«Истинные послушницы явистеся, преподобные…»

Подъезжаете к нему – вас встречает совершенно новая природа, какой не случилось видеть путешествовавшему лишь по России: природа дикая, угрюмая, привлекающая взоры самою дикостию своею, из которой проглядывают вдохновенные, строгие красоты. Вы видите отвесные высокие нагие скалы, гордо выходящие из бездны: они стоят, как исполины на передовой страже. Вы видите крутизны, покрытые лесом, дружелюбно склоняющиеся к озеру.

начало заметок

Я проснулся от громкого звона. Комендант гостиницы ходил по кельям и будил всех на полунощницу, звоня в колокольчик. Часы показывали половину пятого утра. Сонный, я оделся и вместе со всеми побрел по тропинке от Зимней гостиницы в сторону собора, засыпая на ходу.

На улице было темным-темно, а с бухты тянуло ледяным ветром. И только яркий прожектор с колокольни собора освещал путь, словно маяк в море. К храму со всех уголков монастыря стекались темные силуэты. По кругу внутреннего каре монастыря шел монах и настукивал какой-то ритм в длинную деревянную палку на плече. Как я потом узнал, это специальный будильник для братии – било.

В нижнем храме собора тоже было темно, только горели свечи и лампадки, а в двух огромных круглых печах, стоящих у задней стенки, уже вовсю трещали дрова. Я пристроился возле одной из них и стал слушать, как тихо и медленно читали кафизму: спокойный монотонный голос разливался по всему храму и растворялся где-то в темноте.

Полунощница длилась около получаса. В конце ее из темноты начали вдруг выходить монахи, выстраиваясь перед большой и красивой ракой с мощами преподобных Сергия и Германа. «Евангелия Христова истинные послушницы явистеся, преподобные…» – запели красивым распевом. Все по очереди: сперва братия, потом трудники, сделав по три земных поклона, прикладывались к раке, а затем и ко всем иконам и святыням храма.

Так и стоят сейчас перед глазами эти святыни: старинная, семнадцатого века, икона Спасителя, слева от нее – дивный Валаамский образ Божией Матери, дальше – преподобный Герман Аляскинский, святые Царственные страстотерпцы, мощи Антипы Валаамского в деревянной резной раке... К каждой святой иконе монахи прикладывались с благоговением, не торопясь. Вместе со всеми прикладывался и я.

Незаметно пролетели несколько недель моего пребывания на острове. Я уже ко многому начал привыкать: к ранним подъемам, долгим богослужениям, к разнообразным послушаниям. В свободное время читал святоотеческие книги, молился сколько мог по четкам. Жизнь приобретала какой-то спокойный, ровный ритм. Меньше было суеты, чем в городе, лишних переживаний и забот.

Вскоре меня перевели в трудники. Накануне в гостиничной службе монастыря мне выдали талончик, в котором была записана вся информация о том, где я буду размещен, на какие послушания мне выходить и где трапезничать.

Итак, с этого дня я был на послушании. С девяти утра мне нужно было ждать у дверей монастырской трапезной, чтобы попасть в одно из важнейших мест в монастыре – келарскую. Монастырский келарь отвечает за хранение продуктов, приготовление еды для братии и паломников, выпечку хлеба и еще за многое другое. Меня встретил инок Димитрий и показал все помещения келарской: трапезную, кухню, мойку, а также погреб, в котором он и оставил меня перебирать картошку. В погребе было с десяток больших деревянных клеток, наполненных картофелем, капустой, морковкой, свеклой и всякими соленьями. Кроме меня никого в погребе не было.

Я с воодушевлением взялся за ответственное дело. Сначала все шло вроде неплохо. Откидывая гнилую картошку в мешок, я стал представлять себе древних монахов, которые вот так же сидели в погребе и исполняли послушание. Так прошел час, потом другой, а картошка все не заканчивалась. Прикинув, сколько мне еще придется сидеть и делать монотонную работу, я немного приуныл. «Надо было взять с собой плеер какой-нибудь, что ли», – не успел я подумать, как в погреб вошел инок Димитрий.

«Ну что, скучаешь тут?» – словно читая мои мысли, весело спросил он и тут же добавил: «А ты Иисусову молитву читай на каждую картофелину, и так время пролетит незаметно». – «А что это за молитва?» – мне стало любопытно. «Во дает! – удивился инок. – Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного! Это самая главная молитва на послушании. Без нее будет нападать дух уныния!» Преподав совет, Димитрий набрал ведро картошки и удалился.

Я снова остался один. «Что ж, надо попробовать с молитвой, – подумал я и стал читать про себя: Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного! Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного!» И действительно, время послушания пошло как-то быстрее.

В один момент я стал подозревать, что делаю что-то не так. Ведь в книгах о духовной жизни было написано, что вступивший на путь исправления обязательно испытывает разного рода искушения, ведет непрестанную борьбу со страстями, падает и восстает, терпит козни врага. Когда я со своими недоумениями обратился к одному из духовников обители, он, взглянув на меня добрым взглядом, сказал, что нет у меня скорбей, во-первых, оттого, что я еще духовный младенец, а во-вторых, оттого, что здесь в святой обители я нахожусь в послушании, а это путь, который избавляет от многих искушений. Впоследствии я встретил в книге «Поучения преп. Аввы Дорофея» схожее описание и уже не смущался по этому поводу. А искушения и скорби потом еще пришли.

Спустя пару дней мне дали другое послушание – на кухне, потом еще одно – накрывать столы, потом третье. Так я за две недели успел потрудиться во всей келарской службе, пока, наконец, меня не направили на монастырскую пекарню.