Владыка Панкратий: «Была у меня мечта…» (часть первая)

Была у меня мечта когда-то. Давным-давно, лет, наверное, тридцать… или, скорее, сорок назад... Почти детская . Хотя, конечно, уже не детская, — юношеская. Белый храм посреди природы, — и я, иконописец, монах, пишу иконы...

Отчасти она, конечно, воплотилась – эта мечта моя: какой прекрасный скит построили (Владимирский – прим. ред.), всё, как я хотел! Белый храм, красивая природа, иконописная мастерская... одного не хватает: иконописцем я так и не стал.

***

Я ведь немного писал, когда ещё был в миру, на приходе. Это, конечно, громко сказано, что писал. Но, как ни странно, моя первая икона сохранилась, огромная такая, наверное, метра два будет. Мне настоятель поручил. Когда он узнал, что я архитектор, говорит:

– Ну, давай, Владислав... ты вот рисуешь, а у нас напротив клироса иконы нет. Место большое. Давай, напиши.

И он дал мне образец, – небольшую иконочку. На ней три святителя. Размером в две ладошки. И с этих двух ладошек надо было сделать копию в два метра.

И я взялся… Всегда потом краснел, когда вспоминал об этом. Думал: какая всё-таки дерзость, – не зная канонов, правил…

И как же я удивился, когда однажды мне владыка Душанбинский сказал:

– А у нас эта икона до сих пор цела.

И даже прислал мне фотографию. Я посмотрел: вроде не так уж и страшно (смеётся). Дали – и за послушание сделал.

***

И вот, когда уже всё здесь устроилось, появился этот храм с великолепной просторной мастерской, – я подумал: «Ну, начну теперь и сам, наконец, писать иконы». Взял за образец Спаса Нерукотворного. Из Питера мне привезли специальную доску. Я уже передавил, перенёс на доску этот рисунок...

И только подумал, что завтра приступаю, начинаю красками писать, – звонит Святейший и непреклонным тоном сообщает, что принято решение о моём новом послушании – назначении председателем Синодальной комиссии по канонизации святых.

У меня, честно говоря, коленки подогнулись. Там ведь ещё с середины восьмидесятых владыка Ювеналий, это такая глыба! Там такие богословы, кандидаты, профессора!

Я попробовал отказаться, ссылаясь на то, что в Духовной академии не учился, что зимой с Валаама сложно выбраться... но быстро понял, – Патриарху лучше не возражать (смеётся).

И ещё понял, что... моя иконопись на этом рисунке и закончилась.

Таджикистан. Молодые годы. Евангелие

Первая мысль о монашестве мне пришла, когда я впервые прочитал Евангелие. Это было в семидесятые годы, ещё до моего крещения. Я жил тогда в Душанбе, был студентом Таджикского политехнического института, учился на архитектурно-строительном факультете.

Приехал однажды на каникулы к брату в Москву и у него увидел Библию первый раз в жизни. Надо сказать, в советской семье редко можно было встретить Священное Писание. А вот у него я встретил, открыл и неожиданно для себя стал читать «запоем».

Я всегда очень любил природу, тишину, уединение, искусство, рисовал что-то, и тут ещё Евангелие появилось… Вот тогда-то впервые и пришла эта мысль: «как хорошо бы: стать монахом, писать иконы... и чтобы природа вокруг…» В те годы это была несбыточная мечта, конечно.

***

Когда я почувствовал эту первую тягу к монашеству, мне очень захотелось встретить живого монаха, поговорить с ним. А в нашей стране в то время действовало всего несколько монастырей, можно даже на одной руке их перечислить — Троице-Сергиева лавра, Псково-Печерский монастырь в России, Почаевская лавра и Одесский монастырь на территории Украины. Вот, собственно, и всё: четыре монастыря на весь многомиллионный Советский Союз!

Духовные книжки ходили тогда в самиздате. Я благодарен Богу, что одной из первых, которую мне удалось прочесть, стала книга «Старец Силуан» архимандрита Софрония (Сахарова). Это действительно очень глубокая, монашеского духа книга, – она раскрыла мне глаза на жизнь сокрытую, глубокую жизнь православной Церкви и, в частности, монашества. Второй книгой стали «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Вот две книги, которые, можно сказать, «заразили» меня монашеством.

Кроме того, я с большим удовольствием читал журнал Московской Патриархии, хронику прочитывал с большим интересом. Знаете, это же была такая редкость! В настоящее время нас сейчас призывают подписываться на издания, каждый монастырь, каждый приход. А в те годы не нужно было призывать, потому что никакой литературы не было, особенно в провинции.

***

Уже почти заканчивая институт, на четвёртом курсе, я вдруг понял, что смысла в моём обучении нет. Тогда я уже имел представление об архитектуре по-настоящему хорошей – и в то же время понимал, что нас ожидает после выпуска.

Архитекторов и инженеров в советское время, так сказать, и в грош не ставили. Например, как в те времена запускался архитектурный проект? Вначале конструкторы, пожарные, сантехники утверждали свои нормы, и только после этого бедному архитектору надо было сверху налепить какое-то «произведение».

Если они не соглашались, то переделывали, бывало, по несколько раз. Затем подключались экономисты и бухгалтера, которые утверждали одно: «дорого, не экономично», – и, подчиняясь этим требованиям, архитектор должен был проектировать очередную «коробку».

Поэтому в последние годы советского периода было очень мало хорошей архитектуры. В сталинские времена ещё были мастера старой школы, которые знали, как нужно строить. А после Хрущёва архитектура совсем обеднела.

Я переживал глубокий внутренний кризис: годы уходят, молодость уходит... Меня вызвали на беседу в студенческую ячейку курса, стали прорабатывать, задали прямой вопрос:

– Конечно, архитектором, ведь я пришёл учиться профессии!

И на четвёртом курсе я решил всё-таки уйти из института.

Но тут мне встретился один верующий человек, который меня отговорил. Он мне сказал: «Ну чего ты – тебе год всего осталось доучиться, потерпи!»

И вот что интересно: прошло много лет, и он пришёл на Валаам послушником! Вот как бывает.

***

Не хочу скрывать, в то время мы многим увлекались, много различной литературы ходило самиздатовской: и Рерих, и восточная, всякого рода йога, буддизм, Кастанеда, – но всё это как-то на душу не ложилось, не удовлетворяло духовному поиску.

И первую молитву, которую я начал творить, я прочитал в журнале «Америка» в статье о медитации. Там были хорошие слова о том, как всё это прекрасно и благотворно на внутреннее состояние действует. И я подумал – интересно попробовать...

Но я не знал ни одной мантры, а примеров в статье не было, – и я решил просто говорить: «Иисус Христос». Я даже не знал ещё правильного церковного обращения – Иисусе Христе, просто стал повторять «Иисус Христос». Меня никто не учил, я стал молиться сам, я взывал к Нему…

И только потом уже я встретил книги, которые перевернули меня полностью.

***

Когда я прочёл несколько святоотеческих книг, то принял твёрдое решение креститься. Таинство совершилось после окончания института, в сентябре 1982 года, тайно, в Свято-Никольском соборе города Душанбе.

Благодать, которая нисходит на человека во время этого Таинства, совершенно особая, неповторимая, и Крещение моё сопровождалось такой радостью о Христе, таким обилием благодати… Человеку в тот миг она даётся даром, она не заработанная, словно Господь показывает, как хорошо с Ним быть!

Тогда я, конечно, этого не понимал – просто радовался, недоумевая, почему все люди не идут в Церковь, почему здесь так мало прихожан: я каждый день бываю утром и вечером в храме, а там всего лишь три-четыре старушки стоят...

(продолжение следует)