Завгар. Памяти монаха Афанасия (часть первая)

монах Ефрем, эконом монастыря:

«ОН НЕ БЕРЁГ СЕБЯ»

Первый раз с отцом Афанасием мы встретились в 1997 году на подворье в Санкт-Петербурге. Это было накануне праздника преподобных Сергия и Германа, 10 июля. Он приехал с Украины. На подворье в тот момент никого, кроме меня, не было, — все уехали на остров. Такова была традиция: в престольный праздник монастыря братия со всех подворий собирались на Валааме.

Отец Афанасий, тогда Анатолий Куликов, придя на подворье, спросил: «Как попасть на Валаам?» И сказал, что хочет вступить в братию монастыря. Возраст его был за пятьдесят пять, он уже был на пенсии официально, или, может быть, не совсем на пенсии. И он боялся, что в таком зрелом возрасте его не возьмут. Но я сказал, что в тот момент была нехватка братий, поэтому брали всех без ограничения, — с Украины, с России, без разницы.

Я рассказал ему, как добраться на Валаам, — с речного вокзала ходят большие теплоходы, надо прийти к начальнику рейса, попроситься, и за определённую плату, возможно, место найдётся. Я накормил его обедом, была такая возможность, и он поехал на речной вокзал.

***

Спустя неделю или, может быть, две, он, возвращаясь с Валаама, заехал на подворье, поблагодарил и сказал, что его принимают в братию, и он теперь едет опять на Украину за вещами. По-моему, он жил до монастыря в районе города Херсона или в Херсоне. Он сказал, что как только соберётся, — сразу вернётся на Валаам уже на постоянно.

Так и случилось: в 1997 году Анатолий Куликов поступает в Валаамский монастырь. И поскольку его гражданская специальность была — начальник автохозяйства, то почти сразу его определяют в гараж. Через год, в 1998 году, я тоже попадаю на Валаам. С того времени у нас завязались довольно близкие отношения, — потому что я стал экономом, и он автоматом попадал в область нашей совместной деятельности. И так, до самой его смерти, мы, можно сказать, дружили, помогали друг другу в несении послушаний, ну и в пребывании в монастыре.

***

История его жизни очень интересная, как, наверное, история любого человека. Родом он был из потомственных кубанских казаков. Дедушка его, штабс-капитан царской армии, воевал в Первую мировую войну. А в гражданскую уже не воевал. Но, опасаясь преследований, вместе с семьёй он собрался и уехал с Кубани, своей исторической родины, в Казахстан, в Семипалатинск, где их никто не знал. Там и родился в 1940-м году Анатолий Куликов, будущий монах Афанасий.

В своих рассказах отец Афанасий вспоминал, что дедушка постоянно ругал Советскую власть, по понятным причинам; а бабушка, наоборот, говорила, что Советская власть её освободила. Она попала в казачью семью, а жизнь у казачек на Кубани была тяжёлой. По устроению казачьих семей мужчины, в основном, занимались военным делом, и на женщин возлагались все работы по ведению домашнего хозяйства. Женщины нянчили и воспитывали детей, готовили, убирали по дому, ухаживали за скотиной, — то есть нагрузка на них была очень большая.

Про маму свою отец Афанасий мало что рассказывал. А родной отец его тоже был офицером, как все мужчины в их роду. Он погиб во время советско-финской войны в 1939-м году где-то в лесах Суоярви или Салми. Советская армия во время наступления понесла там очень большие потери. Это случилось ещё до рождения отца Афанасия, он даже и не видел.

Мама осталась с двумя детьми, у него ещё был старший брат. Всю войну они пробыли в Казахстане, и это было, конечно, очень тяжёлое время. Когда сыновья достигли определённого возраста, мама отдала их обоих в Суворовское училище. Воспитание там очень суровое, дисциплина строгая, потому что преподавателями, в основном, были фронтовики, прошедшие Великую Отечественную войну. И, по воспоминаниям отца Афанасия, за малейшие шалости курсантам доставалось от них по полной.

Но отец Афанасий не стал военным, в отличие от своего старшего брата. Дело в том, что мама, оставшись одна, уже не справлялась с хозяйством. Однажды она пришла к начальнику училища и попросила отпустить из училища одного из её детей. Тогда начальник училища вызвал обоих братьев Куликовых, старшего и младшего, и сказал им, что так и так: «мать просит отпустить одного из вас домой». Вместе они посовещались и было решено, что поскольку старший брат уже практически оканчивал училище, — ему и продолжать карьеру военного; а младший брат вернётся домой, к матери.

Так и получилось, — старший брат стал офицером, и всю жизнь свою был кадровым военным. А Анатолий вернулся к маме, помогал ей, и был рядом до самой смерти. Он получил гражданскую специальность автомеханика, и постепенно дошёл до должности начальника крупного автохозяйства в Казахстане. Ближе к пенсии отец Афанасий переехал на Украину. Он был дважды женат, у него трое сыновей. Но какова их судьба, я не знаю. На похороны приезжал только младший сын.

***

При вступлении в монастырь первое время ему, конечно, было нелегко, потому что мы все были молодые, он нам в отцы годился. Тяжело ему поначалу давалось и чтение по церковно-славянски. Но постепенно-постепенно он втянулся. Излюбленным правилом его стала полунощница, — он почти никогда её не пропускал. В то время полунощница начиналась в три часа (это потом на пять перенесли). И вот, он вставал, приходил всегда заранее, читал её, когда назначали, старался не пропускать. Ну и вечером, конечно, монашеское правило, — тогда это было строго. При том, что рабочий день его начинался в восемь утра и был загружен до вечера.

Заветной, сокровенной мечтой отца Афанасия было служение в алтаре. Он очень хотел быть диаконом, потому что понимал, что священником стать, — это слишком ответственно. И духовный собор монастыря уже принял решение о его рукоположении в иеродиакона, но не суждено было этому случиться, — отец Афанасий умер, не дождавшись утверждения Святейшего Патриарха.

***

Тяжёлая жизненная школа послевоенного времени, конечно же, наложила отпечаток на характер отца Афанасия, — он был очень строгим, как к себе, так и к окружающим. Всем казалось, что он хмурый, суровый; его лицо хранило неприступный вид, который некоторых просто отпугивал от себя. Но на самом деле, под внешней маской суровости было доброе, отзывчивое сердце. Он многим старался помочь, — и помог по мере сил.

Очень он был деятельным, всегда ему хотелось скорейшего восстановления монастыря, разрушенных святынь, хозяйства. Он всегда первым выезжал на тяжёлую ледовую дорогу. Никогда не боялся, хотя был уже в возрасте. Садился на машину и ездил даже с излишней горячностью, неосторожностью по тонкому льду.

У отца Афанасия всегда была вера, уверенность, что всё закончится хорошо, и несмотря ни на что он доберётся до места благополучно. Мне рассказывали, как однажды шла его машина, а сзади неё трескался, ломался лёд, — и в любой момент эта машина могла уйти в воду. Так он ездил: рискованно, немножко самонадеянно, можно даже сказать, авантюрно. Но всегда Господь хранил его.

***

Был случай один, отец Афанасий мне рассказал.

Год, кажется, 2001-й или 2002-й. В то время водили караваны машин по льду Ладоги. Из-за того, что было опасно, за рулём, в основном, ехали братия, ну и один-два рабочих. Однажды был сильный мороз и много снега. УАЗики ехать не могли, забуксовывали. И тогда, чтобы их вытаскивать, решили послать с ними маленький трактор Valmet. Посадили на него отца Афанасия, потому что было рискованно, боялись, что трактор провалится.

Трактор едет медленнее, машины быстрее. И что происходит: на середине озера снега было мало, — машины рванули вперёд. Отец Афанасий потихоньку поехал за ними сзади. И из-за сильных морозов у него трактор заглох и встал. А машины вперёд уехали, — они же думали, что трактор потихонечку доедет. И более того, машины потом там в шхерах, в снегу застряли. Связи, телефонов не было вообще. И отец Афанасий понял, что он замерзает, что через полчаса он замёрзнет.

Что делать? В тракторах он разбирался не очень сильно, и к тому же, мороз был на улице. «Я, — говорит, — чувствую, что начинаю замерзать и скоро умру». И тогда он начал молиться старцу Иоанну Шанхайскому, он недавно житие его прочитал: «Старче Иоанне, помоги мне! Святителю отче Иоанне, моли Бога о мне!» Надежды уже нет никакой, один остался...

И тут его мысль озаряет: «Наверно, фильтр топливный замёрз, вода попала». Открутил на морозе фильтра, разогрел их. Там, действительно, оказался лёд, вычистил его. Потом завёл трактор и уехал.

Отец Афанасий рассказывал об этом, как о рядовой ситуации. Просто случай в дороге.

***

Он не берёг себя. И в последние дни перед неожиданной кончиной тоже: они провалились где-то в Ладоге, отец Афанасий промочил ноги, и у него началась простуда. Она перешла в воспаление, произошло кровоизлияние, — и отец Афанасий почил.

В конце своей жизни отец Афанасий однажды делился своими мыслями и сказал: «Если бы я раньше знал, что есть такое место, как Валаам, Валаамский монастырь с таким хорошим наместником, как у нас, — я бросил бы всё и убежал туда ещё в самом юном-юном возрасте, если бы это было возможно».

То есть, так сильно он прочувствовал, что пребывание его здесь, — самое счастливое время из всей жизни. Что Валаам, монастырь — самое лучшее место, о котором можно только мечтать, действительно, — подобие Рая на земле. И говорил он это совершенно искренне, без всякого лицемерия, это было видно. Вот так, с такими мыслями отец Афанасий и жил в последнее время.

Вот уже двадцать лет, как его нет с нами.

Владимир Богаткин, спасатель, Санкт-Петербург:

«ТРАКТОР СЖЕЧЬ ИЛИ САМОМУ УМЕРЕТЬ?»

Человек он был очень закалённый, большой силы воли, много претерпел в жизни. При мне было, — картошка кипит в котелке, отец Афанасий руками её достаёт прямо из воды кипящей.

А второй сюжет такой: стали мы заводить... не помню, как его, «дракона» этого, — не заводится. Я говорю: «Наверное, искры нету». Он берёт в руки центральный провод: «Ну-ка, — говорит, — крутани, сейчас проверим». И не на массу, в руки, представляешь!

В гараже бывало: придёт отец Афанасий, смотрит — сидят... «голуби все на жёрдочках». Никто ничего не делает, только лясы точат. Он ничего не говорит, хватает сразу метёлку, и давай подметать, пылить гараж, чтобы разбежались все. Такая черта его характера была: терпеть не мог, когда без дела в рабочее время сидели.

***

Вспомнил я случай, который отец Афанасий мне рассказывал. Поехали они в Сортавала, машины и трактор. Уже вечером, холод стоял, мороз, темно было. И машины вперёд ушли, оторвались, а отец Афанасий на тракторе отстал, — и заглох.

А там пурга, ветер, морозище стоит... Несколько раз пробовал завести, — никак не заводится. Всё, потух! Вылез он, упёрся головой в колесо, думает: «Ну что делать, — или трактор сжечь, или самому умереть?» Измучился, с детьми попрощался, молиться начал...

И тут помысл пришёл: «Надо отстойник открутить, — наверное, конденсат в нём, вода замёрзла». А потом думает: «Чем же я откручивать буду всё это дело? Сам же дал указание: ключи с собою никому не возить, ничего не возить (инструментов в те годы не хватало, экономили на всём. – прим.ред.), — ну, а вдруг ослушался тракторист?!»

Полез, и точно: ключ на двадцать два в ящике лежит. «Бог ты мой, — говорит, — я перекрестился: слава Тебе, Господи!» А ещё не знал, в чём дело. Открутил отстойник, смотрит: там лёд. «Ну, — говорит, — у меня всё отлегло». Лёд вытряхнул, вычистил, соляру там, всё подкачал, продул. Уже руки ничего не держат, морозило такой, — а он же, знаешь, всегда без рукавиц, без всего... Но завёл всё-таки — и уехал!

Василий Кирсанов, помощник эконома в 1996 – 2020 годах:

«САМАЯ ПАМЯТНАЯ ПОЕЗДКА»

С 1997 года я всегда делал намётки, как ехать отсюда до Сортавала. Обычно садился на машину и брал трёх-четырёх человек, ёлки, бур — и мы выезжали с утра, пока светло, чисто и видно прямо отсюда направление на сортавальские фьорды. Ориентир неплохой, вот так и ездили...

За полдня примерно мы проходили эту дорогу, готовили, иногда мостки делали. Почему? Потому что трещины каждый год почти в одном и том же месте появлялись, — перед сортавальскими шхерами и сразу после Никольского скита здесь всегда трещина была.

***

Самая памятная поездка у меня была с отцом Афанасием, начальником гаража.

Уже апрель, всё таять начало. Он говорит:

— У нас запчастей не хватает. Пока лёд стоит, надо ехать.

Отец Игумен был в отъезде, за старшего оставался духовник отец Геронтий. Отец Афанасий пошёл к нему, а тот говорит:

— Я не разрешаю.

Председателю нашего поселкового совета Анатолию Свинцову уже строго-настрого было наказано запрещать всякий выезд на лёд. И на той стороне в Сортавала на берегу милиция стояла, не пускала, а тех, кто с озера приезжал, встречала «ласково».

Отец Афанасий позвонил тогда отцу Игумену, просит:

— Срочно нужны запчасти, благословите ехать...

— А ты что, один собрался?

— Нет, с Кирсановым.

— Ну ладно, езжайте.

Ну и выехали мы с ним пораньше утром, когда ещё морозец небольшой, градусов пять, и все спали, — в смысле, никто здесь не охранял выезд на берег.

Мы поехали, вроде всё нормально, по магазинам прошлись, пора назад. Уже солнце, все дороги залиты. Мы выезжаем, а там поверх льда вода сантиметров тридцать-сорок, колеса заливает. Я спрашиваю:

— Ну как, поедем?

— Поедем!

И поехали. Одну трещину проезжаем, другую — небольшие пока трещины. Переднее колесо у нас выскакивает, а заднее уже обламывает кромку льда. Мы дальше едем и едем, следующая трещина... в общем, уже по воде ехали.

И когда оставалось километров пять примерно до Никольского, под нами льдина опускается, тонет... Афанасий на меня смотрит, а я на него:

— Езжай, езжай вперед!

У нас дверки открыты на случай, чтобы выпрыгнуть. И, значит, въезжаем на следующую льдину, а та тоже тонет...

Он на меня опять смотрит, я ему:

— Давай, езжай!

Выбрались, дальше уже крепко. Отец Афанасий говорит:

— Я больше на лёд не поеду...

—Так тебя больше никто и не выпустит!

На Валааме нас Свинцов встречает:

— Как вы проехали?! Запретили же!

Это у меня самая памятная поездка была...

монах Геннадий, заведующий монастырским гаражом:

«МЫ НАЗЫВАЛИ ЕГО — БАТЯ»

Когда я пришёл в гараж, отец Афанасий был уже несколько лет завгаром. Помним мы его, как очень строгого руководителя. Народ гаражный называл его «батя, батяня». Все говорили: «Вот батька сказал так... батька сказал так». Старались, конечно, выполнять все его требования, — за невыполнение он взыскивал очень строго с каждого, дисциплина у нас была серьёзная.

Очень уважали его, конечно, все. В технике отец Афанасий здорово разбирался, помогал часто ремонте, и сам ремонтировал. По ледовой дороге всегда ездил сам, не боялся. Организовывал колонны, целыми колоннами ходили тогда на Сортавала. Сам он и возглавлял их, — а там грузовики, трактора, легковые машины...

***

Келью свою никогда не закрывал. И нас всегда пускал позвонить по межгороду, если надо. У него телефон в келье стоял. «Заходите, — говорил, — звоните, даже если нет меня в келье». Иногда его даже немножко обворовывали, — народ разный попадался. Те же самые, которые у него потом денежку просили... А он, когда мог, никогда не отказывал.

Свои поручения отец Афанасий излагал иногда в письменном виде, писал записочки уважительно так, с просьбой, передавал с посыльными: «Многолюбезнейший Анатолий (или Юрий), прошу тебя съездить туда-то, туда-то с тем-то, тем-то». Телефонов мобильных ещё не было, поэтому он записочками пользовался.

А к мобильникам отец Афанасий очень трудно привыкал, когда они появились. Ему сложно было их настроить, — телефончик маленький, кнопочки маленькие, а пальцы у него толстые, большие, крупные. У него иногда палец, бывало, давил сразу на две-три кнопки.

А иногда случалось: положит отец Афанасий телефон в карман подрясника или ещё куда-нибудь, — и забудет, куда положил. Потом едет, телефон звонит, — а он за рулём, отвлекаться нельзя, — и начинает искать одной рукой на ходу... Ищет-ищет, пока звонок совсем не перестанет. Потом кое-как находит этот телефон.

***

Отец Афанасий любил расспрашивать всех про прежнюю работу, мирскую. Не перебивал, слушал внимательно. Уважительно относился ко всякой специальности, которые мы имели в миру.­ Не насмехался никогда, иногда подшучивал по-доброму. Они всё с Василием Васильевичем друг над другом подшучивали.

У нас гараж в то время небольшой был, несколько машин всего. Не хватало запчастей, ключей, — у каждого свои были. И вот, когда отец Афанасий выезжал в командировки, в Сортавала или в Питер, он не стеснялся ходить по различным организациям и предприятиям. Выпрашивал списанную технику на запчасти. Так мы понемногу разживались. Так он и автобус первый выпросил, — ПАЗик в каком-то совхозе.

В трапезную отец Афанасий редко ходил, готовил обычно или дома, или в гараже. Грибы по осени любил собирать, жарил их прямо в гараже. Почти не чистил, так, промоет немножко маслята, — и на сковородку. Но когда Вовку Богаткина не благословили в братской трапезной питаться (он в отпуск, ненадолго приезжал), говорит ему: «Ну, тогда и я буду с тобой в рабочку ходить». И ходил вместе с ним на обед в рабочую трапезную.

***

На полунощницах, сколько помню, отец Афанасий всегда читал. Редко-редко, когда он их пропускал, — только если болел, или в командировку уезжал куда-нибудь. Такой бессменный чтец был на полунощницах.

Сергей Марков, Санкт-Петербург:

«БЕЗ ВСЯКИХ СЛОВ СТАЛ ПОМОГАТЬ»

Мы пришли с отцом Георгием в гараж получать трактор на ферму. Подошли к завгару. Это был могучего и крепкого вида человек. По нему сразу было видно, что он прошёл свой жизненный путь на руководящей должности. Взгляд, голос, осанка, — всё говорило об этом. Взглянув мельком на меня, он молча кивнул на старый «Беларусь» с прицепом: принимай, мол. И занялся своим делом. На этом первое знакомство было завершено.

И только потом я узнал, насколько это мягкий и добрый человек, несмотря на всю свою строгость и нрав. Только позже я стал понимать, что он очень нас любил и по-отечески воспитывал. Хотелось как-то с ним поговорить, пообщаться, послушать... Мудрый был человек.

***

Вот один из случаев, который меня поразил.

На дворе была зима и очень скверная погода, мороз градусов тридцать. Выезжая с фермы на усадьбу, я с трудом завёл наш старенький трактор с мыслями: «Доеду или нет?» Из-за мороза топливо замерзало, и трактор постоянно глох.

С горем пополам, весь замёрзший, кое-как добрался до гаража, — и бегом греться... Но на входе меня уже встречал отец Афанасий со словами: "Глохнет техника, пошли со мной". Он уже по звуку понял, что мотор вредничает: «Вот тебе новый фильтр, меняй». Замёрзший, как глыба льда, я побрёл к технике; а все мысли — о печке и чае с сушками.

Руки не слушались, перчатки от солярки стали влажными и совсем замёрзли. Дело не шло. Вышел отец, посмотрел на меня — и без всяких слов стал помогать, даже слова не проронил. Молча мы с ним крутили гайки, слили солярку. И мне так стало тепло и хорошо, что мороза не чувствую. И дело пошло. А самое тёплое, — что отец Афанасий рядом.

Мне тогда первый раз так близко довелось с ним общаться. С тех пор он всегда уже как-то по-отцовски меня встречал. Всегда, как приеду, он с порога: "Сергий, иди чай пить!" Уже позже я понял, что тогда он проверял меня на смирение. Как мне в жизни всё это потом пригодится...

Человек настолько энергичный, радеющий за своё дело, любящий людей и Бога. Всегда буду помнить, как на вечерне он повернётся ко всем и скажет: "Простите меня, грешного". Лично для меня он не был строг, нет. Он был мудрым человеком и добрым. Просто нужно прочувствовать...

Продолжение следует...

---