Валаамский монастырь времен игумена Ефрема (середина XVIII века).

В истории Валаамского монастыря немало белых пятен. Как известно, жизнь обители неоднократно прерывалась войнами и сменой государственной принадлежности данной территории. В огне военных лихолетий исчезли многие свидетельства прошлого, и тем отраднее находить их сегодня. Сотрудниками монастырского музея в одном из исторических архивов Санкт-Петербурга обнаружен документ, позволяющий детально воссоздать исторический облик монастыря середины XVIII столетия. Найденный источник, словно машина времени переносит нас в далекую эпоху, позволяя стать свидетелями созидательного труда игумена Ефрема, восстановившего Валаамский монастырь после пожара.

По сообщениям монастырских источников, строитель Ефрем (ок. 1751-1782) принял настоятельство из рук строителя Иосифа Шарова (1724-1750), перешедшего на покой в число братии. В 1758 году отец Ефрем был посвящен в сан игумена и прослужил обители с небольшими перерывами 24 года. Немало трудов и скорбей выпало на его долю. Годы служения отца Ефрема на Валааме совпали с крутыми переменами в жизни Церкви, вызванными реформами Екатерины II. Проведенная секуляризация земельной собственности лишила Церковь материальной базы, а значит и самостоятельности, превратив ее в ведомство государственного управления. Время настоятельства отца Ефрема можно разделить на два периода, первый из которых (1751-1762) был наиболее благоприятным и прошел под знаком полной перестройки обители. Второй период (1762-1782), совпавший с церковной реформой, явился временем выживания. Монастырь в эти годы уцелел благодаря небесным молитвам Преподобных, земным молитвам братии, да новизной деревянных стен, возведенных отцом Ефремом. Надеемся, что представленный архивный материал поможет читателю заполнить имеющиеся пробелы в монастырской истории тех лет.

Появление строителя Ефрема на Валааме, по-видимому, было неслучайным. К середине XVIII века деревянные монастырские строения обветшали, требовала ремонта Преображенская церковь, освященная еще в начале 1719 года, обители не хватало образов, церковной утвари и проч. Для таких масштабных работ требовался крепкий здоровьем и компетентный настоятель. Свой бесценный опыт бывший валаамский иеродиакон Ефрем, ставший в декабре 1745 года иеромонахом, получил за годы служения при домовой церкви преосвященного Стефана, архиепископа Новгородского и Великолуцкого. Зная личностные качества ученика, Владыка сам благословил его на подъем некогда славной Валаамской обители. Вернувшись на остров и оценив обстановку, строитель Ефрем сразу подал прошение о материальной помощи на имя императрицы Елизаветы Петровны, и в этом же 1751 году от щедрот царицы было получено 1000 рублей на необходимую починку и постройку монастырских зданий. Более того, на остров был направлен архитектор Гизель, которому Правительствующий Сенат поручил составить опись и смету по ремонту и строительству в обители. Архитектор задание выполнил и, согласно его расчетам, Сенат выделил монастырю дополнительно 2 тысячи рублей ассигнациями. От трудов архитектора Гизеля до наших дней сохранился «План Валаамского монастыря з ближнею сетуациею» 1751 года, в экспликации которого перечислены все имеющиеся при монастыре строения. За короткий срок монастырь отремонтировали и обустроили.

Но вскоре его постигло новое серьезное испытание. В 1754 году, 3 апреля, в день Светлого Христова Воскресения, после Литургии случился пожар. «В новопостроенных келиях на северной стороне монастыря, в которых никто еще не жил, показался огонь из-под кровли. Иноки и рабочие бросились тушить, но ветер был слишком силен… Огонь захватил другие келии, потом перешел на церковные строения, и монастырь весь сгорел с хлебными амбарами, с заготовленными бревнами, тесом и оградой. Уцелела только часть монастырской стены над святыми воротами, да часовня в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Из вещей спасено несколько икон, церковные сосуды, малое число книг и три освященные антиминса» (1). В условиях отсутствия храмов в монастыре, «дабы в церковных потребах не последовало остановки», епископ Ладожский и Корельский разрешил обустроить Благовещенскую часовню и освятить ее в церковь для совершения обычных богослужений. Щедроты Императрицы и отеческая заботливость Священного Синода снова оживили погоревшую обитель. Уже к 1756 году на пожертвованные деньги снова были построены деревянная теплая церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы и деревянная же соборная церковь во имя Преображения Господня «с четырьмя приделами: свв. апостолов Петра и Павла, св. апостола и евангелиста Иоанна, св. апостола Андрея Первозванного и св. праведных Захария и Елисаветы. Тогда же устроены были одежды на престолы и для священнослужителей. Монастырь обнесен был деревянною же оградой и имел в окружности 250 сажен*» (2).

Сегодня, благодаря найденному архивному документу, мы имеем более точные сведения не только о размерах монастыря 1764 года, но и всех его постройках с описанием внутреннего убранства храмов и часовен. В «Описи» игумена Ефрема перечислены имеющиеся в обители иконы, богослужебные книги, облачения, церковная утварь и проч. и проч. Первой, из представленных построек, описана соборная церковь во имя Преображения Господня. С нее мы и начнем наше повествование.

***

Как уже упоминалось, в монастырских книгах деревянный собор представлен с четырьмя приделами. Теперь же мы точно знаем, что их было пять. «По правую сторону придел Святых славных и всехвальных и первоверховных апостолов Петра и Павла» (3), другой – «во имя Святого славного и всехвального апостола и евангелиста Иоанна Богослова» (4). Очень любопытно, на наш взгляд, представлены игуменом Ефремом остальные: «В верху двух приделов: придел Святого и всехвального апостола Андрея Первозванного и придел Святых праведных Захария и Елизаветы. Между вышеписанными приделами … в середине иконостас, … в нижном в третьем департамстве придел преподобного отца нашего Александра Свирского Чудотворца» (5).

Иконостас собора был тябловый, семиярусный, всего по описи в нем значилось 338 образов (6). Царские двери во всех иконостасах собора были резные, позолоченные, украшенные образами Благовещения Пресвятой Богородицы, Архангела Гавриила и четырёх евангелистов, а верх их завершала сень. По правую сторону царских врат главного иконостаса размещался местный образ Преображения Господня с тремя чеканными венцами, один из которых был «с сиянием серебряным и позолоченным», а за ним – образ преподобного Александра Свирского Чудотворца, «на нем венец серебряный и позолоченный, чеканный». По левую сторону от них находился местный образ Пресвятой Богородицы, «изображение Иверская», с двумя венцами, цатами и шитыми по штофу серебряными и золотыми травами. Пономарские двери украшал образ Ангела Хранителя. В иконостасе придела Святых апостолов Петра и Павла по правую сторону от царских врат размещался образ Господа Вседержителя и местный образ святых апостолов Петра и Павла, а по левую – образ Пресвятой Богородицы, «изображение Тихфинская» (7). На пономарских же дверях – образ Ангела Хранителя.

В иконостасе придела Святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова по правую сторону от царских дверей находился образ Пресвятой Богородицы «Тихвинская» и местный образ Преподобных отцов Сергия и Германа Валаамских, в пономарских, как и полагается – образ Ангела Хранителя.

В центральном, главном иконостасе за правым клиросом размещался образ Богоматери «изображение Тихвинская», на нем и на Спасителе венцы, цата, а также поля вокруг образа «все серебряные, белые и местами чеканные». За левым клиросом был образ Богоматери «изображение Иерусалимская», украшенный подобными же венцами и с таким же полем вокруг образа. Во втором ярусе иконостаса шел ряд праздничных образов, их было 19. В деисусе – образ Господа Вседержителя, Пресвятой Богородицы и святого пророка Иоанна Предтечи, архангелов Михаила и Гавриила, от них шли образа апостольские, всего их в ряду было также 19. Четвертый «пророческий» ярус тоже состоял из 19 образов. В пятом ярусе «на четыре стороны в кругу праотеческих и святительских образов – 37, в шестом ярусе праотеческих и мученических образов – 37» (8). В седьмом ярусе их было столько же, и это были «праотеческие и преподобнические образа». В восьмирике вокруг: лики благоверных князей, святителей, мучеников и преподобных, больших образов – 8. «Над теми образами чины архангелы, ангелы, херувимы, серафимы, начала власти, престоли господствия. Больших образов – 8. В самом верху образ царя царствующих и Господа господствующих писан скипетром и державою – один» (9). Игумен Ефрем неоднократно повторил: «все перечисленные святые образа писаны красками и створенным золотом. Под местными образами разными красками и по части створенным золотом написаны евангельские притчи, … и состоят они от низу до верху в иконостасе столярном и рамки все высеребряны» (10).

В данном документе нет упоминания о раке над святыми мощами преподобных Сергия и Германа Валаамских чудотворцев. Вероятно, в 1764 году ее в соборе не было. Сведения о ней в литературе появились несколькими годами позже. Так капитан Яков Мордвинов, посетивший монастырь в 1777 году, в своих записях свидетельствовал, что «в соборной церкви имеется придел во имя Сергия и Германа, где и мощи Преподобных под спудом, а сверху сделаны раки, и на раках положены живописные их образы» (11). Видимо, игумен Ефрем в тяжелейшее для обители постреформенное время добился от Синода разрешения на освящение одного из приделов во имя преподобных Сергия и Германа Валаамских чудотворцев и установления в нем раки над местом упокоения их Святых мощей. Этот факт лишь очередной раз подтверждает особую актуальность обращения монастырской братии к молитвенному заступничеству отцов-настоятелей в те годы.

Что же касается икон с образами преподобных Сергия и Германа, то о них игумен упоминает четыре раза. Первый, как уже говорилось, при описании иконостаса в приделе Святого апостола Иоанна Богослова, другой, пономарских дверей в приделе преподобного Александра Свирского Чудотворца, третий, пономарских дверей церкви Успения Пресвятой Богородицы, а четвертый раз, пономарских дверей церкви Благовещения Пресвятой Богородицы. Надо полагать, что этот образ мог быть из числа спасенных при пожаре, а значит, являлся самым древним.

Монастырь после пожара действительно был обнесен новой оградой, но окружностью она была не в 250 сажен, как указывалось в дореволюционных книгах, а в 300. Стены ее представляли собой четырехугольник, каждая из линий которого равнялась 75 саженям или 160 метрам. Внешне ограда представляла собой некое защитное сооружение, она была двустенной, покрытой с обеих сторон тесом пилным в два ряда. В ней имелись большие врата «на полуденной и на западной стене». Южные врата освящались образами, над ними «вде и навде написаны образы Спасителев и Богоматери, Иоанна Предтечи и архангелы Михаил и Гавриил и 12 лиц апостольских» (12). Над обеими вратами на столбах высились часовни: над южными – во имя Преблагословенныя Славныя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, честнаго Ея Благовещения, освященная затем в церковь; над западными – во имя честного славного пророка предтечи и крестителя Господня Иоанна. Западные врата сверху освящались образами: «в деисусе образы Спасителев, Богоматери, Иоанна Предтечи и архангелы Михаил и Гавриил и 12 лиц апостольских (13). Все они были писаны разными красками и створенным золотом и состояли в крашеных рамках, а в самих воротах были написаны притчи от Библии. В целом западная линия ограды имела три часовни. «На углу к полудни, часовня во имя Св. Славного пророка Илии деревянная… На углу к северу, часовня во имя Св. чудотворцев, безсребрянников Козмы и Дамиана, деревянная» (14).

Теперь вернемся к рассмотрению построек, умещавшихся на монастырском дворе. На территории обители находились: холодная соборная церковь, две теплых, колокольня, келейные корпуса, трапезная, подсобные помещения, мастерские. К самым ранним из восстановленных храмов относилась церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, построенная и освященная по благословению Синода 29 декабря 1755 г. Она была теплой, отапливалась печью «голанской», обшита тесом пильным в два ряда, сверху увенчана главою, оббитою осиновой чешуей и деревянным крестом. Известен ее размер: длина церкви с притвором равнялась 10,5 саженей, а в ширину – 3 сажени и 1,5 аршина, что примерно соответствовало 22,5×8 метров. Через пять лет с «полуденной», т.е. южной стороны к храму пристроили теплый придел во имя Святителя и Чудотворца Николая.

В 1762 году по благословению Преосвященнейшего Тихона, епископа Кексгольмского (Корельского) и Ладожского в монастыре появилась еще одна теплая церковь. Ее построили у северной линии ограды, примкнув с востока к монастырской трапезе, которая, в свою очередь, отстояла от теплой Успенской церкви в 60 саженях. «Отец Игумен, видя, что братии и престарелым монахам от церкви до трапезы в погоду и в мороз весьма трудно ходить, просил преосвященного Тихона ... благословить при трапезной построить теплую церковь во имя Рождества Господа Иисуса из своего келейного кошту. Эта церковь в 1763 году была окончена и освящена» (15). Напротив нее по прямой оси располагалась надвратная Благовещенская церковь.

Братская трапезная, стоявшая у северной монастырской стены, имела длину шесть аршин, а ширину – 6 саженей печатных. «Да в оном монастыре строения настоятельских, брацких и прочих келии и с пристроенными чуланами коликое число и то явствует ниже сего. А имянно: настоятельских две кельи на одних сенях; трапеза, где братия хлеба кушают. При трапезе келарская келья, где посуду моют; при трапезе больничная келья; келаря келья, казначейская, церковническая, хлебопекарня, квасная келья, брацких 5 келий, поварня, казенной амбар. Итого: 17 значится» (16).

Далее о. Ефрем пишет: «Да при оных церквях внутри монастыря имеется колокольня шатровая, в вышину даже до самого верха «25» сажен, вокруг осьмистенная, каждая стена по 3 сажени печатных и состоит от сорной церкви в 25 саженях. Всех колоколов – 15, общий же их вес – 235 пудов» (17). Очевидно, колокольня поначалу имела еще большую высоту, не совсем верно рассчитанную строителями, т.к. известно, что в 1759 году «от великого и страшного ветра в ночи на 7 числа марта новопостроенная колокольня пала, шатер ее разбило на мелкие части, а куски кровли разметало над келиями. Это несчастие принесло убытку монастырю по смете на 586 руб. 50 к.» (18).

Обитель имела строения и за пределами ограды. Те функциональные зоны монастырской территории, о которых мы говорим сегодня, формировались задолго до каменного архитектурного ансамбля. Вне монастыря перед Святыми вратами стояла часовня. «Во оной часовне на поклонение православным христианам поставлен Животворящий крест Господень писан образ распятие Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, писан разными красками. Крыльцо по две стороны балясами точеными убрано и ярью зеленою крашено. И оная часовня покрыта тесом пильным и крашена красками в масле и состоит от монастыря к полудни на горки высоком месте» (19). Подобная же часовня находилась и с востока от обители: «На восточной стороне у колодца Часовня построена … И во оной часовне на поклонение православным христианам поставлен Животворящий крест Господень, писаны слова Господа и Спаса нашего Иисуса Христа разными красками» (20). На той же восточной стороне размещались: конюшенный двор и при нем келья работникам; а также колодец, «где лошади пьют» (21).

К северу от монастыря отстояли: житяной амбар; мучной амбарец; кладовой малой амбарец; мельница ветреная, кузница и при ней угольник (22). «На полуденной стороне монастыря под горою у пристани у воды: часовня во имя Великомученника Георгия деревянная. На самой пристани, на воде построено на столбах Иордан и вверху покрыта куполем и крест поставлен вверх и крашены крест и купол ярью зеленою. У той же пристани строения на воде: амбар для приезду поклажи всякого припасу, амбар в нем ловецкие припасы бывает; еще амбар приезжающим сторонным; скоцкой двор и при ей келья; амбар для держания припасу монастырскаго; Гостинная келья и при ней погреб, Работчическая келья; Рига и гумно; Старая рига солому держать; Баиня одна для братии и работников» (23). Всего игумен Ефрем указал строений вне монастыря, как то «келей и протчаго порознь» – 26, «о чем явствует в плане», приписав: «конюшенной двор, скоцкой двор, рига и гумна, погреб, баиня. Итого 5» (24).

Относительно монастырского хозяйства настоятель сообщал: «Во оном же монастыре для работ и возки дров и проезду от монастыря куда потребно лошадей – 6. Рогового скота больших и малых – 10. Овец – 5. Сенных покосов для содержания показанных лошадей и рогового скота ежели водою не отымет, как и нынешнего лета вода была, то сеном без нужды и справится можем. Також де и лесу и строенных бревен и протчего на дрова довольно имеется» (25).

Относительно штата и живущих при обители трудников в документе сказано следующее: «Ныне во оном монастыре монашествующей братии и бельцов на лицо имеется… 16 человек» (26). Из них: три священноинока (игумен Ефрем, 52-х лет, иеромонах Игнатий и бывший строитель Иосиф, 83-х лет), пять монахов (самому молодому из них было 57, а самому старшему 89-ть); трое из бельцов (дьячек и два пономаря) и четыре трудника.

Валаамский монастырь к 1763 году был полностью восстановлен, налажено его хозяйство, быт, оставалось, казалось бы, всего ничего, увеличить и укрепить общину, возродить былую духовную силу и славу, но нет… На горизонте вновь сгустились тучи и на этот раз не военные, а внутриполитические.

Первая проба церковной реформы под названием «секуляризация» была осуществлена еще в 1762 году Петром III. «В вопросе о церковных имуществах он действовал решительно. Ссылаясь на волнения крестьян в церковных вотчинах, он учредил в Москве новую коллегию экономии для управления церковными имуществами, подведомственную сенату. Вместо «духовных персон» в церковные вотчины были назначены офицеры …. Взамен прежних церковных оброков… крестьяне были обложены однообразным казенным оброком сверх подушного налога и получили всю ту запашку, которая ранее вспахивалась в пользу архиереев и монастырей» (27). Возможно, Валаамский монастырь уже тогда лишился своих земель и крестьян, которыми владел в Приладожье. Взошедшая на престол 28 июня 1762 г. Екатерина II, поначалу отменила меру своего супруга, назвав ее «необдуманной», но…«Не прошло и полугода после такой квалификации указа Петра III, как была учреждена особая комиссия о церковных имениях, в инструкции которой был уже намечен план секуляризации; он предусматривал производство описи всех церковных имений, переустройство их хозяйства сообразно данным описей и «сочинение» штатов епархий, монастырей, соборов и духовных школ…»(28). 12 мая 1763 г. императрица учредила коллегию экономии, совершенно независимую от синода, подчинив ее, как и прочие коллегии, сенату. Коллегия экономии приняла от синода в свое ведение все церковные вотчины и составила на 1764 год их баланс. 26 февраля 1764 г. последовал манифест о секуляризации, окончательно и бесповоротно экспроприировавший церковь (29). К 1764 году из 473 числившихся российских монастырей, вотчинами владели 312, вот их то императрица и перевела на штатный оклад, а остальные безвотчинные монастыри (всего 161) остались на своем содержании от разных доходов, главным образом чисто церковного характера (30). Так в результате екатерининской реформы Валаамский монастырь, наряду с Коневским, оказался среди заштатных мужских монастырей Кексгольмского уезда Санкт-Петербургской епархии (до 1764-го он относился к Новгородской епархии). В ответ на Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской и запрос Преосвященного Гавриила, архиепископа Санкт-Петербургского и Ревельского в Валаамском монастыре впервые была произведена полная инвентаризация всего имущества, нашедшая отражение в «Описи Санкт-Петербургской епархии Кексгольмского уезду Преображенского Валаамского монастыря», которую составил игумен Ефрем в ноябре 1764 года.

Для обители наступили тяжелейшие времена, перелом которых произойдет лишь в 1782 году, когда изменится к монастырю отношение императрицы, когда зачислит она его в штатные, присвоив III класс… Но это будет уже другая история Валаама.

Из скупых биографических сведений об игумене Ефреме известно, что за короткий период с 1768 по 1771 гг. он дважды менял монастыри: сначала по собственному прошению был перемещен в Соловецкий, затем перешел в Александро-Свирский. В 1771-ом Владыка Гавриил сам ходатайствовал перед Синодом о возвращении отца Ефрема в Валаамский монастырь. Игумен покорно согласился и служил в обители еще одиннадцать лет. В литературе упоминается Духовное завещание игумена Ефрема, оставленное монастырской братии, на основании которого было сделано неверное заключение о преставлении настоятеля в Санкт-Петербурге в марте 1782 года. Нами же обнаружен еще один архивный документ «О переводе бывшего игумена Валаамского монастыря Ефрема в Соловецкий монастырь. 18.02.1783 г.», побуждающий нас продолжить исследование обсуждаемой здесь темы, с целью составления более детального очерка по истории монастыря второй половины XVIII века.

Бердяева Т.Ю., музей Спасо-Преображенского Валаамского монастыря

Список литературы:

1. Валаамский монастырь и его подвижники. СПб., 1889, с. 69

2. Там же, с.69-70.

3 - 10 – архивный документ

11. Из кн.: Спиридонов А.М., Яровой О.А. Валаам: от апостола Андрея до игумена Иннокентия. М., 1991, с.76.

12 - 14 – архивный документ

15. Валаамский монастырь и его подвижники. СПб., 1889, с. 73.

16 - 17 – архивный документ

18 Валаамский монастырь и его подвижники. СПб., 1899, с.71

19 – 26 – архивный документ

27. Никольский Н.М. «История русской церкви» М., 1983, с. 200

28. Там же, с.201

29. Там же, с 202

30. Там же, с.203