

— Отец Варфоломей, расскажите пожалуйста о Вашем детстве, юности, как формировалось ваше отношение к труду?
— Родился я 11 июня 1952 года, в селе Казачья-Локня Суджанского района Курской области, как мне рассказывали, это был тёплый день. Семья у мамы была большая, в колхозе заработков практически не было, и поэтому через полгода мама отдала меня в детский дом. В дальнейшем моё детство было связано с путешествием по детским домам. В итоге я оказался в городе Курск, в детском доме №2.
В 1959 году, началась моя учёба в школе, так как мы находились в детском доме до пятого класса, то нам никуда не надо было ходить, школа находилась здесь. В классе, в котором я учился было около 30 человек. Детство мне дало много: нас приучали к труду, к сельскохозяйственным работам. У каждого из нас был небольшой приусадебный участок, у меня было две грядки, длинной три метра на полтора, и на эти грядки, я мог сажать всё что захочу, семена были в неограниченном количестве.
Когда ты живёшь в коллективе: в детдоме, армии, какой-то структуре, – это очень напоминает монастырскую дисциплину, но, конечно, это не совсем монастырь. В монастыре тебе приходится самому, через духовника, приходить к евангельскому монашескому образу жизни, к необходимости оказывать послушание и трудиться (в том числе и в молитве), чтобы духовно возрастать.Внешняя дисциплина послушания вроде бы очень похожа и там и там, но в монастыре все делается прежде всего ради Бога, а в мирских организациях о Боге или совсем не вспоминают или он где-то на заднем плане.
Когда мы заканчивали восьмой класс, начался набор в училище, в Донецке, его проводил Николай Иванович Протапенко. Я долго думал стоит переезжать или нет, ведь в школу, которая находилась в Судже приходилось ходить несколько километров, поэтому принял решение переехать в Донецк, где поступил учиться в ГОРПТУ №22 на столяра-плотника. Училище закончил в 1969 году с одной тройкой по дисциплине физическая культура. Я был небольшого роста, как и моя мама. Поэтому я начал заниматься спортом, чтобы подтянуть физкультуру и полюбил спорт. Помню, как в ПТУ я приходил на кухню, и бабушка повар подкармливала меня, она всех называла "Душенькой". В ПТУ, я не испытывал никаких обременений, нас водили в театры, на футбол. Еще мы часто ездили в цирк, где была цирковая бочка и там на мотоцикле с закрытыми глазами ездил мотоциклист, и я мечтал научиться кататься на мотоцикле, но это была не правильная мысль, так как это была бравада. Мы смотрели фильмы, особенно мне запомнились постановки "цыганка Аза" и "Вечера на Хуторе близ Диканьки". В сентябре нас отправляли на уборку урожая, мы собирали помидоры, виноград, арбузы. Всё было нормировано, например, надо собрать двенадцать ящиков винограда в день.
Когда мы выпускались из ПТУ меня направили в Шахтострой управление №5 при строительном тресте. Там я работал каменщиком, и достиг определённых успехов, мне доверяли класть наружную стенку.
— Вот ты гроботес и нужен. А после забрал к себе. Он меня спросил, какие ты соединения знаешь?
— Ласточкин хвост, в пол дерева, под 45 градусов, угловые соединения.
— Годишься.
Так я попал в роту ремонта машин, в город Веймар.
— Что вам запомнилось больше всего из вашей трудовой деятельности?
— Работал я в тресте жилищного хозяйства: сначала мастером, затем старшим мастером, был секретарём партийной организации, председателем товарищеского суда, председателем садоводства. Но вот что запомнилось больше всего. У нас на работе произошёл несчастный случай, который решил мою судьбу в дальнейшем. Это было, когда я работал на Северной станции аэрации в Ольгино, управдомом. Один брат вышел проверять отстойники куда попадал активный ил. Это ил с помощью насосов отправлялся за несколько километров на иловые карты. Проверять эти отстойники надо было с фонарём, но Владимир (так звали работника) пошёл с открытым огнём. Произошёл страшный взрыв, поскольку там был газ-метан. Владимир упал в котлован от взрыва. Бетонные кольца колодца разорвало как яичную скорлупу. Бетон упали внутрь, и тело Владимира находилось в самом низу.
Мне пришлось выехать на место трагедии вместе с милицией и судмедэкспертами. Меня попросили достать тело. Вместе с напарником, которого звали Виктор, нас опустили на стропах[1]
в котлован, глубина которого была девять метров. Мои ноги стояли на крюках, руками приходилось держаться за тросы, которые были разлохмачены, через перчатки я получал проколы, наверное, можно было получить заражение крови.
Мы нашли изувеченное тело Владимира. Взяв дощечки мы сделали «качельки» на крюках строп, и начали потихоньку поднимать тело.
Перед спуском мы прекрасно понимали, что это дело очень небезопасное, потому что неизвестно в каком состоянии находились оставшиеся бетонные кольца котлована, они могли обрушиться на нас. Помню перед тем как спускаться, я взглянул на небо в сторону Востока и подумал: «Аще останусь жив, уйду в монастырь». Сам не знаю как, но в голове это пролетело по старословянски. После того как подняли моего напарника, начали поднимать меня, в это время бетонные кольца и плиты зашатались от вибрации, которая шла от автокрана. Когда меня подняли, то сразу подумал: «Слава Богу, остался жив».
— Отче, расскажите пожалуйста, как началась ваша взаимосвязь с монастырями, с Валаамом?
Крест, который подарил мне мой духовник в 1999 году, до сих пор на мне, даже веревочку старался без нужды не менять. На скиту Александро-Свирского, я начал понимать, что такое духовная жизнь. После этого мне довелось побывать в Псково-Печёрском монастыре. Там ко мне пришло окончательное понимание: вот она моя жизнь. Но затем снова наступило время, когда я все-таки сомневался, что мне делать, в каком направлении двигаться. В этот момент мой друг Николай говорит: «поехали к Николаю Гурьянову[2]». На Колиной машине поехали к старцу. В монастыре нас к нему не пускает монахиня. Коля говорит ей: «ты чего здесь раскомандовалась, иди и скажи старцу, приехал Владимир, хочет знать – идти ему в монастырь или нет?» Выйдя от старца, монахиня говорит: «не только можно, но и нужно, и как можно быстрее». После благословения старца Николая, я снова поехал в монастырь на Валаам. На исповеди у Владыки Панкратия спрашиваю: как мне быть? Хочу остаться в монастыре, был на скиту, произошли такие-то перемены, уже не хочется покидать монастырь, для меня он стал близким, родным домом. Владыка ответил: поезжай домой, получи благословение от мамы. Мама не благословила. Но я приехал и стал рабочим, а потом трудился во славу Божию.
На скиту Александра-Свирского случился пожар и скитоначальником поставили монаха Варлаама. Отец Варлаам постоянно всех выгонял, но меня оставил, сказав при этом: «Володенька, оставайся, я тебя сделаю начальником», на что я ему не без гордости ответил: «отец, ты меня не можешь сделать начальником, это только по Воле Божией может произойти». Это был первый раз, когда я открыто пошел против начальства, совершенно не задумываясь над тем, что Воля Божия часто передается именно через начальствующих. Мы остались на острове вдвоем, я ему готовил. Сварю кашку, селедочку в молочке обмочу, почищу от косточек, а он говорит: «хорошо то как, Володенька, ты очень вкусно готовишь». Когда он ел, я ему читал святых отцов, а затем наоборот. Его келья находилась над моей и все время был какой-то стук. Я не мог понять что это за стук, но позже догадался, – это он бил земные поклоны, просил у Господа прощение.
Был такой случай на скиту: уснул я в келье и на меня пошли бесовские нападки. Свело руки и ноги, хочу перекреститься, но не могу. Потом все-таки встал, помолился Богу, иду в подвал, хочу приготовить себе покушать и вдруг слышу голос: «Иди туда, вот туда». — Да не хочу я никуда идти, некогда мне шататься здесь. А голос снова говорит: «иди туда!» И я пополз как кролик в пасть удава. Гляжу, а там стоят четыре ящика вина, которыми братья запаслись для служб, и голос говорит: «бери, никого же нет». Я очень испугался этого голоса, ведь я тогда вообще не пил… В итоге я выпил две бутылки, предварительно хитростью выпросив благословения у духовника отца Иоля, сказав, что нагретое вино мне всегда снимало температуру (а у меня действительно была высоченная температура, около 39), и духовник благословил. Видимо бесы хотели меня погубить таким образом, но слава Богу обошлось.
Еще вспоминается как Вадим Базыкин привез к нам одного художника, а в это время к нам на остров забежали три волка, чтобы спастись, поскольку лёд начал ломаться. Волки дожидались пока лёд станет крепким, выли. Художник очень боялся, даже в туалет выходил с бензопилой. Когда художник поделился своими страхами с отцом Иолем, то тот его отругал: «да какой же ты православный, раз волков боишься».
После скита Александра-Свирского, я попал на скит Всех Святых. Скитоначальником был отец Даниил, я был счастлив оказаться на этом скиту, но уже трудником.
Еще раньше, когда я был старостой в Храме Святого Апостола Петра, в Ольгино, Феликс Владимирович искал воцерковлённого столяра, для восстановления Александро-Свирского скита. Я всё бросил и поехал, но потом понял, что нельзя уходить без благословения, – если ты где-то назначен был Богом, тебя избрали старостой, то предварительно нужно попросить благословения у настоятеля. Когда мы пытаемся делать что то по-самочинию – это уже не от Бога, точно могу сказать, этому меня научил монастырь. По-самочинию или сразу ничего не получается или бывают плохие последствия. По-самочинию: считай, что ты напрасно, всуе, трудишься, а по-благословению – с тобой Господь.
Беседовал Николай Белавинский
[1] Металлические троса прикрепленые к автокрану для передвижения тяжёлых грузов
[2] Протоирей Николай Гурьянов, служил настоятелем храма во имя свт. Николая на острове Талабск (Залит) на Псковском озере, где прошло почти полвека его пастырского служения. Старец стяжал благодатные дары и помогал тысячам верующих.
Неусыпаемая Псалтирь – особый род молитвы. Неусыпаемой она называется так потому, что чтение происходит круглосуточно, без перерывов. Так молятся только в монастырях.
Видео 516033