Здравствуй, место духовных подвигов!

Вспоминает владыка Панкратий:

— В Крещенский сочельник Святейший Патриарх Алексий II подписал указ о моём назначении наместником Валаамского Спасо-Преображенского ставропигиального монастыря, и на следующий день, точнее, вечером 19 января 1993 года, мы втроём выехали из Москвы в Санкт-Петербург на поезде — вместе с послушником Ве́нко из Македонии, будущим отцом Мефодием, и лаврским прихожанином Евгением Мухиным, будущим экономом монастыря, отцом Ефремом.

В Петербурге остановились на подворье, начали дела принимать...

Вспоминает архимандрит Мефодий:

— Я родился и вырос на Балканах. Собирался уйти в Григориатский монастырь на Святую Гору Афон, но Божиим Промыслом меня туда не пропустили, в Салониках не выдали визу. И тогда я поехал в Россию, в Троице-Сергиеву лавру.

Весь мой путь до России меня просто Ангелы несли. Потому что такие события, такие совпадения человеку невозможно срежиссировать. Если бы я попал в одно место на пять минут позже, то уже не был бы в России. Всё было расписано по минутам, заранее!

Наш Владыка в то время был экономом Лавры, мы подружились. Когда его назначили наместником Валаамского монастыря, он меня спрашивает: «Хочешь на Валаам?» — «Что такое Валаам?» — «Пошли к старцу».

Приходим к батюшке Кириллу (Павлову), ещё не зашли к нему, слышим в прихожей: «Пусть македонец едет на Валаам». — «Ну, ты услышал?» — «Да!» — «Поехали...»

Вспоминает монах Ефрем:

— Если Владыка и отец Мефодий направлялись на Валаам с конкретной целью, можно сказать, на всю жизнь, то я к тому времени ещё не определился с выбором жизненного пути, был обычным прихожанином в паломнической поездке «на месяц». Только вот «месяц» этот растянулся на долгие годы.

Родом я из Сергиева Посада. После армии крестился, начал потихонечку воцерковляться, посещать богослужения в Лавре. Там волею Божьею пути наши с Владыкой пересеклись, и с 1990-го года я раз в неделю старался ходить к нему на исповедь. На вопросы, которые меня, двадцатилетнего юношу, тогда интересовали, отец Панкратий находил удивительно точные и краткие ответы.

В 1992 году я окончил Московский автомеханический институт по специальности «Автомобили и тракторы», получил диплом инженера-механика. Но это уже был конец перестройки, когда многие базовые предприятия автомобилестроения, например, мощные заводы АЗЛК и ЗиЛ, приходили в упадок и не набирали больше работников. Производство сокращалось, я фактически остался без работы.

И когда Владыка предложил мне поехать посмотреть и, может быть, чем-то помочь по специальности, я заинтересовался. У меня тогда была такая традиция: в зимний период старался совершить паломничество в какую-нибудь обитель, потрудничать во славу Божию. Правда, до Валаама в тот раз так и не добрался.

Я был уверен, что Владыка уже побывал в Петербурге, ознакомился с делами. Но нет, оказалось, что он тоже в первый раз приехал на подворье, поэтому мы задержались с приёмкой. Он и раньше говорил, что там имеются трудности в гараже, очень много старых машин. А после смены наместника в транспортном отделе вообще была неразбериха, возник достаточно широкий спектр проблем от восстановления неисправной поломанной техники до набора новых работников.

И, учитывая, что мне это дело понятно и близко, этому меня учили пять лет, меня оставили на подворье в Питере для того, чтобы помочь организовать автохозяйство, перевозки, снабжение монастыря необходимыми грузами, стройматериалами и так далее.

Владыка говорит: «Ну, если ты на месяц, тебе нет смысла сейчас на Валаам, всё равно полмесяца уже прошло. Помоги лучше здесь». Тем более добираться тогда на остров было достаточно сложно и тяжело. Корабли ходили нерегулярно, Ладога замерзала, можно было приехать — и не уехать...

Кто в море не ходил, тот Богу не молился

Владыка Панкратий:

— 6-го февраля, помолившись блаженной Ксении Петербургской, мы с послушником Венко выехали с подворья в Приозерск. Там пересели на небольшое судёнышко и вышли в открытую Ладогу к Валааму. Мороз стоял сильнейший, ветер, качка... Я раньше никогда по морю не ходил, тем более, в шторм, впервые подобное испытывал.

Поднимаюсь из каюты к капитану, смотрю: матрос привязался верёвкой и сбивает с бортов судна лёд, — оно быстро обледеневало на ветру со стороны волны и могло перевернуться... Путешествие было очень трудным, и иногда мне даже казалось, что не доберёмся мы до Валаама, не достоин я его.

Архимандрит Мефодий:

— Мы постоянно падали, потому что сильно качало, кораблик обледенел и всю дорогу шёл с креном в 30°. Каждые полчаса останавливались и лопатами сбивали лёд. Начальник монастырского флота Александр Никаноров, такой отважный, говорит Владыке: «Ничего не бойтесь. Мы много раз ходили при такой погоде».

Нашему брату иноку В. было так плохо, что он всю дорогу лежал пластом, его сильно тошнило. Мама его пришла к Владыке, тогда ещё архимандриту, и говорит: «Отец Панкратий, мой сын умирает! Он сейчас умрёт, я чувствую, что он умрёт!» Владыка посмотрел на капитана и говорит: «Может быть, мы развернёмся? Этот молодой инок умирает». А капитан на него так выразительно посмотрел и отвечает: «Если мы сейчас развернёмся, — мы все умрём!»

Я тогда плохо понимал русский язык, но то, что мы все умрём, — очень хорошо понял.

Вверху небо, внизу рыбы...

Владыка Панкратий:

Архимандрит Мефодий:

— Владыка говорит: «Выходи на берег». Я вышел — а берега нет... Лёд под ногами прозрачный-прозрачный, как стекло, — и тёмный, потому что весь снег сдуло, чёрная глубина под нами.

У нас был большой чемодан на колёсиках. Спускаюсь с ним на лёд, только поставил, он ... фью-ю ... и покатился! Я за ним побежал и сразу упал. Я ведь из Македонии, льда в жизни не видел, по нему никогда не ходил, а тут первый шаг, — и чемодан от меня поехал!

Кое-как на четвереньки поднялся, смотрю, — рыбы подо мной плавают! Встал, ветер опять на спину бросает. Вверх смотрю — небо, внизу — рыбы... Чемодан уже на сто метров вперёд укатил!

Добрались потихоньку до берега. Вышли прямо к кресту у Гефсиманского скита. Нас очень тепло встретили братья, Владыка спел тропарь, и мы стали прикладываться. Я, неопытный македонец, поцеловал крест — и примёрз к нему губами так, что еле оттащили... Эту свою первую северную экспедицию на всю жизнь запомнил, чувства были выше религиозных (смеётся).

«Боже мой, куда я попал?!»

Владыка Панкратий:

— Уже в сумерках мы вышли по льду к поклонному кресту у Гефсимани. На берегу нас дожидались отцы Никон и Герман (Рябцев). Вокруг всё свистит, пурга настоящая... Сели на «Вахту» ГАЗ-66*, поехали. Едем-едем... остановились, наконец. Выбрались из машины.

Вьюга, темень... Внизу у Монастырской бухты около лестницы встречает нас немногочисленная тогда братия, человек пятнадцать, с очень старыми хоругвями, я таких потрёпанных не видел никогда. Крестным ходом пошли в Собор. По ступеням поднимаемся, а у меня одна мысль: «Боже мой... куда я попал?»

Кое-как мы поднялись по лестнице, входим в каре... Я, конечно, ожидал увидеть печальную картину, но то, что открылось... Везде разруха, стены облупленные, страшные леса, как чёрная гнилая чешуя, в которые был одет огромный Спасо-Преображенский собор. Корпуса в очень плохом состоянии, в такой же коросте из полусгнивших досок, штукатурка, всё отваливается… просто кошмар. «Господи, — думаю, — помру ведь я на этих руинах!»

Зашли в храм — тоже чёрный, облупленный, иконостас поникший какой-то. Отслужили молебен у раки Преподобных. Я произнёс несколько слов о необходимости мира и единства среди братии в трудных условиях, потом пошли ужинать.

Архимандрит Мефодий:

— Владыка молчал всё время. Все думали, что он молится, — а он переживал очень сильно…

Слава Богу за все!

Владыка Панкратий:

— Настроение в первое время по приезде на Валаам, помню, было невесёлым. Вы поймите, я ведь приехал из Троице-Сергиевой лавры, достаточно обустроенной и ухоженной. А здесь всё рушилось прямо на глазах. Или как сравнить, например, с тем же Афоном, когда приходишь с многочасовой всенощной службы (они у нас действительно всю ночь проходили), а прямо за стенкой другое «бдение» в самом разгаре — с громкой музыкой и пьяными криками.

Было очень нелегко, и я, наверное, второй раз такое не смог бы уже понести. Но как-то Господь укреплял, посылал благодать Свою и помогал. Обычно, если человек попадает в сложные обстоятельства, он старается их облегчить. Например, мы часто оправдываем себя, когда не успеваем помолиться в дороге, или если работы было много. А у нас тогда наоборот: мы как-то старались больше молитвой брать.

С братией сложились очень хорошие отношения, мы помогали друг другу. С благодарностью вспоминаю отцов Феофана, Геронтия, Виссариона, Бориса, Александра... Одна из особенностей нашего монастыря — туда ехали именно те братья, которые ревновали о строгой жизни, об уставных продолжительных богослужениях без всяких сокращений. Очень много значили для нас книги о Старом Валааме, — духовное и молитвенное наследие отцов, живших здесь ранее.

С другой стороны, это такая своеобразная реакция на тот «облегчённый» вариант монастырской жизни, который установился в столичных монастырях. Поэтому и старались больше молиться. И я думаю, что как раз это нам и помогало, потому что без молитвы в таких тяжёлых условиях было бы просто не выжить...

Слава Богу за всё!

* Вахтенный грузовой полуавтобус с печкой для перевозки рабочих бригад.