Интервью с владыкой Панкратием накануне Рождества

— Продукты были хуже, и клиросу труднее. Вот и вся разница.

— Традиции празднования тогда были такими же?

— Празднование основано на богослужении, поэтому практически ничего не изменилось.

— Братья пели Рождественские колядки после праздничной трапезы?

— Нет, конечно. Ты представь, клирос был всего три человека: иеродиакон Герман (Рябцев), монах Иероним и послушник Андрей Щука. И они тянули все службы, весь суточный богослужебный круг. Им было тяжелее всех братьев. Там уже не до колядок.

— А Вас поздравляли на трапезе, как сейчас? Отец Давид говорил от лица всей братии речь? А затем Вы раздавали подарки?

— Обычно поздравлял отец Борис (игумен Борис (Шпак) — Прим. ред.). Конечно, всё было попроще, подарки поскромнее. Еда, конечно, тоже была намного скромнее. Что греха таить, сейчас питание у нас очень хорошее.

— Вы говорили слово по окончании трапезы, поздравляли братию?

— Да, всегда. Но тогда ещё у нас и братии было не так много. В 1994-ом году я праздновал на Валааме Рождество в первый раз. Подарки братии вручал у себя. Они ко мне приходили, и все помещались в одной келье. Когда я пришёл, было порядка 20–22 человек братии.

— Вы каждое Рождество проводили на Валааме? Или по послушанию приходилось быть в отъезде?

— Нет, на Пасху, на Рождество и на Крещение я всегда, все годы, был на Валааме — это особые праздники.

— Владыка, какие события в 2020-ом году для монастыря и для общества Вы могли бы поставить на первое место?

— Естественно, прежде всего те события, которые связаны с пандемией, которые так значительно изменили жизнь в 2020 году. Потому что во многих местах это была настоящая трагедия. Я не буду называть некоторые монастыри, но там люди умирали десятками.

Это, действительно, такое тяжелейшее событие, которое изменило очень многое. И у нас в монастыре тоже переменился порядок жизни. А в городах многие люди даже не смогли встретить Пасху в храмах Божиих. Месяцами они были лишены церковных Таинств. Поэтому, конечно, это главное.

То, что наш монастырь достаточно легко прошёл это испытание, — это, пожалуй, для меня самый позитивный момент во всей этой истории. Потому что, слава Богу, были вовремя приняты необходимые меры. Первая волна нас практически не задела. А вторую мы встретили уже подготовленными. Те, кто болел — болели несильно. Вот это было главное для нашего монастыря.

— А можно сказать, что пандемия коренным образом изменила жизнь монастыря?

— Ну не то, чтобы коренным. Сильно, конечно, изменила. Достаточно сказать то, что у нас какое-то время никто не ходил ни в храм, ни в трапезную. Это длилось почти месяц. Все были, как затворники, сидели в своих кельях. Такого опыта у нас никогда не было.

— Вы могли бы рассказать читателям о Вашем самом запоминающемся празднике Рождества? Может быть в Лавре или до неё было что-то особенное?

— Да нет, всегда всё было хорошо. Ничего особенного не могу припомнить. Вот одна Пасха была действительно запоминающейся. Это было ещё в Лавре. Почему-то тогда у меня всю службу было какое-то тяжёлое уныние. Обычно ждёшь от Пасхи радости, чего-то светлого, а тут прямо во мраке весь праздник прошел. Вроде бы к тому и не было каких-то особых видимых причин.

Был уже самый конец 80-х годов или может 1987-й год. К нам приехал владыка Василий (Родзянко), он был замечательным проповедником, очень хорошо говорил, у него был дар утешения. Впоследствии я его достаточно близко узнал, когда в 1992 году, мы с ним участвовали в принесении Благодатного огня в Россию, до этого целый месяц путешествуя по разным странам.

Очень велико значение благодатного слова. Когда человек не просто говорит какие-то правильные вещи, а когда он живёт этим и передаёт это состояние другим. Владыка Василий был, конечно, очень светлым человеком. Эта Пасха действительно запомнилась.

— Не получается ли так, что в мiру духовное содержание праздника Рождества, зачастую подменяется благообразным застольем и обменом подарками?

— Не вижу здесь подмену. Если человек верующий, православный христианин, ходит в храм Божий, значит в его жизни присутствуют не только застолья. А другие люди, еще не воцерковлённые, если они только находятся на пути к настоящей вере, к Церкви, пускай начинают хотя бы так. Я бы не стал их осуждать и говорить, что вот, вы неправильно празднуете. Если люди не знают, как праздновать Пасху, пускай они хотя бы куличики сделают и друг другу их подарят, а потом, когда придёт время, они помилости Божией, уже и придут к настоящей вере.

Есть отцы, которые через застолье, могут даже приводить людей ко Христу. У меня есть знакомый, — в своё время, в Лавре, он был среди начальствующей братии. Приезжали гости, посещали святыни и потом садились за стол. И вот так за столом происходило их воцерковление. Пускай в виде какого-то тоста, но он говорил им о Христе, о празднике, о каких-то правильных вещах. Люди прислушивались. Это тоже может быть для многих таким путём к Богу.

— Казалось бы, Рождество и одиночество вещи несовместимые. Но есть много людей, для которых это реальность. Что их может утешить? Богослужение?

— Естественно, да. Одиночество —это такой очень тяжёлый крест. Есть люди, которые несут его всю жизнь или многие-многие годы. И, конечно, для таких людей естественно прийти в храм, потому что в храме мы все вместе объединяемся в Божественной Евхаристии.

В храме мы находим духовника, который какраз может помочь в такой ситуации, посочувствовать, выслушать, что-то посоветовать. Если у человека никого нет, то, конечно, роль духовника очень сильно возрастает. Если этот духовник правильно ведёт своё духовное чадо, — ко Христу, а не к себе, — то это, конечно, тоже большое утешение для людей, которые одиноки.

Очень многие, те же бабушки, у которых как-то так получилось, что дети выросли, ушли, — живут своей жизнью, и ничего им не остаётся, кроме храма, церковной общины и духовника.

— Для большинства людей в мiру Рождество — это в первую очередь семейный праздник, ну и, конечно, детский. Можете ли Вы вспомнить свои мечты, свои пожелания на этот праздник?

— Да какие там мечты… Вы забываете, в какое время мы росли, наше поколение. Про Рождество мы и не слышали ничего. Дед Мороз, ёлочка, Снегурочка, — вот и всё.

— То есть родители у Вас были невоцерковлёнными?

— Да, абсолютно. Мы даже и не слышали ничего этого, и не знали. Конечно, попозже, уже в подростковом возрасте, когда и в храм возможно стало зайти, — что-то узнавали. А так, всё церковное было настолько государством спрятано, что почти ничего этого и не видно было, и не слышно. Почти не присутствовала вера, церковные праздники. На Пасху, да, яйца красили, а на Рождество… Я даже не помню, чтобы его как-то праздновали в нашей семье и в других, с которыми общались.

— Чего следует братии избегать в наступившем году и к чему, наоборот, стремиться?

— Да, как и всегда. Избегать грехов, избегать страстей греховных, гордости особенно, избегать нерадения, непослушания. Жить по-монашески. Не только в этом году, а всегда нам это нужно делать.