Василий Фокин: От беды до Победы

Первый день наступившего 2020-го года встретил всех жителей Валаамского архипелага трагической новостью о том, что наше плавание и путь по бурному и непостоянному житейскому морю мы должны уже будем продолжить не в прежнем составе, а лишившись одной очень важной, необходимой части нашей большой валаамской семьи.

Василий Фокин – это целая эпоха Валаамского острова. Он, как добрый паромщик, связывал не только два удалённых друг от друга берега безбрежной Ладоги, – но и две эпохи: советской и нынешней российской, – через которые прошла свой нелегкий путь 30-летнего возрождения Валаамская обитель.

За его простоту и открытость, в большинстве своём, все его звали с любовью просто по имени: «Вася». Коллеги его и сотрудники большого валаамского флота с уважением именовали его «адмиралом» или просто по батюшке обращались: «Арсентьич».

За его капитанскую строгость, командный голос и приправленную армейским фольклором речь, некоторые его побаивались. За его никогда не унывающий характер и жизнерадостный юмор, большинство знающих его по-дружески любили. За его безотказность, бескорыстность и надёжную пунктуальность, все трудившиеся рядом с ним, его искренне ценили и тянулись к нему. Но все, знавшие Василия Арсеньевича, любящие и нелюбящие, – все искренне уважали его.

Как для большинства людей послевоенного поколения, воспитанных в стране с атеистической идеологией, для Василия был нелёгок путь воцерковления. Он, как человек чуждый всякой фальши, не хотел ходить в храм только ради галочки. Но ко всем отцам и монахам обители, жившим и следовавшим своим строгим убеждениям, он всегда сохранял и проявлял искреннее уважение.

Молился ли он? Думаю, что лучше всего на этот вопрос ответит мудрая русская пословица: «Кто в море не бывал, тот Богу не молился». А Василий Арсеньевич всегда славился своим бесстрашием перед суровыми Ладожскими штормами. И хотя хорошо знал о коварности этой бурной стихии и старался всегда трезво, понапрасну не лезть на рожон и никогда не рисковать жизнями доверенных ему пассажиров, – но если появлялась острая нужда и речь шла об опасности только для него, – то он мужественно и без лишних уговоров был готов исполнить любой приказ и пойти в бой со стихией.

И, может быть, в его каких-то тайных и сердечных молитвах откроется секрет того, что за всё его многолетнее служение капитаном ему удалось избежать каких-нибудь серьёзных и трагических катастроф, которыми так богата вся история мореплавателей.

Поскольку на острове находится воинская часть, то и служащие в ней офицеры могли найти в лице Василия Арсеньевича своего верного друга и безотказного помощника. И хотя получившие воспитание в интеллигентной среде могли смутиться иногда проскакивающим в его жизнерадостной речи ненормативным словом, – нужно не забывать, что в армии и на флоте таким языком не ругаются, а разговаривают. А те, кто давно уже знал Василия Арсеньевича, с удивлением замечали, что за годы его работы в монастыре он почти избавился и от этой привычки его суровой жизни.

Служение Василия Арсеньевича капитаном судна никогда не было для него просто работой с банальной целью зарабатывания денег. По всему оно было для него образом жизни и священным служением, во многом сродным и похожим со святым воинским долгом. Ибо суровая стихия моря не терпит никакой безалаберности и разгильдяйства, – и строго наказывает за это уроками, нередко ценою равной жизни. Поэтому всё, что касается судна и морского дела, у Василия Арсеньевича было связано с пунктуальной строгостью и требовательностью к своим подчиненным. Но всё это он исполнял, хотя часто и командным голосом, но с отеческой добротой и с хитринкой в улыбающихся глазах.

Говорят иронически, что одни люди отдыхают, чтоб работать, – а другие работают, чтобы отдыхать. Но в образе жизни Василия Арсеньевича можно было наблюдать, что ему всегда были чужды оба этих качества, – трудоголизм и празднолюбие. Ибо жизнь его была похожа более на жизнь воина, весь день которого, с рабочим временем и личным, посвящён и устремлён единственно к доверенному ему от Бога и людей Служению.

Наверное, только родители, которым было попущено пережить смерть своих детей, смогут понять, какое страшное испытание пережил Василий, похоронив своего единственного сына, после чего он запил. И за его многотрудную и суровую жизнь он успел приобрести эту болезненную зависимость алкоголизма. И было бы неправдой умолчать об этом тяжёлом и для него, и для близких Василия, этапе его жизни. Но не так важно, чем болел человек, и какие имел слабости, а то, как он с ними боролся – и с Божией помощью справился. И Василий был человеком крайне ответственным: поступая на работу в монастырь, дал обещание, что больше не запьёт никогда. И вновь явил нам, что был человеком слова. Если сказал кому-нибудь или обещал что-нибудь, то слово с делом для него едино.

На все просьбы он обычно отвечал по-армейски кратко: «сделаем», «всё понял», «приезжайте, всё организуем». И можно было быть всегда спокойным, что он придёт заранее, задолго и выполнит всё «кровь из носу», как и обещал, причём искренно и бескорыстно, по-Евангельски. Хотя он почти и никогда и не читал сего Евангельского слова, но жил по закону совести и чести, что в чём-то может быть примером для многих христиан.

Наверняка для всех знающих Василия Арсеньевича, он запомнился, как никогда не унывающий человек с обострённым чувством доброго юмора, умевший любить и уважать людей. А ведь иногда, находясь в бушующей стихии Ладожских штормов, когда кругом не видно берегов, и последняя надежда растворяется с морской болезнью, то как много значит радостное и весёлое словечко капитана, способное окрылить надеждой самую отчаявшуюся душу.

А ведь такие же шторма и разрушительные волны также часто бывали с окружающими Василия и на берегу, в стихии нашего многоскорбного житейского моря. Известно же, что сохранять всегда такое свойство доброго юмора и весёлости характера, даже в самые тяжёлые скорбные дни своей жизни, является качеством особого мужества и веры души человека.

И в конце нашего слова, посвящённого светлой памяти Василия Арсеньевича, хочется обратить внимание на очень символичное название его бесстрашного судна «Победа», которое по известной истории сказочного персонажа капитана Врунгеля часто иронически называли и «Бедой». Но, наверное, в этом сочетании «беда-победа» и есть трезвый взгляд на всю нашу человеческую многотрудную и многоскорбную жизнь, которая в большей части своего пути, воздвизаемого напастей бурею, и есть беда.

«Но в чём застану, в том и сужу», – говорит Господь (прим. ред.: приведенные слова встречаются у святого мученика Иустина Философа († между 156 и 166) в «Разговоре с Трифоном иудеем»). И кончина мореплавателя Василия всё же воистину – победа. В последний год своей долгой жизни он осознанно подготовился и прошёл в Валаамском храме Таинство генеральной исповеди за всю свою долгую жизнь. И в Неделю Евангельской притчи «О возвращении блудного сына», он сподобился причаститься Святых Христовых Тайн и войти в благоутробные объятия Отча.

Завершив же свой последний валаамский сезон, в последний путь всея земли, как и всегда через страшнейший шторм, он был привезён на его любимый остров, о возрождении которого он так переживал всем своим любящим сердцем. И за его любовь к этому святому месту сам был почтён великой честью быть похороненным на Игуменском кладбище, за алтарём святого храма в честь всех преподобных Отцев, – близ великих тружеников и подвижников, святых строителей и игуменов валаамских.

Да исполнится и на нём Евангельское слово Спасителя, что «последние будут первыми, и труждающиеся упокоятся, и обремененные благим игом любви Христовой да обрящут вечный покой душам своим». Аминь.

Иеромонах Давид (Легейда)