Богословие поста. Великий канон прп. Андрея Критского

В христианском понимании пост, особенно Великий, имеет свое богословское и философское измерение. Он не есть нечто чисто механическое внешнее, связанное с ограничением в употреблении определенных видов пищи и т. д. В условиях, когда подобное поверхностное его рассмотрение является наиболее расхожим, как вне Церкви, так и в среде верующих, более чем актуально вспомнить о подлинно христианской трактовке феномена постничества.

Для начала необходимо затронуть проблему, связанную с определением этого понятия. Что мы подразумеваем под постом? Ответ кажется довольно простым и предсказуемым: он есть воздержание в самом широком смысле этого слова. Но при кажущейся простоте такая дефиниция таит в себе множество богословских и философских следствий.

Воздержание отсылает нас к другому важнейшему понятию – аскезе. Древнегреческое слово ασκεσις дословно переводится на русский язык как «упражение» или «усилие». Начиная с древнейших форм религиозности человек понимал, что прикосновению ко святому должна предшествовать некоторая подготовка. В научной литературе она именуется ритуальной чистотой: приближающийся к алтарю должен быть нравственно очищен от житейской суетности. Здесь проявляется одна из сущностных черт религии: различие между пространствами сакральным и профанным. Древние люди прекрасно понимали и очень остро ощущали изначальный раскол бытия: грех и порок отсекли мир от священного источника, и с тех пор необходимо чрезвычайное усилие для того, чтобы в него вернулось это святое начало.
Поэтому в основании древнейших форм аскетизма лежит изначальная тоска человека по божественному. Подобное понимание перенимает и христианство. Только здесь к нему добавляется другой важнейший аспект – осознание человеческой свободы как центрального элемента богоподобия.

Канон прп. Андрея Критского: «Для назидания верующих душ на многие времена»

Вспомним, что первым примером воздержания является заповедь, которую Бог дает Адаму в раю (Быт. 3:2‒3). Творец делает первого человека обладателем огромного богатства, созданного Им мира. Но среди этого разнообразия обозначается один полюс, через который Адам не может переступить. Это необходимо для того, чтобы человек осознал свою свободу. Ведь в отличие от животного он единственное существо во Вселенной, которое может сказать «нет» опутывающим его причинно-следственным связям. Свобода же обретается там, где существует выбор.

Именно заповедь воздержания открывает человека в его внутренней сути и достоинстве, о котором апостол Петр говорит: «Познай же свое благородство, а именно, что призван ты в царское достоинство, что ты – род избран, священен и язык свят» (1Пет., 2:9). Таким образом, уже в самом начале священной истории пост и свобода, как основные бытийные аспекты жизни человека, неразрывно связаны.

Но Адам не выдерживает испытания и нарушает заповедь Божию. Так в его существование проникает распад, смерть. Переставая быть свободным, он одновременно теряет это счастье божественной свободы и любви, которая в преизбытке окружала его в Эдеме. Об этой трагедии и напоминает нам Церковь в течение всего Великого Поста.


Обратимся к одному из самых пронзительных образцов христианской гимнографии ‒ Великому канону прп. Андрея Критского: «Первозданного Адама преступлению поревновав; познах себе обнажена от Бога, и присносущного Царствия и сладости, грех ради моих…», «Оскверних плоти моея ризу, и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию. Омрачих душевную красоту страстей сластьми, раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка Зиждитель из начала, и оттуда лежу наг и стыждуся». Эти тексты как бы заново актуализируют в литургическом пространстве события, которые происходили еще до начала истории человечества как таковой. Но актуализируют в прямой связи с молящимися. Если «одним человеком грех вошел в мир и грехом смерть» (Рим., 5:12), то все эти события имеют прямое отношение и ко мне. Священная история как бы заново совершается прямо перед нашими глазами.

Скорбный путь Адама из Эдема подразумевает начало нового пути Богочеловека Христа. Тексты богослужений показывают некую зеркальность событий книги Бытия и Евангелия: «Древом Адам рая бысть изселен, древом же крестным разбойник в рай вселися: ов убо вкушь, заповедь отверже сотворшего, ов же распинаем, Бога Тя исповеда таящегося. Помяни и нас, Спасе, во Царствии Твоем». Если Адам не устоял в свободе и пал, то Бог, ставший Человеком, смог пройти эти искушения, которые просто отскакивают от Его непостижимого божественного смирения и высоты: «Рукописание наше на Кресте растерзал еси, Господи, и вменився в мертвых, тамошняго мучителя связал еси, избавль всех от уз смертных Воскресением Твоим, имже просветихомся, Человеколюбче Господи, и вопием Тебе: помяни и нас, Спасе, во Царствии Твоем».

Великий Пост вводит нас в пространство этих великих событий. Здесь мы скорбим о падении Адама, идем вместе с нашим Спасителем в Иерусалим, в котором должна свершиться вся человеческая история и одновременно суд над ней. И в конце радостно входим в блистающий свет Пасхи.

Пост становится теперь одновременно и той древней формой аскезы, которая подразумевает очищение человека перед прикосновением ко святому, и попыткой устоять хотя бы отчасти в той божественной свободе, которую подарил нам Христос Своей крестной любовью. Этот дар тяжел, как и вся подлинно христианская жизнь есть «путь узкий и прискорбный», но именно в нем человеческое бытие обретает смысл и полноту, именно в нем возможно подлинные радость и счастье. В воздержании христианин, следуя за своим божественным Учителем, может хотя бы отчасти оправдать то высочайшее достоинство, которое было дано человечеству в Эдеме. Поэтому в завершении нашего короткого размышления вспомним слова преп. Исаака Сирина: «Пост ‒ ограждение всякой добродетели, начало борьбы, венец воздержанных, красота девства и святыни, светлость целомудрия, начало христианского пути, матерь молитвы, источник целомудрия и благоразумия, учитель безмолвия, предшественник всех добрых дел».