Ансамбль древнерусской духовной музыки «Сирин»:«Песнопение — это родная сестра религии»

«Был в Москве замечательный протодьякон Андрей Шеховцов. В его время была даже присказка такая, что в Москве три чуда: Царь-колокол, Царь-пушка и протодьякон Андрюшка. У него был настолько могучий бас, что когда он говорил, рядом гасли лампады и могли даже лопнуть стекла от вибрации. Рассказывают, что одна из британских принцесс решила послушать его голос, а когда он вышел и произнес свой первый возглас, упала в обморок. Это действительно был богатырь» (митрополит Питирим.)

Андрей Котов: «У меня совсем другая история. Моя мама, очень талантливая певица, в 60-70-е годы пела в оперном кружке и эстрадном оркестре. Я в 59-м родился, и уже в 63-м она меня таскала с собой на репетиции. Я лежал под роялем в клубе имени 40-летия Октября и слушал романсы и русскую классику. В результате в 7 лет наизусть знал Евгения Онегина и Пиковую даму, мог спеть любую партию. В 1964 году я в первый раз услышал "The Beatles" и мне он не понравился! Ну, понятно, какой "The Beatles" после Петра Ильича Чайковского?.. Потом меня очень долго не могли отдать в детский хор, потому что там пели песни из трех звуков, про таракашечек и букашечек. Для меня это было абсурдным: "хотите, я вам арию Ленского спою?"»...

Мы беседуем с руководителем ансамбля древнерусской духовной музыки «Сирин» Андреем Котовым. Коллектив был создан в 1989 году с целью возрождения древних православных певческих традиций. Ансамбль поёт древнерусские богослужебные песнопения XV-XVII веков: знаменный, путевой, демественный распевы, строчное и знаменное многоголосье, ранний партес, монастырские распевы, партесный концерт. Одно из направлений в работе ансамбля — исполнение православных духовных стихов, донесших до наших времен ключ к пониманию мировоззрения верующего человека.

- Как Вы сами определяете место Ансамбля "Сирин" на современной сцене ?

- Мы объехали практически все фестивали, посвященные сакральной, древней духовной музыке и средневековой музыке. Тем более, что коллективов, которые занимаются аутентичным исполнением древней духовной музыки в мире можно пересчитать по пальцам. А русской музыки – всего два: «Сирин» и «Древнерусский распев» Анатолия Гринденко.

На западе примерно этим же занимаются, в своей области, «Ensemble Organum» Марселя Переса. Мы с ними говорим на одном языке раннехристианской культуры, проводим некие параллели, выступали вместе. Это очень локальный, непопсовый формат – ведь всё то огромное количество фестивалей медиевальной культуры, которое проводится в мире, обычно сводится к довольно грубому жанру вроде псевдоирландских танцев. Сакра-музыка же обычно исполняется на богослужениях в монастырях, в ней нет определенного разгула, свойственного музыке светской. Ну и существуют параллельные жанры, имеющие отношение к духовной культуре. У нас это духовные стихи, а, скажем, в Америке – то, что называется спиричуэлс.

- Есть у Вас, как у исследователя и исполнителя, какое-то любимое направление, регион или эпоха в этой культуре?

- Я, например, очень люблю строчное многоголосие. Мы все время пытаемся его петь, многому научились, и как нам говорят, довольно неплохо это делаем. Однако нужно приложить очень много усилий для того, чтобы эта музыка по-настоящему зазвучала. Древнерусское диссонантное многоголосие – это совершенно потрясающая музыка. Люди недоумевают, когда ее слышат: она лишена сентиментальности, внешней душевности. Знаете, на Пасху в Иерусалиме сходит Благодатный Огонь, который первые минуты не обжигает. Вот и эти песнопения можно сравнить с этим неопаляющим огнем – они чисты и при этом наполнены потрясающей энергией. Настоящее богословие в музыке.

- Вашей деятельностью движет вера, христианские убеждения? Насколько сознательно Вы вообще привносите в музыку Литургическое начало?

«Сначала будто ровный гул, основа всего, а уже из него выходят голоса, рождается смысл», – примерно так описывают свое впечатление гости монашеского острова. Основа богослужения – древнее Знаменное пение, из которого создан новый Валаамский распев.

Вышел в свет специальный номер ежемесячного общецерковного журнала «Монастырский вестник» – официального издания Синодального отдела по монастырям и монашеству Русской Православной Церкви (номер 7 от 2017 года).

Этот уникальный выпуск полностью посвящен Валааму – вековым традициям и современной жизни старейшего монастыря России.

Заказ на журнал можно оформить через Интернет, отправив письмо на адрес info@valaam.ru (укажите адрес, фамилию, количество экземпляров) – номер будет вам выслан наложенным платежом (цена одного экземпляра – 200 руб., и около 200-250 руб. стоит пересылка).

Древнерусская духовная музыка – это не авторская музыка, скажем, конца XIX века, где личность становится важнее, чем Бог. Там, конечно, тоже есть очень много хорошего, но мне это уже становится неинтересно. Я сделал сознательный выбор, и чем больше я погружаюсь в этот материал, тем больше вижу неоткрытых вещей и простора для самовыражения и познания.

- А почему древние песнопения такие длинные?

- Люди из храма-то никуда не спешили, потому что в храме хорошо, в храме – Царствие Небесное. И ты поешь, уподобившись ангелу. И чем дольше ты поешь, тем дольше ты пребываешь в чине ангельском! Поэтому никто никуда не спешил!

Справочно

Если мы посмотрим, какие певческие книги у нас появлялись первыми (предположим, в XV веке), то это были Праздники. То есть, записывались песнопения, которые пелись один раз в год. Естественно, их нужно было записывать, потому что люди не могли держать это в голове.

А Литургия и всенощная – эти книги появились уже в самое позднее время, потому что и Литургия, и всенощная повторялись. И певчие очень быстро заучивали эти песнопения наизусть. Не было того, что мы называем сегодня «авторским разнообразием», в этом не было смысла! Значение было не в этом, главное было – молитва и то, что реально совершалось в Церкви.

Когда искусство отрывается от Церкви и становится светским (что мы сегодня видим и в Европе и повсюду) – это очень опасно, хотя в основе лежат как бы благие намерения: скажем, отразить свое видение богослужения, например.

Свое видение богослужения породило авторское начало в богослужебном пении, что, с моей точки зрения, неправильно, потому что это совершенно разные вещи. А тут уже люди приходят на службу и слушают: как красиво поют Евхаристический канон, как красиво поют Херувимскую…

В свое время я спросил у теоретиков, с которыми мы работали, почему я не могу найти древнюю Литургию. «А ее не записывали!», – ответили мне. Ее пел весь храм, потому что она каждый день была одна и та же! И никому в голову не приходило, скажем, сегодня спеть «Херувимскую» на какой-нибудь другой мотив! Потому что они не пели – это была молитва, звучавшая в слове!

- Есть ли будущее у русской музыкальной фольклорной традиции в чистом виде?

- Здесь нужно определиться с терминологией. Вы говорите о современной этно-музыке, где смешивается что угодно с чем угодно. Фольклором мы называем крестьянскую музыку – это по определению культура людей, занимающихся сельским хозяйством. Если ты живешь в городе, или, скажем, строишь железные дороги – то это уже «фольклор с уточнениями»: городской или фольклор строителей железных дорог. А если мы сейчас выпьем чая и запоем – это будет фольклор «русских приезженцев» в город Сортавала!

Само слово «фольклор» порядком опозорено. Оно означает «народная мудрость», но ведь далеко не каждая песня мудра! Как и далеко не каждый человек, который называет себя народом. Когда кто-то слушает дурно исполненную «фольклорную» песню, и она ему не нравится, он начинает думать: «Наверное, я дурак, и не люблю фольклор». Один из моих друзей, настоятель собора в Тольятти, отец Сергий, рассказывал: «Чего мы только не придумывали, чтобы сбегать с уроков церковного пения в семинарии! Мы ненавидели этот предмет, особенно – знаменный распев!» А я вам скажу: его действительно надо уметь петь, потому что когда это делаешь плохо, это жутко занудная вещь.

То же самое и с русским фольклором. Хороших его исполнителей очень немного. Более того, фольклор – это, в общем-то, элитарный жанр. Он требует достаточно глубоких знаний, потому что открытый фольклор – это уже «русская народная песня». В понимании 99-ти процентов людей, фольклор – это когда старенькие бабушки плохими голосами поют. Или когда это делают люди, которые изображают из себя стареньких бабушек. Поэтому я стараюсь реже использовать это слово.

- Но ведь понятие, скажем, «этническая музыка» истёрто не меньше?

- Например, раньше у нас все звали себя фольклористами, а сегодня нормальные люди называют себя этномузыкологами. Это международный термин, а уж какая там этническая музыка – ваше дело. Можно также назвать себя социо-музыкологом, хотя это тоже относительно.

- Так есть ли у фольклора вообще некая потенция к дальнейшему развитию? Или изучил традицию – и все, дело можно закрывать?

- Фольклор – это песня, принадлежащая совершенно конкретным людям. И когда эти люди на протяжении какого-то большого периода жили общинно на одной и той же земле, тогда появлялось то, что мы называем местными стилями. Поколениями они жили здесь и говорили: «Это моя земля, это мои могилы, это мои песни!». Не «песни Белгородской области», а «наши песни». И такие есть в каждой деревне: «Мы поём так, у соседей поют иначе». Это и есть цель тренингов, которые я провожу – я учу людей создавать. И при этом человек должен сознавать, что имеет право вместе с другим человеком взять любой текст и распеть по-своему. И здесь не существует никакого авторского права или других ограничений, кроме закона гармонии человеческой, по которой эти песни создаются. Именно так создавалось то, что мы называем фольклором.

- Однажды я приехал в одну деревню, и меня спросили: «У нас когда-то тут был фольклор, а какие песни нам петь теперь?» Я ответил: «У вас должны появиться свои! То, что было – было фольклором людей, которые жили тогда. Пойте всё: что-то исчезнет само собой, что-то останется. И будьте готовы к тому, что этот ваш фольклор появится лишь через сто лет после вашей смерти».

Беседовали Алексей Шептунов и Николай Бульчук + братия Валаамского монастыря