторую перемену бытовой жизни и не более того. Тем временем, Православная Церковь никогда не рассматривала пост таким образом. В христианском понимании, истинный пост имеет свою философию, свое богословское измерение.
Мы справедливо определяем его как добровольное воздержание от чего-либо. И именнотакое толкование поста заставляет задуматься над его фундаментальными истоками. Ведь первый пример воздержания – заповедь Божия, данная в раю. Из всего бесконечного богатства, которым Бог наделил человека, Он выделил всего лишь один запретный плод. Заповедь Адама парадоксальным образом обуславливала человеческую свободу, как одну из важнейших составляющих богоподобия. Свобода появляется там, где есть выбор. Именно возможность выбирать во многом отличает человека от животного. Последнее растворено в мире и следует его логике, оно погружено в причинно-следственные отношения. Мир владеет и повелевает животным. Только человек способен сказать ему «нет». Поэтому, давая Адаму и Еве заповедь воздержания, Господь наделял их поистине царским достоинством, о котором прп. Макарий Великий сказал: «Познай же свое благородство, а именно, что призван ты в царское достоинство, что ты – род избран (1Пет.2.9), священен и язык свят». Таким образом, уже в самом начале Священного Писания тема воздержания неразрывно связана со свободой, которая бытийно определяет человека. Человек здесь перестает быть заложником природы и своей собственной тварности, и получает возможность деятельного самосозидания сообразно Божьей Воле.
Однако первые люди не справились с этим испытанием свободой. И это имело катастрофические последствия. Из повелителя и царя природы Адам превртился в ее раба. В повиновении Божией заповеди человек возводил через свою личность творение ко творцу, с ослушанием же оно стало повиноваться исключительно механическим принципам, основанным на бесконечном детерминизме. Великопостные богослужения ежегодно вновь и вновь возвращают нас к этой трагедии. Вспомним стихи Великого канона прп. Андрея Критского: «Первозданного Адама преступлению поревновав; познах себе обнажена от Бога, и присносущного Царствия и сладости, грех ради моих…», «Оскверних плоти моея ризу, и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию. Омрачих душевную красоту страстей сластьми, раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка Зиждитель из начала, и оттуда лежу наг и стыждуся».
Но трагедию покрывает Христос. В евангельском повествовании об искушении мы видим как бы зеркальное отражене того, что происходило в Эдеме. Господь Сам проходит через то испытание, которое когда-то погубило Адама. Однако здесь слабость человека уступает бесконечному могуществу Бога, Его непостижимой свободе. Искушение попросту отскакивает от нее. Мир снова побежден: «Дерзайте, Я победил мир» (Ин. 16:33).
Принимая на Себя «зрак раба» (Флп. 2:7), т.е. человека в его наибольшей слабости, Христос вновь возводит его к былому царственному достоинству. Об этом мы вновь слышим на богослужении Двенадцати Страстных Евангелий:«Древом Адам рая бысть изселен, древом же крестным разбойник в рай вселися: ов убо вкушь, заповедь отверже сотворшего, ов же распинаем, Бога Тя исповеда таящегося. Помяни и нас, Спасе, во Царствии Твоем», «Рукописание наше на Кресте растерзал еси, Господи, и вменився в мертвых, тамошняго мучителя связал еси, избавль всех от уз смертных Воскресением Твоим, имже просветихомся, Человеколюбче Господи, и вопием Тебе: помяни и нас, Спасе, во Царствии Твоем».
Христианство видит в посте, прежде всего, возможность для человека стать свободным. Разорвать, ежедневно и ежеминутно оплетающие его мирские оковы, причины и следствия, и вернуться к подлинному самосозиданию себя, снова восходя к своему богоподобию. Здесь для нас становится более понятным возвышенное определение поста прп. Исаака Сирина, приведенное выше.
Свобода для богословия является онтологической категорией. А, значит, воздержание и пост, как одно из ее условий в христианском понимании приобретает метафизическое измерение.
Автор: Артемий Сафьян, выпускник Философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова